Уже не молодой, но по-прежнему многообещающий художник Гриша Капитанов в полной растерянности стоял на перроне Казанского вокзала рядом с внушительный стопой своих картин. Нагруженные ручной кладью пассажиры обходили Гришу со всех сторон, бросая на сложенную кучей живопись любопытные и сердитые взгляды. - Не знаю, Серёга, просто не знаю, что делать, - мямлил Гриша, - какая-то полная херня, в поезде Москва - Барнаул нет багажного вагона, ты можешь себе такое представить… Гришин собеседник сделал движение рукой «так ведь кругом бардак, чего же ты хотел». - Эта овца согласилась взять в служебное купе две пачки, требует пятьсот рублей. Придется отдать, а куда деваться? Одну пачку я заберу в своё купе, распихаю как-нибудь по полкам, если пассажиры не убьют. Остальное, Серёг, я просто не знаю. Сергей мрачно молчал. - Слушай, - проникновенно заглядывая ему в глаза, сказал Гриша, - я знаю, что я тебя страшно напряг. Я знаю, что Татьяна на меня теперь в обиде. Но, понимаешь, я в безвыходной ситуации. Серёга, оставь пока остальное у себя. Это ненадолго, клянусь. - Ничего себе, остальное, - произнес, наконец, Сергей, - там ведь ещё пять связок остаётся. И куда мне их? Ты же сам видел, как мы живем. Я журнальный столик уже десять лет купить не могу, поставить некуда, а ты… - Сергей, ну… мне просто некуда деваться. Спасай друга. - Разве что в гараж их… - Давай в гараж! На неделю максимум. Я что-нибудь придумаю! - Так и в гараж некуда. У меня ведь не «Запоржец», «Газель» как раз весь гараж и занимает… - Серёга, я тебя умоляю… - Если только связки распотрошить и поставит их вдоль стен, на полки… - Во! Давай так. - Ох, Гришка! Почему с тобой всё время такой геморрой? О чём ты раньше-то думал? - О чём? О багажном вагоне, естественно. Я когда из Воронежа выставку увозил, вообще никаких проблем не было. Спокойно всё оформил, недорого заплатил … - Ладно. Понесли, что ли, обратно твоё имущество? Картины снова уложили в цельнометаллическую «Газель». Гриша побежал за едой в дорогу. Сергей с трудом шевелил неопохмеленными мозгами. Татьяна меня за эти картины убьёт, - заранее пугался он, - мы с Гришкой за эти три дня и так ей немало крови попортили... Два месяца назад художник Григорий Капитанов привёз в музей Современного искусства персональную выставку, на открытии важно ходил в электрических лучах славы, дал интервью телеканалу «Культура» и нескольким изданиям. Богемного вида посетители жали Гришке руку и говорили о свежей струе в общечеловеческом контексте, амбивалентности видимого мира и эманации сознания. Нафталиновый старичок с большими диоптриями напирал на духовное возрождение. Из соседней школы пришла экскурсия. Закрытие прошло скромнее. Гриша в основном пил водку у своего старого друга Сергея Пличкина и безуспешно пытался вызвонить нескольких подруг пятнадцатилетней давности… Появился Гриша с пакетом еды и почти пустой бутылкой пива в руке. - Эх, Серёга, я за это твой конный портрет в натуральную величину напишу. В костюме Генриха четвёртого, что скажешь? - Почему четвертого? - спросил Сергей, провожая тяжелым взглядом булькающую в Гришиной руке бутылку. - А какого ты хочешь? - Да всё равно. - Эх, Серёга, Серёга! - взбодрился от пива Гриша. - Не ругайся ты на меня. Если бы ты знал, что это такое, дышать красками и маслом! Если бы ты мог представить, что значит каждой картиной заново начинать сотворение мира, от первого дня до седьмого! - Куда уж нам, - вставил Сергей. Гриша вытащил из пакета ещё одну бутылку. Сергей взглянул на часы. Можно и сваливать потихоньку, но неудобно. Пятнадцать лет не виделись с Гришкой, с тех самых пор, когда он уехал в свой Барнаул, и ни слуху ни духу. А тут вдруг объявился, да ещё с персональной выставкой в известном музее, весь из себя