СКАЗКИ ПРО ПРОФЕССОРОВ,
или История n смертей

(часть 3-4)

Т.Ф., как обычно.

Читатель! Каждый раз, знакомясь с героями сказок, знай - один из них обязательно умрёт…Впрочем, не обязательно в сказке - он может уже изначально быть мёртвым или умереть в будущем. Однако это обстоятельство не отменяет самого факта смерти.

Это не детектив, так как в смерти нет загадки, это просто история n смертей. Приятного тебе чтения, Читатель!

Он вёл с собой свои обычные утренние разговоры. Трудно поверить в реальность этого мира - просто из чувства хорошего вкуса невозможно согласится с его существованием - а поверив, непонятно, что делать с этим знанием - просто из чувства хорошего вкуса не захочешь принимать его всерьёз. Господи, что же это она так налегает? Поэтому зачастую причины чисто эстетического плана лежат в основе выбора мировоззрения. Золотарникову было как-то особенно душно в то утро, но он старался не обращать на это внимания. Поэтому центральное место среди философских наук должна занимать не метафизика, а эстетика, но эстетика в новом понимании, эстетика, представляющая собой, по сути, морфологию философии. Золотарников тихо ликовал, несмотря на омерзительное чувство липнущей к спине рубашки. Бородавка на носу у падающей на него матроны переставала быть отвратительна и становилась наоборот интересна. Каким-то другим пластом своего существа Пётр Семёнович представлял во времени её эволюцию: маленькое пикантное пятнышко на юном носике, которое так любили целовать, аккуратное зёрнышко на носу элегантной молодой дамы и, в итоге всех метаморфоз, коричневая изюмина. Бородавка из уродливого образования превращалась если не в приятельницу, то хотя бы в компаньонку, вместе шагающую по жизненному пути, делящую со своей хозяйкой все горести и радости жизни. Поэтизируясь, образ примирялся с эстетическим началом Петра Семёновича и постепенно затвердевал, сохраняясь надолго в формалине его памяти. Эстетическое начало должно быть тем неразлагамемым далее элементом, основой, базовым принципом, на котором нарастает вся остальная априорная аксиоматика мышления, - несло Петра Семёновича далее от станции Тимирязевская к станции Дмитровскя.

Пётр Семёнович ехал прочитать вконец обленившемуся по причине весеннего солнышка третьему курсу лекцию на тему Грибные комары средней полосы России и сопредельных регионов. После своей единственной лекции он был свободен и собирался отправиться к себе на дачу, так как была пятница. На даче Золотарников разводил петунии, валялся с книжкой на шезлонге и незлобиво бранился со своей благоверной. Пётр Семёнович с самого утра представлял себе то, как он, щурясь от яркого солнышка, сойдёт на перрон, один, совсем один, затерявшись в толпе шумных и бестолковых дачников (дело в том, что Зинаида Михайловна сегодня была приглашена в гости к Щукиным, которых Пётр Семёнович на дух на выносил, и поэтому собиралась присоединиться к нему завтра) и ноги сами понесут его по дороге к даче. Мысли будут легки и необязательны, пиджак, перекинутый через руку, будет мешать, но не очень, создавая то самое, знакомое до мелочей чувство первого весеннего приезда на дачу. Он провернёт ключ в замке, замок прохрустит и щелкнет, Пётр Семёнович войдёт внутрь и втянет в себя запах долго пустовавшего жилья - долго, но недостаточно долго, чтобы в запахе ничего не осталось с прошлого года. И тогда он окажется дома.

