(больничное)
В хандре бинтов и карантина
Об стенку съежишь кожу лба;
Шершава белая равнина,
Хотя б и встала на попа.
Ее причудливую карту,
Уж верно, знал и Геродот,
А царство древнее Урарту
В июле белят каждый год.
Тут все мертво - моря, руины,
Лишь сам себе нукер и хан
Средь вертикальныя долины
Гарцует дикий таракан.
Вот мчится он в клубах известки
В поход на юг от плинтусов -
Джигит, ударник продразверстки,
Исчадье собственных усов.
Он Тамерлан барханам белым,
Степям отвесным Искандер,
Тут хошь-не-хошь, а - para bellum,
И - a la guerre comme a la guerre!
Разведчик, бабник, забияка,
Восьмиконечный скруток жил,
Засохших корочек рубака -
Да он и вправду заслужил,
Чтобы костлявая старушка
По-царски встретила его -
Как Павла Первого - подушкой -
Большого пальца моего.
Но я ему дарую милость,
Надежду тихую храня
На адекватную брезгливость
Того, Кто смотрит на меня.
ГРУСТНЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ
НЕХОРОШЕГО ЧЕЛОВЕКА
В ПЕРЕХОДНЫЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ПЕРИОД
I
Четвертый день маркиз де Сад
Через окно глядит на сад,
Меланхолически уста
Ладошкой подперев.
Четвертый день перо и кнут
Вотще хозяина зовут
Вернуться к белизне листа
И ягодицам дев.
Все - ад чернильниц и темниц,
Мольбы нагих отроковиц,
Руссо и соус провансаль -
Обрыдло все. И вот
Уже острит версальский двор:
"Мадам, слыхали? Кель оррёр!
Де Сада мучает печаль,
А не наоборот!"
Да отчего же, например,
Хандрить не может изувер?!
А впрочем, пусть острят - потом
Пошутит термидор.
Eh bien, сварганил бы и он
Им la petite revolution,
Но тут нужней не кат с кнутом,
А с розгой гувернер.
II
Вообще, у всех бывает так -
Бежал, бежал и вдруг иссяк,
Присел, увял, насупил бровь:
Зачем бежал? Куда?
Вот он - певец заплечных дел,
Он Музу Боли вожделел,
Он рифмовал любовь и кровь,
Любовь и смерть, о да!
Он был в любови отродясь
Как триумфатор сюр ля пляс,
И вдруг как молнией - шарах! -
Что эта "пляс" - Пигаль,
И твои жрицы кому хошь
"Боюся" делают за грош,
Копая пальцами в носах, -
Уи, мон женераль...
III
Маркиз де Сад, поэт и кат,
Глядит на тлеющий закат,
Он догорит - бабахнет ночь
Плюмажами ракет.
Не до забавы маньяку,
Не в состоянии тоску
Ни объяснить, ни превозмочь
Убийца и поэт.
Он утомился вожделеть,
Ему охота не хотеть,
Он чует - в мареве ночей
Чего-то там грядет...
Еще безумствует Версаль,
Еще апрель не флореаль,
Еще не знает часа "Ч"
Чумазый санкюлот,
Еще всего лишь от любви
Теряет голову Луи,
Но за балами невдомек
Изящным острякам,
Что как жующий сухари
От хруста глохнет изнутри, -
Так оглушен Париж "вжиг-вжог"
Ножей по оселкам.
Злодей уставился во тьму.
Ах, как не хочется ему
Свои права на боль и смерть
Плебеям отдавать!
Так, может, вправду - с голытьбой
Да на Версаль? Луи - долой,
А королеву взять за... Merde!..
Опять, опять, опять!!!
Ну нет, пускай простолюдин
Один сосет у гильотин
Свою свободу и т. д.
Из венценосных шей,
А вдохновенному певцу
Водиться с чернью не к лицу.
Егалите? Фратерните?
Взашей, мон шер, взашей!