художник, творческая личность. На шее пёстрый платок, пальцы вечно в красках. А ведь раньше только баб голых в книжках рисовал. Впрочем, голых баб, то бишь, обнаженной натуры, и сейчас в его творчестве было достаточно. - … и вот в одной заброшенной прачечной, в жалких комнатушках жили Пикассо, Модильяни, Хаим Сутин, другие. И все они были гениями, все до одного. Представляешь, старик, какая там была энергетика? Они же там живописью дышали, вместо воздуха. Голыми руками расписывали стены, дарили друзьям рисунки, который сейчас стоят сотни тысяч. Представляешь? - Ну, в общем, да… - Вот, Серега, когда я помру знаменитым, то мои картинки, что у тебя висят, бешеных денег стоить будут. А я про тебя в своих мемуарах напишу. Хе-хе, шучу. - Что значит шучу. Не напишешь, что ли? - Эх, Серёга, до мемуаров ещё знаешь сколько выставок нужно перелопатить, - посерьёзнел Гриша, - многие всю жизнь рисуют, и неплохо, но ничего путного так и не выставляют. А у меня уже вторая. В Москве, ты хоть понимаешь это такое? В Москве! Сергей пожал плечами. В Москве так в Москве. Где же ещё быть серьезной выставке. - Ладно, Серёга, пять минут осталось, я пойду. Я тебе сразу же позвоню. Спасибо тебе, выручил. Правда, спасибо. Гришка обхватил Сергея за туловище и легко оторвал от земли. Здоровый лось, даром, что художник. Поезд заскрежетал и тронулся с места. - Что за хрень! - вскрикнул Гриша и бросился к своему вагону. Потеснив проводницу, он впрыгнул в свой вагон, обернулся и замахал рукой. - Модильяни, твою мать… - засмеялся Сергей вслед уплывающему поезду. В гараже Сергей выпил две бутылки пива, перевел дух и скептически оглядел замкнутое пространство. В принципе, равномерно распихать можно. Но заниматься сегодня этим не хочется. Лучше уж завтра с утра. - Так я и знала! - скандалила Татьяна. - Так я и думала, что этим всё кончится! Да ведь этот хлам в твою машину еле поместился, где ж ты его в гараже хочешь сложить? Где? - Ну, во-первых, половину он увёз. А остальное заберёт через неделю-другую. - Через какую неделю! Ты что Гриши своего не знаешь? О, господи! Э, да вы с ним пили что ли? - Нет, это я по дороге бутылочку выпил. - И куда я теперь капусту поставлю? - Тань, ну хватит орать. Без тебя тошно. Татьяна осталась сердитой на весь вечер. Олег и Леночка выбрались из своей комнаты, радуясь тишине, наступившей после отъезда дяди Гриши. В два захода Сергей вынес к мусоропроводу накопившиеся за три дня бутылки. Ночью Татьяна отпихнула мужа и завернулась в своё одеяло. Сергей не настаивал и быстро уснул. Утром Сергей выгнал машину, распаковал склеенные пластырем стопки картин, ещё раз оглядел гараж и стал расставлять полотна. Большие выстроились вдоль стен, средние уместились на верхних полках, маленькие рассыпались по всем свободным местам. Гараж преобразился до полной неузнаваемости. Румяная школьница с мячом в руке заслонила собой стопку зимней резины. Римская волчица с детишками скрыла убитый, но вполне годный на запчасти волговский движок, задарма купленный в таксопарке. Кареглазая волнующая красотка в венке из золотых цветов, чуть прикрытая висящими на крючках халатами, томно смотрела от умывальника. Сверху донизу гараж разукрасился жирными подсолнухами, цветами, животными, летящими по небу ангелами и добрыми толстощекими детьми. И женщинами: печальными, радостными, мечтательными и зовущими. «Это мы, - глазами просили женщины Сергея, - нас нарисовал художник, смотрите на нас, мы красивые». - Ай да Гришка, сукин сын, - присвистнул Сергей, желая унять неожиданное волнение, - вот ведь, сколько всего намалевал, плодовитый ты наш. Сергей сел за руль и бережно, стараясь не газовать, заехал обратно в гараж. Машина поместилась с трудом, прямо в лобовое стекло свесился хитроглазый