Наталья Выборная

БРЕШЬ

 * * * * *
 
 Мне пустота стеклянной тары
 Дороже всякого напитка.
 Не Евангелие, не Тора,
 А философия избытка
 Пессимистического «нечто»
 В слезинках водки, где помада
 На сколах рюмки умирая,
 Визгливо требует: «Не надо»
 
 
 Пиковая драма
 
 Пасть не в масть
 Пиковой дамой выпасть
 Не ожидали,
 Ась?
 На-ка сё выкусь,
 Тройка, семерка, туз
 Трус не трусь,
 Только я поперёк
 Планам сердечным,
 Йок!
 Шее ошейник, петля,
 Не вопреки – для,
 Терновый венец,
 Пиковый пиздец,
 Я!
 
 
 
 мартовское
 
 зима недотрога
 жижей с порога,
 бликами солнца-
 зрачками разврата
 соблазнена, и зачаты
 сердечных диверсий даты
 пикой Амура 
 насквозь натуру,
 тешится бог,
 хлюпают иды
 в царстве либидо
 кровью меж ног.
 
 обычный день
 
 обычный день под солнца позолоту…
 подделка мастера, фальшивый дубликат
 с намеком на сизифову работу,
 адамов рай с проекцией на ад,
 квадрат Малевича – Джаконда для слепого,
 чекушка в пониманье алкаша,
 подаренная богом погремушка
 в безжалостных ручонках малыша 
 
 
 
 * * *
 
 ваш мерседес всегда готов,
 как тигр, не знающий одышки,
 газели, кошечки, мартышки -
 гвоздь в колесо моя любовь,
 140 по хайвею, поворот…
 господь простил, но ангел не поет
 
 
 
 ** Пах**
 запах,
 запАх
 пах ее, ух!
 пах бы не пах,
 то был бы
 как пух
 о, пух
 опух
 оп, ух! –
 ёмок
 юбки запАх
 за пах…
 те-ло О-телло
 зе-ло хо-тело
 те-ла о, Е-вы
 ли-ки-е де-вы
 где вы?
 
 
 
 * * * * *
 февраль полощет мокрое белье,
 и снега одеяло прохудилось,
 вновь умирая возродилось,
 святое нежелание мое
 твоим богам молиться в упованье
 на райский сад до самого утра
 на астмою простуженном диване
 с периной из «ни пуха, ни пера»
 мне и другим, и третьим, и десятым
 двадцать девятым високосным днем,
 сводя повествованье к многоточью,
 а рифмы – к оправданию «живем»
 
 крым
 
 коралловые нити тамариска,
 глициния на склонах Коктебеля,
 у пляжа мелкий бисер одалисок
 наложниц из соседнего отеля,
 здесь дарит море женщин в час прилива,
 в долинах золотого винограда
 резвится Бахус крымского разлива
 янтарный бог вселенского разврата
 
 
 * * * * * 
 Мой мир – диван, и стол с листами
 Мне заменяет белый хлеб.
 Бог говорил мол де …словами..,
 Но как далек тот Назарет,
 А современные иисусы
 Столь не распяты и безусы,
 Что им прощается вина,
 Вода творится из вина,
 И тридцать сребреников много,
 Чтобы из бога сделать Бога. 
 
 * * *
 
 Господи, прости за графоманство,
 За убийство чистого листа,
 Не прими признанье за жеманство
 У литературного креста.
 Я печаль вводила внутривенно,
 Не за эти ль, боженька, грехи
 Умерщвлял мои ты, внутричревно,
 От любви зачатые стихи?
 Не Пегасом жизнь хромая кляча
 К Непарнасу рифмы понесла,
 Видно ведьма, косы в травах пряча,
 Подменила лошадь на осла.
 Господи, прости за графоманство,
 За убийство чистого листа,
 Стихоплетство, бред и хулиганство
 У литературного креста.
 
 
 Заклинание 
 
 Хранители любли, любители ебли,
 Души управители, тела констебли,
 Весенних оргазмов коварные иды,
 Неврозов осенних мечи Немезиды,
 Еврейские зехеры, русское «бля»
 Изыдьте на веки, покиньте меня!
 Двуядрого мозга извилистым грехом
 Коли меня надвое грецким орехом.
 Коростой забвенья в могиле сырой
 Живой или мертвой - не стану другой.
 Не бабкой, не деткой беременной бесом,
 Читай, как попало, считай поэтессой.
 
 * * * * *
 
 Все ж в ней была особенная странность
 Порыв с надрывом в отзвуке пустом,
 Сказал бы пессимист: «не состоялась»,
 Хозяйка из-за шторы за окном
 На щедрости довольно близорука,
 Храня пустоты в лифе дорогом,
 Глаза сощурив, процедила б: «Сука»
 И может не права была бы в том,
 Когда с позиций детски бестолковых
 Съедался пред котлетой шоколад,
 И превращенье кофточек неновых
 В какой-нибудь магический наряд
 Искателей вводило в возбужденье,
 Порхало рыжей бабочкой вокруг,
 А Господи с дешевенькой иконы
 Ей все прощал, как старый добрый друг.