Он, Франсуа маркиз де Сад -
Всему на свете супостат,
Свободен, аки Люцифер,
И столь же одинок.
А что mon Dieu? Да ё-моё!
Какой-такой, к хренам, mon Dieu?!
Там пусто! Доказать? Мон шер,
Весь мир тому залог.
IV
Тускнеет Млечный миллиард
Над силуэтами мансард.
Встречают пятый свой восход
Терзанья палача.
Магистр мучительных наук
Глядит в окошко, где паук
К жужжащей пленнице ползет,
От голода урча,
И думает: "Вот я, де Сад,
Я всем на свете супостат,
И даже этот вот паук
Вползает в их число.
Но если мне его убить,
Спасется жертва. Как же быть?
Ведь это властелину мук
И вовсе западло".
Двойным ударом башмака
Решив софизм наверняка,
Маркиз опять взгрустнул за жизнь
До судорог аорт.
А сверху в облачной ладье
Несуществующий mon Dieu
Грустит за ката, опершись
На кучевой фальшборт.
Он мановением руки
Де Сада спас бы от тоски,
Да ведь возьмется за свое
Тогда прелюбодей,
Но и терпеть его тоску
Невыносимо старику,
Всех жалко грустному mon Dieu -
И жертв, и палачей.
Вот так и мучаются два
Неглупых, в общем, существа.
А что их, собственно, гнетет? -
Банальная хандра!
D'ailleur, кому сейчас легко?
Вот слоган фирмы Dieu & Co:
Встает светило, смерть грядет,
И жизнь идет, ура!
Верю: ты измучилась... Надо онездешниться.
Игорь Северянин.
На Канарах осмуглена, от кутюр обутичена,
Вы садитеся вечером в голубой "лэндровэр",
Ваша свита - секьюрити, чей прищур - зуботычина,
И затянутый в черное элегантный шоффэр.
Вы устали от пошлости, вы прикажете: "За город!"
Опаляют вас грезы, как аутодафе.
Вы хотите ликера из жасмина и сакуры,
Вы мечтаете кофэ пить в изящном кафэ.
Вы от грубой реальности и желаете только-то -
Кабачок поизысканней отыскать наобум
И пройтись, каблучкуя, к эксклюзивному столику,
Источая бутончато импозантный парфюм.
Чтоб затих сразу гомон в этом пьяном виварии:
"Как к лицу ей фьолетовый кардиган от Шанель!" -
И в углу - вы заметите! - засиренятся карие
Очи милого юноши, чья улыбка - апрель.
Пусть он будет поэтом! Ах, ну пусть, ну пожалуйста!
Пусть он вас обожает, всю в напевах сонат,
Чтобы вместе вам радостно вдоль прибоя бежалося
В той стране светозаревой, где лазорев закат.
Вы туда вслед за юношей упорхнете, как бабочка.
Что вам жалко в Реальности, коль манит Идеал?
Толстосума законного? Иль кредитную карточку?
Лишь бы он был поэтом! Лишь бы только позвал!
И когда в вашем взоре он прочтет эти ракурсы
И приблизится робко попросить адресок,
Вы очнетесь и рявкнете: "А выкуся-накося!
Щас, ага, - разбежалася! Охерел, фраерок?!"
И поднявшись изысканно, отряхнув элегантно так
Эксклюзивной салфеткой импозантный костюм,
Вдаль уйдете походкою вы импозантною,
Источая изысканно эксклюзивный парфюм.
Мизинчика сосисочка,
Алмазный перстенек,
Сопи спокойно, кисочка,
Сопи, мой мужичок.
Не плачьте, мама с папенькой,
Глядите, как он мил!
Брильянтовою запонкой
Он сердце мне пленил.
Небесная мелодия,
Земное волшебство,
Я шла тогда на подиум,
А вышла за него.
Пускай твердят, что лысенький, -
Хоть лысенький, да мой!
Зато какой он низенький,
Компактненький какой!
Четыре подбородочка
У пусечьки моей.
Он любит кушать с водочкой
В сметане карасей.