змей, предлагающий легкомысленной Еве ослепительно красное яблоко. - Ну, что, разложил художества? - спросила подобревшая Татьяна. - Да, всё влезло, можешь сама посмотреть. - Да что смотреть, я на вашей выставке всё видела. Как был Гришка юбочник, так и остался. Горбатого могила исправит. - Это точно. Позвонил Гриша. - Как там дела, старичок? Поместилось моё культурное наследие? - Поместилось, - коротко отвечал Сергей. - Вот, я же говорил, что всё будет в порядке! Скоро я что-нибудь придумаю! - Ты там быстрее думай, пока крысы не начали твою живопись жрать, - брякнул Сергей. - Что… что, - залепетал Гриша, - какие крысы? Ты что? Ты о чём? Сергею стало совестно. - Да это я так, шучу. У меня всё забетонировано. Я зимой в гараже квашеную капусту держу, только крыс мне не хватало. - Ну и шуточки у тебя, брат. Ты там не расслабляйся. Это не просто художественные ценности, это материальные богатства на много тысяч очень условных единиц. У тебя хоть замок на гараже хороший? - Гриша, если у тебя ценностей на столько условных единиц… - начал было Сергей, но продолжать передумал. - То что же ты, сука, в дырявых носках ходишь? - захохотал незлобивый Гриша. - Серёга, это всё вторично, поверь мне. Змей повёл себя фамильярно, по утрам глумливо скалился в лобовое стекло. «Сейчас эту тёлку я в шесть секунд разведу на яблоко, - подмигивал Сергею змей, - спорим?» - Факт, разведешь, змеюга, - соглашался Сергей, - такую лохушку любой разведет безо всякого яблока. Простодушная полная Ева и вправду давно уже казалась готовой к искушению, но коварный змей всё оттягивал момент. Однажды Сергею показалось, что змей немного приблизился и предлагает ему тоже попробовать красного яблока. - Сам жри, - отказался Сергей. Другие картины были хорошо видны только в пустом гараже, и, выключая свет или открывая ворота, Сергей всякий раз ежился под их взглядами. На выставке они были просто картины, здесь же, сплотившись рамкой к рамке и, заняв собой почти всё малое пространство гаража, они слились в единое многоглазое и разноцветное целое. Снова позвонил взволнованный Гриша. - Серёга! - заорал он на своём конце провода. - Дело на сто миллионов! Нужно показать мои картины критику Антоневичу. А самоё главное, с ним будет профессор Бердянцев. Сам Бердянцев, понял!? - Нет, - признался Сергей. - Ах, ну да. В общем, я дал ему твой телефон, он будет звонить тебе завтра вечером. Только давай так: если спросит, почему всё в гараже, скажи, что у меня планируется выставка в Питере, ну, и чтобы не возить их, сам понимаешь… В общем, твоё дело сторона, главное, про наши вокзальные бега не проболтайся, а то несолидно выйдет. - Гриша, а что же они на выставку, как люди, не пришли? - Антоневич был, не в нём дело. А Бердянцев только что вернулся из Барселоны, и говорит, хотелось бы взглянуть на выставку художника Капитанова. Ему говорят - закрылась. Как закрылась? Очень жаль. Тогда Антоневич где-то раскопал мой телефон, звонит, ну, я его и обрадовал. Эх, Серёга, есть Бог на свете! С отзывом Бердянского Антоневич в «Обозрение» статью напишет, а это уже совсем другой уровень! Старичок! Короче так: с меня любая картина, кроме восьми больших, «Элегии», «Тореадора» и «Осени». Любую другую выбирай себе, над диваном в большой комнате повесишь. Или в детскую, там у тебя какое-то дерьмо висит. Договорились? - Да ладно… - Бери, бери. Эх, Серёга… Ради визита критика Антоневича и профессора Бердянцева Сергею пришлось отказаться от заказа. За час полчаса до условленного времени Сергей вывел машину из гаража и отогнал её подальше, чтобы присутствие «Газели» не сочли за оскорбление искусству. Ещё он подровнял картины, спрятал мусорное ведро и грязные халаты, подмел пол и вынес мусор. За последние пятнадцать минут выкурил три