St. Jorgen
ДЗЭН МЕТРО
Коан 3
Однажды умудренный опытом отец и его сын, чьи губы едва начали покрываться нежным пушком, вошли на станцию "Планерная". Под монотонный рокот эскалатора они спустились вниз и достойно прошествовали в вагон, где и упокоили свои чресла на жестких сидениях. Путь их был далек, но также далеки были они от мысли о тех испытаниях, что пролегают на этом пути.
Уже на следующей станции в вагон ввалилась толпа москвичей, но лишь считанным из них удалось занять подобающие позиции в ожидании атаки озверевших штурмующих толп со следующих станций. Едва ли не последней вошла в вагон благообразная старушка. Она никуда не торопилась, ибо была уверена, что уж для нее всегда найдется удобное местечко.
Щаzzzzzzzz…
Старушка, впрочем, не приуныла и наметанным глазом выявила самого молодого в вагоне. Нетрудно догадаться, что им оказался тот самый сын достойного отца. Вашему покорному слуге не было слышно - обратилась ли она к нему с той самой коварной просьбой. Все же грохот метрополитена многое скрывает того, что наоборот должно быть открыто и выявлено.
Итак, со словами или без старушка обратилась к юноше. Тот, ведомый самой благородной страстью, уже привстал. Почти привстал. Но в этот роковой момент на его бедро легла тяжелая отцовская рука. Рука столь же полная мудрости, сколь и силы.
Сын не посмел ослушаться воли отца и медленно сел обратно. После этого отец поднял свой суровый взор на старушку. И во взоре этом была лишь одна фраза: "Ну что ты на это скажешь, старая вобла?"
Старушку немедленно постигло просветление.
Навеки она отказалась от своих страстей, стремлений и суетных желаний. Более никогда она не спускалась в эту преисподнюю, что зовется метрополитеном. Жила же она долгие годы в покое и свете, немало потрудившись на ниве учения дзен, проповедуя среди обитателей Останкинского дома престарелых.
Коан 4
Впрочем, круговерть метро, о которой я ныне повествую, начинается еще задолго до того как ваша нога опустится на змеиную ленту эскалатора. Каждый смертный начинает свой ежедневный путь в разверстый зев либо пробираясь в лабиринтах панельных домов, либо в ином автобусе, троллейбусе или трамвае.
Однажды мне удалось быть свидетелем столь удивительного, сколь и поучительного происшествия в троллейбусе, что следует из Химок к станции "Планерная". Было в тот день довольно морозно, хотя календарь сухо являл ноябрь, последний осенний месяц. Троллейбус бойко вилял от остановки к остановки, но внезапно его планомерный маршрут был прервал вполне заурядным скандалом. Некий молодой человек допризывного возраста предерзко ответил кондукторше что у него нет ни копейки денег дабы оплатить проезд. Кондукторша уныло заметила, что если нет денег, то, мол, ходи пешком. И уже на ближайшей остановке приказала парню сойти прочь.
Парень, откровенно говоря, надеялся, что увлеченная мытарским трудом кондукторша проследует в хвост троллейбуса и оставит его в покое. Но нет. Столь велико было желание ее покарать виновного, что она буквально насела на парня. Тот не сдавался. Тогда кондукторша возопила на весь салон к водителю, дабы последний не закрывал двери и, тем более, не трогался с места.
В открытую дверь врывался морозный воздух, наполняя сердца граждан трепетом и отчаянием. Многие нетерпеливо отсчитывали потерянные секунды. И вот, не прошло и минуты, как весь троллейбус разноголосно обрушился на молодого человека с требованием покинуть общественный транспорт. И ведь ни одна сволочь не протянула руку в карман, чтобы заплатить за него несчастные семь рублей.
Парень гордо покинул этот вертеп, не сказав более ни слова. Он шагнул на покрытый льдом асфальт так, как шагают на плаху или в последний бой. Это и был его дзэн. Троллейбус тронулся. И только тут несчастные пассажиры осознали - в какой грех они впали. Несчастный был без шапки и перчаток, в тоненькой курточке. Ему предстояли кошмарные минуты до следующего троллейбуса на пронизывающем ветру. Где, вполне возможно, его вновь вытурят прочь!
Грех суеты и бездушия был ужасен. Но, кажется мне, своим страданием то парень искупит его стократ. Ибо на сотню гневных слов он ответил своим ледяным безмолвием. Ответил так, как подобает подлинному просветленному, которому не нужно слово там, где иные прудят потоки речи.