Сопи спокойно, мопсик мой,
Бай-баюшки-баю,
Намаял за день в офисе
Попенечку свою.
Не рви, пострел, порочное
Мое дезабилье!
Опять во сне ворочаешь
Мильонами у.е.?
Сложи под щечку рученьки,
А то влеплю раза,
Кредитный попрыгунчик мой,
Дебетный егоза.
Тьфу-тьфу на экономику,
Спи, непоседа мой!
Семь пядей в этом лобике,
А пряди ни одной.
По лысенке я пусеньке
Ладошкой проведу.
Удаченьку науськаю,
Злосчастье отведу,
Чтоб лизинги и холдинги,
Несли ему доход,
А всякие дефолтики
Совсем наоборот,
Чтоб с тихою улыбкою
Заснул скорее он,
Свистя курносой пипкою
Мне в пуп, как в микрофон.
Пусть сон тебе пиарится,
Спи, сладкий бузотер,
В шкафу сидеть запарился
Поджарый стриптизер.
Три дня искали мы в тайге
Капот и крылья.
Визбор
Мадмуазель! Я в курсе, что не дюже
С фантазией у вас. Но - силь ву пле! -
Поднапрягитесь: небо, Север, стужа,
Аэроплан, несущийся во мгле,
И летчик-испытатель за штурвалом
(Кожанка, скулы, иней на бровях);
В бензопроводе что-то отказало,
Мотор стучит... Короче, дело швах.
Он валится в пике меж облаками,
Он тащит рвущийся штурвал к себе
И материт, играя желваками,
Очкариков из, мать его, КБ.
Он молится за чертов "черный ящик",
Чтоб грохнуться на тундру или лес,
А не в болото, где их не обрящут
Ребята в желтых куртках МЧС.
И бьет его машину, и вращает
Высокоатмосферная метель,
И медленно обоих поглощает...
...Ну? Как картинка? А, мадмуазель?
Порою неплохой ведь я писатель?
Хотя сейчас - идет оно к чертям.
Сейчас я сам как этот испытатель:
Я уважение испытываю к вам.
И точно так же я, с губой вприкуску,
Пытаюсь тщетно выйти из пике,
И точно так конструкция нагрузки
Не вынесла... Земля невдалеке,
Я падаю, как некий Талалихин,
На парашют уже надежды нет.
Мадмуазель, не поминайте лихом!
...А если через пару-тройку лет
Сын спросит вас: "А что же с папой нашим?" -
Ответьте карапузу через всхлип:
"Наш папа испытатель был бесстрашный,
На Крайнем Севере он, сыночка, погиб".
Взгляните, любезная Катенька:
Зарос бузиной огород,
А в городе Киеве дяденька
Согласно прописке живет.
Гуляет себе по Крещатику,
А здесь вот, над Вами и мной,
Не репой, не луком, не щавелем
Зарос огород, - бузиной!
Научное, Катя, мышление
Привыкло искать отродясь
В любых непонятных явлениях
Причины и взаимосвязь.
Учеными, Катя, доказано
Давным, мой дружочек, давно:
Все в мире взаимопривязано,
Все тесно переплетено -
И это, простите, растение,
И тот, извините, хохол...
Зачем только мы исключение?
Природе претит произвол?
Растет бузина в огороде,
У Кiеви дядька живэ.
Давай подчинимся природе
Вот прямо вот здесь на траве?
СОНЕТ О ПРАВИЛАХ ПРОТИВОПОЖАРНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
С окончанием зимы и наступлением теплого периода существенно
возрастает риск возникновения и распространения пожароопасных ситуаций.
Инструкция
Весною похоть множит метастазы.
Вот и тебя однажды по весне
Внезапно, словно пламя нефтебазу
Охватит вожделение ко мне.
Начнется все, как водится, во сне
От искры где-нибудь в районе таза,
Потом займутся гордость, воля, разум -
И вся испепелишься ты в огне.
Так для чего же мучиться напрасно?