сигареты. Профессор и критик прибыли без опоздания. - Святослав Аполлонович Бердянцев, - представился профессор, не подавая руки. - Владимир, - бросил второй. Сергей окончательно разволновался. - Я Сергей Пличкин. Пойдемте, вон туда… Святослав Аполлонович, - злясь на себя за волнение, думал Сергей, - конечно, с таким именем лопатой махать не будешь… профессор. И ведь, кажется, не еврей… - У Григория, э… у Григория скоро выставка в Питере. Вот он своё хозяйство у меня и оставил. Чтобы туда-сюда не таскать, - некстати доложился Сергей, забыв к тому же Гришино отчество. Гости приблизилось к распахнутым воротам гаража. - Ух ты! - не удержался Антоневич при виде картин. Чуть улыбнулся и профессор. - Н-да, концептуально… Что? Как? - испугался Сергей. - Можно включить свет, у меня яркий, двести ватт, - засуетился он, - но, по-моему, при дневном лучше. - Лучше, - согласно кивнул профессор. Гости на пару минут замолчали. Антоневич бегло оглядел гараж и остальное время смотрел на Бердянцева, профессор же подолгу всматривался в каждую картину. - Не Матисс, конечно, - закинул удочку Антоневич. - Не Матисс, - веско согласился профессор. Суки, зарежут Гришку, затосковал Сергей, напрасно он весь этот показ затеял. - Гаражная живопись Капитанова, - осмелел Антоневич, - а может быть, здесь ей и место, а Святослав Аполлонович? Искусство, так сказать, окончательно принадлежит народу, хе-хе. - Я бы не стал торопиться с такими оценками... Молодец, Апполоныч! - возрадовался Сергей. - Своё дело знает. Антоневич замолк и, искоса поглядывая на профессора, стал что-то черкать в блокнот. Профессор поднял с пола римскую волчицу и поставил её на более освещенное место. Темной кляксой среди картин вылез полуразобранный волговский движок, Сергей смутился. Рядом с волчицей профессор поставил девочку с мячом, потом глазастую красавицу и, наконец, змея. Змеиная морда, и сюда пролез, - обрадовался змею Сергей. Змей победоносно смотрел на Антоневича и по-свойски подмигнул Сергею. Антоневич быстро строчил в блокнот. - Благодарю вас, - церемонно поклонился профессор, - пойдемте, Владимир Борисович. Отзыв я пришлю буквально на днях. - Одну секунду, Святослав Апполонович, - попросил Антоневич и обратился к Сергею: - Скажите, а откуда вы знакомы с Капитановым? - Мы с ним вместе служили в армии. И потом лет пять часто виделись, пока он в Калуге жил. Это ещё до Барнаула. - А что бы вы могли рассказать о нём, как о человеке? - спросил Антоневич. - Ну, что-нибудь личное, интимное. Сергей пожал плечами. Что им рассказать о Гришке? Рассказать, как он ночью выдрал из подъездной двери лист оргалита и до утра рисовал на нём оранжевое маковое поле? Как, напившись, хватал за ноги Татьяну? Как ещё раньше, в Калуге, обошёл на спор весь дом по бордюру пятого этажа? - Григорий - очень культурный и… интеллигентный человек, - насупившись, ответил Сергей. - Ясно, - засмеялся Антоневич, - идёмте, Святослав Аполлонович. - Статью мы, разумеется, якобы о выставке напишем, верно? - уточнил профессор. - Вы думаете? А мне казалось, про гараж будет забавнее, необычнее… - Ну, зачем же так опошлять? Сергей проводил гостей к выходу, дождался их отъезда и пригнал «Газель» обратно. - Что это за народ к тебе ходит, Серега? - крикнул вечно пьяный сторож Никита. - Гараж, что ли, продаешь? Сергей расставил картины на свои места. Нужно бы позаниматься машиной, всё равно день пропал. Поменять воздушный фильтр и кое-где замазать ржавчину. Ещё годик кормилица пробегает легко, а там пора менять, пока не начала сыпаться. Девяносто тысяч пробег немалый. Через год будет сто двадцать. В этот раз, кажется, получится взять новую. Подошёл местный умелец Степаныч, двигателист на все руки. - Сергей, воронка большая есть? - Справа, полка