Что есть крайняя граница нашего знания о мире? - продолжал Золотарников - Не более чем чувство внутреннего согласия с мыслью, эстетическое приятие, вера, если хотите. Доказательность логических построений не в них самих, а в чувстве согласия с логическим принципом, вещи совсем не такой уж очевидной и необходимой для всех. Поэтому все размышления о мировоззрении должны опираться не на логические обоснования, а на то, что вызывает приятие или неприятие конкретной позиции - на эстетические принципы. Из-за существования множества непересекающихся и взаимно противоречащих эстетических систем логика рассмотрения должна быть и не эволюционной, и не типологической, а эволюционно - типологической: изолированные друг от друга типы мирочувствования, развивающиеся каждый по-своему собственному гештальту.. Петр Семёнович представлял себе их взаимный переход как защёлкивание маленького замочка, фиксирующего бытиё в какой-то застывшей форме. Этот маленький замочек был чем-то вроде божественного промысла, последним прибежищем религиозного чувства в мироощущении Золотарникова. Почему это представлялось ему именно так, он объяснить не мог и где-то в глубине своей души этого стыдился. Это место казалось ему ахиллесовой пятой всего мировоззрения, и он боялся, что когда-нибудь он перестанет в это верить, и всё рассыплется, как карточный домик. Пётр Семёнович боялся когда-нибудь потерять свой рудимент религии, особенно это страшило его тем, что он, привыкший быть полновластным хозяином своего душевного космоса, был совершенно беспомощен в вопросе своей собственной веры.

Пожилой человек в сером помятом пиджаке, с крупным носом, на котором лопнуло несколько сосудов - верный признак старого сердечника - судорожно дёрнул своей тяжелой головой и стал медленно падать как-то вбок, нелепо откинув в сторону правую руку, сползая по стеклу двери с надписью НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ; лицо его наливалось малиновым. Дама в бледно-розовом платье тихонько ойкнула, молодой человек в кожаной куртке схватил падающего за плечи и зачем-то попытался поставить на ноги. В это время поезд стал тормозить, подъезжая к станции, остановился, открыл двери и толпа вынесла Петра Семёновича на платформу станции Университет. Впервые в жизни его носили на руках.

Куда же нам его?- спросил начальник станции. Может, положим на лавочку? -предложил кто-то из толпы зевак, собравшихся вокруг. Он же мёртвый, зачем пугать людей - сказал дежуривший на станции прапорщик Федорченко -лучше положить его в бочку для подозрительных предметов, обнаруженных на станции или в вагоне метро - всё равно она пустая, а ему-то ведь уже всё безразлично.

Золотарникова запихнули в металлический цилиндр, стянутый прочными болтами. Он не слышал, как со скрипом закрылась крышка и приглушенно клацнул через толщу металла маленький замочек. Душа его тихо плакала, оставшись одна.

4. Рефрен

Пусть не говорят, что я не сказал ничего нового: нова сама диспозиция материала; когда играют в мяч, то пользуются одним и тем же мячом, только один бросает его лучше, чем другой.

Б. Паскаль

В современную словесность всё сильнее проникают изобразительные элементы, считавшиеся ранее характерными лишь для музыки: контрапункт, альтерационное напряжение путём чередования аккордов напряжения и разрешения, построение музыкального пространства при помощи бесконечных тяготений и т.д. Чисто музыкально использование в качестве изобразительного материала крупных с точки зрения классического представления о словесности образований, таких как стили (в музыкальной терминологии - тональности), рефренирующиеся сюжетные линии (контрапункт). Таким образом, чисто музыкальный жанр - tema con variazioni - становится одним основных современных литературных жанров, а следовательно - одним из основных типов мирочувствования вообще - записал Сергей Анатольевич в записной книжке. Всё, что написал Сергей Анатольевич в своей жизни, было придумано не им, и он это отлично понимал. Но одна мысль, одна единственная мысль, которую он никогда нигде не написал, хотя она, безусловно, была лучше многих из тех чужих мыслей, которые он написал, грела его и придавала уверенности его слогу: не важен источник мысли, ибо он всегда спорен. Даже если ты выразил мысль первым среди людей, никто не сказал, что ты имеешь на неё абсолютное право. Говорить так - это значит оскорблять То, Что Стоит За Этим Миром. Важнее то, насколько ты прочувствовал мысль, согласился с ней самыми глубокими пластами своего Я. А в этом Сергей Анатольевич был Мастер. Более того, современная философия достигла того этапа, когда отдельные концепции прошлого стали строительным материалом. Современная философия - это история и сравнительная морфология философии предыдущих веков, - записал он далее. Он встал с сквозящей, как положенный на бок забор, скамейки и пошел домой, чтобы дома спокойно записать пришедшие в голову мысли.