Ведь ты уже сейчас огнеопасна,
А я... А я пожарный твой.
На всякий случай на-ка мой дежурный,
Мой верный, мой надежный, мой пурпурный
Огнетушитель с пенною струей.
Не горюй и не ахай,
Про обиду твердя,
Если как-нибудь на хуй
Я отправлю тебя.
Не буквально! - едва ли
Ты настолько уж мил,
Что собой генитальи
Чьи-нибудь вдохновил.
Нет, тот фаллос могучий,
Цель дороги твоей -
За астральною кручей
И во мгле эмпирей.
В сфере трансцендентальной,
Средь ионовых струй
Скрыт тот хуй идеальный,
Всем хуям архихуй.
Как идея Платона,
Вне пространств и времен
Непреклонной колонной
Возвышается он.
Низ укрыт темнотою,
А покатый торец
Окружает грядою
Крайней плоти венец.
Не тюрьмой и не плахой
Искупая вину,
Тени посланных на хуй
Там томятся в плену.
Там одних только буйных
Мудаков, например,
Просто хуева уйма!
Не теряйся, мон шер,
Не канючь и не хныкай,
Вспоминай, как Орфей
За своей Эвридикой
Лазил в царство теней,
Как витал над геенной
Ошарашенный Дант,
Так и ты - будь смиренный
На хую экскурсант.
Лица, встречи, пейзажи -
Все фиксируй в тетрадь,
Чтоб потом репортажи,
Словно Данте, издать.
Твой трактат "О залупе"
Я, быть может, прочту
И пошлю тебя вкупе
С тем трактатом в пизду.
НОВЫЙ РУССКИЙ РОМАНС
Я, это, - собираюсь в дальний путь;
И, так сказать, прощаюсь с отчим домом.
Блаженства, блин, в краю, блин, незнакомом
Взыскует, блин, истерзанная грудь.
Какую участь мне готовит рок?
Лишусь ли я в угаре наслаждений
Всех этих - как их? - милых заблуждений,
И став типа циничен, одинок,
Я, это, слышь, - наведаюсь сюда
На склоне лет, годов своих на склоне
Богатым и несчастным (не, ты понял? -
Богатым и несчастным - понял, да?).
Прикинь? И ветерок с родных святынь
Развеет мои волосы седые...
Во-о-от, значится... И пацаны младые
Мне стрелку не набьют уже, прикинь?
А может быть, напротив, фатум злой
Настигнет меня в странах незнакомых,
И я вернуся весь такой в обломах,
Весь из себя покоцаный такой...
Короче, хрен пропрешь, чё от чужбин
Мне ожидать; темна моя дорога.
Как грустно, блин! Тоска, блин, и тревога
Снедают грудь истерзанную, блин.
* * *
К нам в провинцию, в царство зимы,
Он приехал из стольного града,
И скучал здесь, конечно. А мы
Простодушно ему были рады.
Только наша радушная дань
Иноземцу была непривычна.
Все ворчал он на глушь-глухомань,
Все скорбел об утехах столичных.
Что ж, и вправду заброшен наш край,
И живем мы не слишком шикарно.
Щи да каша - вот весь наш night life,
Нам пожрать бы - и все Монте-Карло.
Но гостей мы любили всегда
И ему как могли угождали,
И такую, как наша еда,
Он в столицах едал-то едва ли.
Днем сметанка, с утра - молочко,
На обед и на ужин свинина,
Кулебяка, картошка с лучком,
Вечерком - самогон на рябине.
Стал пригож он, румян и щекаст,
Привыкал потихоньку к гармони,
Но про наши законы, про нас
Ничегошеньки так и не понял.
И когда на последнем пиру
Он увидел Большую Кастрюлю
На огне, в пузырьках и пару, -
Даже глазки его не моргнули.
Мы всегда уважали гостей,
И об этом икали: "Однако,
Европеец до мозга костей..." -
И швыряли те кости собакам.
Смотрите, вот великий человек!