над умывальником. Степаныч скрылся в гараже, а Сергей в досаде щелкнул пальцами. Так и есть, Степаныч, вытаращив глаза, пулей вылетает обратно. - Серега! - понизил голос Степаныч. - Ты это что… - Что что? - Ты что… Третьякьяковскую галерею бомбанул, что ли? - Да нет, - как можно небрежнее сказал Сергей, - художник знакомый оставил на хранение, ну я и развернул, просто так, для красоты. - Ишь ты! - восхитился Степаныч и снова скрылся в гараже. Эх, растреплет теперь всем подряд. - Ну и рожи! - послышалось из гаража. - А змей-то, а, Серега! Змея видал? Чистая пьянь, вроде нашего Никитки. Вишь, яблоко бабе притащил, охмуряет. Сергей усмехнулся. Всё правильно, Степаныч, охмуряет. - А вот эта, грудастенькая, ничего, - продолжал комментировать Степаныч, - такую можно и в спальне повесить, для поднятия тонуса. А волчище какой, ух, страшон! А, нет, это волчица… и пацаны с ней. Маугли, что ли… Слышь, Серёга! - Чего. - Дай мне одну. А я тебе карбюратор бесплатно почищу, а? - Да ты что, Степаныч, - оторвался от машины Сергей, - это же музейные ценности. Они денег стоят. Да и не мои они. Степаныч вылез наружу. - И сколько же они стоят? - Ну, я не знаю. Мне-то какое до этого дело. Много. - А не страшно в гараже-то держать? Мало ли что. - Да ладно. У меня тут машина стоит. Машину же они не стоят, это понятно. Но ты, Степаныч, не трепись. Ясно? - Молчу как рыба. Да, воронку-то дай. Я там не нашел ничего. Воронка почему-то оказалась в коробке с чистыми тряпками, рядом с сонной продавщицей бочкового кваса. Запирая гараж, Сергей поставил машину на сигнализацию, чего никогда раньше не делал. Если что, не попрут вместе с картинами, - мелькнула мысль. А по дороге домой сделал крюк и купил в хозяйственном магазине финский замок за триста пятьдесят рублей. Вечером не вытерпел, и между футболом и новостями сбегал и повесил новый замок на гараж . - Слушайте меня… Гриша сказал, что можно взять одну картину себе… вроде как за хранение. - Да у нас же есть одна, оранжевая, - удивилась Татьяна, - и ещё маленькая с прошлого раза. Куда нам вешать-то. - Ну, например, ребятам. А, шпана? Олег равнодушно пожал плечами, а Леночка захлопала в ладоши. - Хочу! Хочу себе картину! - Ну, ты хочешь, тебе и выбирать. Выбирать всё же пошли все вместе. Леночка боязливо обошла змея, хотя тот вёл себя корректно и ни к кому со своим яблоком не лез. Волчица же её совсем не напугала, и она даже дотронулась до шершавого бока. Выбрали смешного маленького ангела с кистью и ведёрком. Распахнув крылья, ангел рисовал на небе радугу, а с кисти на землю падали капли разноцветного дождя. В детской комнате Сергей снял со стены чеканных журавлей и повесил на их место картину. Леночка прыгала и смеялась. - Это мой ангел! Мой ангел-хранитель! Да? - Твой, твой, - радовалась Татьяна. Олег отворачивался, не желая участвовать в детских играх. Змей стал вести себя вызывающе. Не обращал на Еву никакого внимания, нагло таращился на Сергея и назойливо совал ему в лобовое стекло своё яблоко. Сергей от яблока неизменно отказывался, и в змеевых глазах появилась скрытая угроза. Однажды Сергей зацепил стойку гаража, чего с ним не бывало уже двадцать лет, и разбил зеркало. Потом непонятно с чего сдох почти новый аккумулятор, пришлось ловить на дороге буксир, заводиться с троса и везти аккумулятор в зарядку. И, наконец, выезжая, он проколол колесо на словно специально подложенной доске с гвоздем-соткой. Сергей закинул доску в гараж, намереваясь позже строго спросить у сторожей, кто может так баловаться и куда они сами смотрят, хотя минуту назад тоже не заметил доски у своих дверей. Сергей и без того опаздывал, а с этим колесом и вовсе получалось неудобно. Змей открыто злорадствовал. Сергей покосился на его довольную морду, со звоном