Стояла ранняя весна, ещё совсем ранняя, которую отличаешь лишь по синему отливу теней на слегка потерявшем авторитет снегу, по слабому запаху земли, словом, по всем тем признакам, которые слишком глубоко коренятся в душе, чтобы легко перевестись в сухую форму слова. Сергей Анатольевич Саранский-Лилейный шагал по улице, ощущая рвущуюся изнутри радость движения, неприличную для человека в возрасте сорока без малого лет. Упруго печатая шаг, он находил особую радость в том, чтобы пройти под самыми угрожающе повисшими сосульками.

Контрапункт -говорил Сергей Анатольевич сам себе - это символ эпохи. Он вошел в свой подъезд и решил подняться на пятый этаж пешком, так как чувствовал в себе неизрасходованные силы и желания, неверно трактованные им как избыток желания жизни.

Первый этаж
Контрапункт проявляется во всех областях человеческой жизни, не только в области изящных искусств. Возьмём, например, современные заводы с их повторяющимися технологическими операциями. Он становится основным принципом не только в современной технике, но и в её душе - в математике. Чего стоят одни…

Второй этаж
…математические ряды и разложение в них функций, которые и сами зачастую являются периодичными. Контрапункт становится душой века, что выразил ещё Ницше в своей идее вечного возвращения. Это обстоятельство не может не накладывать определённого отпечатка на религиозное чувство современного…

Третий этаж
… человека. Поэтому современной религией должен стать буддизм, заменив устаревшее, отмирающее христианство, эту религию единичного акта, противоречащую современному духу. Естественно, что это внутреннее изменение не может не проводить специфического отбора человечества, оставляя лишь способных к…

Четвёртый этаж
…удовлетворению повторением. Мысли скакали с одного на другое, радуя прочным запасом резвости, даже удали, предвещая долгую и плодотворную работу за письменным столом. Тут новая, совершенно новая мысль вспыхнула в мозгу у Сергея Анатольевича: Именно в контрапункте следует усматривать причину победы плотской любви и института свободной любви над любовью души и институтом брака. Современная эпоха - эпоха компиляции, а не творчества. Свободный дух умер.

Пятый этаж
Контрапункт везде, он проник в саму структуру времени: лето, осень, зима, весна; месяцы; дни недели. Интересно, а я, думающий это, принадлежу ли я к этой эпохе? Если да, то нет ли в этом contraductio in abjecto?. Сергей Анатольевич порылся в карманах, достал увесистую связку ключей с брелком в виде черепа, ткнул ключ в замок, ошибся, ткнул другой, провернул и с шумом ввалился в квартиру, ощущая непонятно чем поднятое лёгкое раздражение. Забавно, - размышлял он, стаскивая плащ со своих полных плеч, - а есть ли мне место в этом мире? Достаточен ли компиляционный элемент в моих рассуждениях - пересекая квартиру в туфлях, оставляющих мокрые следы на паркете - чтобы примирить меня с духом времени? Нет, скорее скрыть меня от его карающей длани - открывая срывающимися пальцами шпингалеты на окне - ибо кто я? Я ничто, я только частица ила, подхваченная мощным потоком - открывая окно - и могу лишь принять его волю - вставая на подоконник - и я её принимаю. Если контрапункт стал духом мира, то я вернусь сюда ещё бесконечно много раз, и моя жизнь - лишь одна из нот в бесконечно повторяемой мелодии.

Ещё один, - сказал медбрат из подъехавшей скорой помощи, - и так каждый день. И когда же это им надоест? Господи, что за работа. Ничего, привыкнешь. Я тоже как-то сначала не очень. Жизнь, брат, - к ней привыкаешь, - усмехнулся его напарник, привычным движением заводя мотор. Красно-белый рафик развернулся и выехал через арку наружу, расплескав лужу и согнав голубей, клевавших крошки у ног сердобольной старушки. У, ироды, - сказала она и её седая голова с ввалившимися глазами, похожая на череп, мерно затряслась в старческом тике. Голуби сели обратно, мутные воды лужи вернулись на свое место. Только черные следы мокрых шин вели к арке, высыхая на полпути к ней. Окна многоквартирного дома молчали; на дворе стояла весна, апрель, 26-е число, четверг. Был час дня.