Фридрих Ницше
Если пидор - значит, в блузке;
Если в клинче - значит, брэк;
Если русский, если русский -
Стало быть, Сверхчеловек.
Немцам, чукчам, финнам, грекам
(Я молчу уж про мордву)
Трудно стать Сверхчеловеком,
Русскому же это - тьфу!
Широка его походка, -
Ого-го-го! - груди объем!
Суперводку в суперглотку
Льет он суперстаканом.
В вашингтонах Супермены
Разевают тщетно рты
На его сверхпелемени,
Или, попросту, манты.
А портрет его пиписки
Лучше точками закрыть,
Чтоб читательницу в искус
Понапрасну не вводить:
.......................................
.......................................
.......................................
..................................!!!
Да куда там Супермену!
Что там твой Гаргантюа!
Заливается сирена,
Как дитя: "Уа-уа!" -
Это он выходит в поле
Порезвиться вчетвером
С СуперВасей, СуперКолей,
И, конечно, СверхПетром.
У него душа большая,
Как живот борца сумо,
Рядом завистью пылают
Многочисленные чмо;
Им, как он, охота в литрах
Мерить жизни путь и прыть..
...Не согласен Ницше Фридрих
С этой речью, может быть,
Только Фридрих под прибором
Весь расплющится вот-вот, -
Под прибором - тем, с которым
Он на Фридриха кладет.
(протяжная сибирская песня)
Далеко-далеко за Уралом,
Возле славного моря Байкал
Под пуховым большим одеялом,
Притаившись, малютка дремал.
Одеялу конца нет и края,
Сладко давит на плечи оно,
И малютка, протяжно зевая,
Снисходительно смотрит в окно
За окном буря зимняя люто
Круговертит студеную тьму,
А малютке в кроватке уютно,
И тепло, и дремотно ему.
То зажмурится он, то сожмется,
То ладошку под щечку сует,
То на левый бочок повернется,
То на правый себя повернет.
Ему надо идти на работу,
Там его ожидает беда,
Но решает малютка: чего там!
Не пойду-ка я лучше туда.
Буду спать, говорит, до обеда,
Потому что вставать не хочу,
И к друзьям, говорит, не поеду
И к зазнобушке не полечу.
Лучше я, говорит, постараюсь
Досмотреть удивительный сон!
И до самых ушей улыбаясь,
Потягушеньки делает он!
Хорошо, хорошо, ребятушки,
Никогда никуда не вставать,
Обниматься с любезной подушкой
И блаженные слюнки пускать!
(драма)
__________________________________________________________________________________
Спальня. В широкой постели томно раскинулась полуобнаженная Д а м а.
На краю в расстегнутой рубашке сидит П о э т, стаскивая носок.
За дверью раздается шум, Поэт и Дама вскакивают.
Тихими тяжелыми шагами в комнату заходит Г р а ж д а н и н.
Г р а ж д а н и н
Что здесь ты делать собирался?
(Даме)
Кто он?
Д а м а
(испуганно)
Поэт...
Г р а ж д а н и н
Я жду вестей!
П о э т
Я переспать намеревался,
О гражданин! с женой твоей!
Г р а ж д а н и н
Не спи, не спи, художник, с ней!
П о э т
Слова не мальчика, но мужа!
Г р а ж д а н и н
Не спи! Твой разум и талант
Сейчас России больше нужен,
И если ты не оккупант,
И слово "Русь" для сердца мило,
Взгляни окрест: беда опять
Отчизну нашу затопила!
В ком чувство долга не остыло,
Тому теперь не должно спать!
П о э т
(показывает кончик мизинца)
Да я ж немножко! На понюшку!
Г р а ж д а н и н
Твой торг бесстыж, как воровство!
Супруга Русь, а не подружка,
Ей отдают себя всего.
А если ты рожден пиитом -
Вдвойне отдай священный пыл!
Иль ты решил прослыть наймитом
Дестабилизицьонных сил?!
П о э т
Каких, пардон?