швырнул на землю ключ и подошел к змею. «Ну, ладно, ладно, чего там» - забеспокоился змей. - Знаешь что, голубчик? - твёрдо сказал Сергей, - а пошёл-ка ты на хрен! И переставил змея к умывальнику, закрыв его туловище и чешуйчатый хвост грязными халатами, а на его место поставил девушку в золотом венке. Под умывальником змей сразу присмирел, стал жалким и смешным. Даже белокожая Ева стала воротить от него нос и уже не хотела брать его яблоко. Золотоголовая девушка поблагодарила Сергея уголками губ. Вот это совсем другое дело! - обрадовался Сергей, - а то - змей! Сергей довернул колесо и запер гараж. «Газель» резво рванула с места, набережная Яузы оказалась удивительно свободна для половины десятого понедельника, и Сергей, проскочив пару перекрестков почти на красный, совсем не опоздал. Вернувшись в гараж, Сергей улыбнулся: - Здрасьте, девушки. Как жизнь? «Теперь хорошо» - закокетничала девушка. - Ишь ты, кобылка какая. Красивая. И зачем нужно было столько времени терпеть перед стеклом похабника-змея? Татьяна пересолила котлеты, и Сергею весь вечер хотелось пить. То ли сходить за пивом, размышлял на диване Сергей, то ли выпить ещё чашку чаю. Маленькую палаточку возле дома закрыли, идти придется к метро. Нет, лень. Теперь нужно как раньше, покупать сразу ящик и ставить его на балкон. С палаткой было, конечно, удобно. - Таня! Ты на кухне? Поставь чайник… По дороге в гараж чувствуется первый утренний запах осени. «Я снова жду осенних холодов, мне кажется, они уже подули…» Строчка из старой песни. Макаревич, что ли? Под ногами несколько желтых листьев. Сергей ускорил шаг и пожалел, что не надел куртку. В гараже ему улыбалась золотоголовая девушка. - Здравствуй, милая моя! - бодро сказал ей Сергей. Девушка смотрела томно и загадочно, Сергей шутливо погрозил пальцем. - Ладно, ладно, я тебя потом поцелую… Вечером позвонил Гриша и просил посмотреть сентябрьское «Художественное обозрение», а если будет статья Антоневича, то купить сразу десять номеров. Журнал нашелся только в центре, в киоске на Пушкинской площади, но статьи Антоневича там не было. Гриша расстроился, но сказал, что ещё рано и велел стеречь октябрьский номер. Вместо журнала Сергей купил себе альбом Матисса. Альбомов было несколько, Сергей взял самый дешевый, за сто десять рублей. Сергей спрятал его за холодильником, а ночью торопливо пролистал Матисса на кухне. - Ну, Матисс, - ревниво бормотал он, переворачивая страницы, - ну и что? Ну, «жена художника» … «красные рыбы», ну и что такого? «Женщина в шляпе», цветы, подумаешь… А вот приходилось ли тебе, дорогой Матисс, заводить сто тридцать первый ЗИЛ при минус сорока градусах? Нет? А вот Гришке приходилось. И ничего, тоже рисует. И альбомчик у него будет. И тот, дорогой, за восемьсот рублей тоже, может быть... Потом, стараясь не разбудить Татьяну, впихнул Матисса между книгами. Можно будет сказать, что забыл Гриша. Вечером Сергей обязательно несколько минут смотрел в лобовое стекло на свою кареглазую красавицу. А ведь мне нет и сорока, - иногда думал он, - я бы ещё вполне мог быть с такой рыбуськой… Девушка краснела и опускала ресницы. А по ночам Сергей видел перед собой её лицо и почти каждый день нежно ласкал свою Татьяну, долго и молча занимался с ней любовью. Татьяна с готовностью ему отдавалась и тоже гладила его тело твердыми пальцами. В темноте было приятно. А однажды как бы в шутку спросила: - Сережка, а ты часом, не завел себе любовницу? - С чего это ты взяла? - удивился Сергей. - Да чувство у меня какое-то, шестое. - Танюха, не болтай глупостей, - убедительно сказал Сергей, глядя жене прямо в глаза, - какую, на хрен, любовницу? У меня постричься нет времени уже месяц. И только потом неожиданно покраснел, но Татьяна этого уже не увидела. |