Г р а ж д а н и н
Де-ста-би-ли-зи-
Ционных, черт бы их побрал!
И средь трагических коллизий
Воспеть красотку, ножку, бал,
Свиданье? Так? Стезю такую
Ты выбираешь? Дай ответ!
П о э т
А что?
Г р а ж д а н и н
Я выбрал бы другую,
Когда б я был, как ты, поэт.
Чтоб с тем злодеем не сравниться,
Что чуть беда, едрена мать,
Он - прыг! - на бабу взгромоздится
И нуте задницей сверкать!
К нему придешь, возьмешь за ухо,
Перстами тычешься в плечо:
Вставай, дурак! В стране разруха!
Вставай! Уж начался отсчет
Ея последния секунды,
Что, дескать, жить негоже так!
Мол, в экологии цугундер
И в экономике бардак!
И ведь посмотришь: вникнуть хочет!
Губу закусит, морщит лоб,
Пыхтит, глазенки скособочит,
А сам, мерзавец, еб да еб!
Ну что ты будешь делать, право!
Вот хоть ты бей его, хоть режь!
Где на таких найти управу?
Как половчей проесть им плешь?
Стенает Русь от вакханалий!
А свора купленных писак
Сие крушение морали
Зовет в газетках знаешь как?
"Закономерные процессы"!
И лезут, лезут из щелей
Остервенелые повесы,
Совокупленцы всех мастей;
Отчизнофобы, бабофилы,
Они хотят в годину слез,
Чтоб все и вся лишь семя лило!
Но - поднимается вопрос!
Он жгучий, как гиперболоид,
Фатальный, как метеорит:
А кто Россию обустроит?
Кто государство воскресит?
Сии? - жуиры, развлеканцы?
Ну, друг сердечный, насмешил...
Они ж в бесовских танцах-шманцах
Спалили весь гражданский пыл!!!
Служенье долгу им не любо,
Им люб лишь с барышень барыш!
На что им Русь? Что им Гекуба?
С Гекубой-то не переспишь!
От будней праведных, суровых
Они смываются в свое
(Не побоюсь дурного слова)
Бомбоубежище! В нее!!
В пизду!!! И высунуть не смеют
Оттуда нос ни на вершок!
Им горькой истины милее
Кусочек плоти между ног!
О, этот орган не застынет
От оскорбления святынь...
Ответствуй, бард! Ужель ты с ними?
Окстись! Одумайся!! Остынь!!!
Возможно ль в горестныя лета,
Когда Отчизна на краю,
Великоросскому поэту
Чирикать девкам айлавью?!
Вострепещи! И виждь! И внемли!
Исполнись волею моей!
Покуда руку дух подъемлет
На струны должно падать ей
И петь Отчизну! До утраты
Последней капли крови! До...
П о э т
(внезапно воодушевившись)
До воспаления простаты!
До почечуя!
Г р а ж д а н и н
(с радостным удивлением)
Та-ак, ото...
П о э т
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть справедливый суд! Он ждет!
Г р а ж д а н и н
Ведь можешь! Может!
П о э т
Дело свято!
Народ освобожден, но счастлив ли народ!
Г р а ж д а н и н
Давай-давай!
П о э т
Мильон терзанья!
Разбит божественный фиал!
Минуты верного свиданья,
Смеясь он дерзко презирал!
С своей карающею лирой!
Один как прежде и убит!
И се злодейская порфира
На галлах скованных лежит!
Иль тот который для затей!
Сам погружен умом в зефирах!
Природа мать когда б таких людей!
Ты иногда не посылала миру!
Заглохла б! Нива!! Жизни!!!
Г р а ж д а н и н
Вот,
Теперь я вижу - патриот.
Теперь, пожалуй, я с тобою
И поделюсь своей мечтою...
Она давно меня грызет...
(Приобнимает Поэта за плечи, задушевно)
Мечтаю я к тому ловласу
В минуту неги как-нибудь
Подкрасться с лирой сладкогласной
Да как над ухом - бряцануть!!!
П о э т
И там два раза повернуть
Свое орудие!
Г р а ж д а н и н
Прекрасно!
Великолепно! В добрый путь!
Нам не страшны его ухабы,
Засады, вьюги, мрак и мгла!
И чтоб...
П о э т
И дабы.
Г р а ж д а н и н
Что?
П о э т
"И дабы".
Г р а ж д а н и н
А, да. ...И дабы не слыла
Отчизна матерью бездетной
Клянемся мы ее любить
Конкретно, зримо, беззаветно,
Покуда голову носить
Способна шея...
П о э т
Выя.
Г р а ж д а н и н
Выя.
Отдай себя родной стране!
П о э т
Да, и такой, моя Россия,
Ты всех краев дороже мне!
Г р а ж д а н и н
Мы будем ей верны до гроба!
Дай руку!
П о э т
На!
Г р а ж д а н и н
Грядет пора...
Д а м а
Проваливайте в жопу!!! Оба!!!
Г р а ж д а н и н
...пора побед!
П о э т и Г р а ж д а н и н
(хором)
ГИП-ГИП-УРА!
(Проваливают).
* * *
Cвятославу Михайлову
Средь веселящегося люда,
С угрюмой думой тет-а-тет,
Стоит озлобленное чудо,
Его фамилия поэт.
Он раздражен. Он хочет пива.
Вокруг девчонок табуны,
Вокруг палят жизнелюбиво
Из пистолетов пацаны,
И не спешат ни те, ни эти,
Осанну гению трубя,
Преподносить ему букеты,
Навалом денег и себя.
Девчонки бедрами и торсом,
А также грудью шевелят,
Но манкируют стихотворцем,
Зане он грузит и лохмат.
Оне танцуют и хохочут,
И снова грудью шевелят,
Оне оттягиваться хочут,
А загружаться не хотят.
Чем звуки сладостныя лиры,
Им безразмерно больше мил
Толчками бьющийся в эфире
Оптимистичный имбецил.
...Не дрейфь, братан! Нахохли удаль!
Когда кишат весельчаки,
Поэт обязан быть занудой
И проповедником тоски!
Не смей писать для всякой швали,
Она тебя поймет едва ль,
Но будь бабрак среди кармалей,
А средь бабраков будь кармаль!
Во имя чистого искусства
Поэт, как царь, живет один.
...И пацаны по спелым люстрам
Шмаляют лихо из волын.
Я ТОЖЕ ДОЛГО БУДУ ЛЮБЕЗЕН НАРОДУ
Я давеча видел картину:
На рынке, у всех на виду
Уткнувшийся в стену мужчина
Справлял небольшую нужду;
Искрилась струя биссектрисой
Янтарно на ярком свету, -
Не писай, мужчина, не писай!
Не писай у всех на виду!
Негоже учтивым джентльменам
Прилюдно вытаскивать фалл,
Поскольку весьма сокровенным
Задуман был сей ритуал.
А ты, словно башня над Пизой,
Вознесся во всю срамоту, -
Не писай, мужчина, не писай!
Не писай у всех на виду!
Постой, оглянись ошуюю,
Одесную... Видишь - страна?
Нужду ведь не просто большую -
Великую терпит она!
Но терпит! Хоть с миною кислой,
Хоть ей уже невмоготу, -
Не писай, мужчина, не писай!
Не писай у всех на виду!
Дефолтом, коллапсом и комой
Чревато твое удальство,
Ведь дверь Европейского Дома
Закрыта для нас оттого,
Что запах таких экзерсисов
В Европе сейчас не в ходу, -
Не писай, мужчина, не писай!
Не писай у всех на виду!
А если б вообще кто угодно
Повсюду снимал бы штаны,
И сам Президент всенародно
Пописал с Кремлевской стены?!
Неужто с таким фронтисписом
Ты русскую мыслишь мечту?!
Не писай, мужчина, не писай!
Не писай у всех на виду!
...Вот так я, гремящей строкою,
Как некий иной Ювенал,
Порок обличал, и за мною
И стар поднимался и мал,
И рыжий, и пегий, и лысый
Скандировать присказку ту:
"Не писай, мужчина, не писай!
Не писай у всех на виду!"
Не смог бы никто, безусловно,
Противиться воле такой,
И начал мужчина духовно
Вздыматься, расти над собой!
До самых сердечных районов
Мой пафос в мужчину проник,
И тут он вздохнул умиленно
И сделал ширинкою "вжик".
Как взор его сразу стал ясен!
Как сердце запело в груди!
И он зашагал восвояси
По честному - верю! - пути,
Прозревший, распахнутый свету,
Душой иллюстрируя всей,
Как действенно Слово Поэта
На нравы Отчизны моей!
ОДНОПОЛЧАНАМ
Когда б не смутное стремленье
Чего-то жаждущей души,
Я б здесь остался...
Пушкин
Во дни желаний и веселий,
Когда был буйным наш союз,
Над нами ангелы висели,
Как мошкара, - кишмя, клянусь!
Такие махонькие с виду,
Да каждый с нимбом золотым;
Сопели ангелы сердито,
Что мы не очень внемлем им.
А снизу, где коренья вились
Под непрозрачною землей,
Ощерясь, демоны клубились
И тоже звали за собой.
Но было нам тогда, хоть тресни,
Бузить в словесной кутерьме
Всего на свете интересней,
Всего на свете и во тьме.
И мы все наши финтифлюшки
Из ритма, рифм et cetera
Шептали женщинам на ушко.
Кричали женщины: "Мура!!!" -
И в воздух чепчики бросали.
Да так, что лайнеры порой
Ориентацию теряли
В метели этой кружевной!
Сбивались с курса, их болтало,
А попадали кружева
В турбину - гробились, бывало!
(Но это редко, - раза два.)
...Какие девы нас любили!
Как они нам глядели в рот!
А что ж, бишь, мы им говорили?
А все, что в голову взбредет!
Но как неистово, как пылко!
И ангелы, гудя в клаксон,
Снижались бить нас по затылку
Перстами легкими, как сон.
Мы были им не антиподы,
Мы просто жили, как Мальбрук,
Но ждали пуще дней похода
Дней менструаций у подруг.
О, жажда крови! Вспомнить только,
Как ты с томленьем упыря
Нетерпеливою иголкой
Дырявил дни календаря,
Согласный с мненьем Окуджавы
Что стихотворцу отродясь
Не заслужить надежной славы,
Покуда кровь не пролилась.
А за исходом окаянным
Иной проглядывал посыл:
"Голодной славе Дон Гуана
Приязнен влажный зев могил..."
Но даже смерть была - умора,
И приглашали мы на спор
К себе на ужин Командора,
И был подобен Командор
Командировочному мужу,
Хотя б из очень дальних стран:
"Ты звал меня..." - Я звал на ужин,
А щас обед. Пшел вон, болван!
...Две бездны, словно два кредита,
Тянули нас на свой баланс.
Сопели ангелы сердито,
Шипели демоны, клубясь.
Две бездны, словно две колонки
Нам громыхали вразнобой
По барабанным перепонкам;
Но лучше две, чем ни одной.
И лучше так, гораздо лучше,
Чем по законам площадей
Жить от подачки до получки,
И после теленовостей
Перекурить в унылой позе,
Низвергнуть прыщик на грудях
И обреченно поелозить
По рыхлой тетке в бигудях.
Пускай лелеют их перины
Мечты чудовищных утех,
Но им, не знающим святыни,
Откуда знать, чем сладок грех?
...Музыка жгла, гремели танцы,
И я там был, и мед я пил,
И я б навеки там остался,
Все пировал бы этот пир,
Справлял сплошное деньрожденье,
Когда б...
О да, перепиши:
"Когда б не смутное стремленье
Чего-то жаждущей души".