От редакции
Когда
говорят, что какой-то человек талантлив, то обычно говорят не всю правду,
среднестатистический гражданин может быть талантлив какое-то время, в каком-то
месте, ценой серьезного напряжения, после чего неизбежно возвращается в
состояние близкое к похмелью, в котором и проводит оставшуюся часть жизни. Но
встречаются счастливые натуры, талантливые в любых своих проявлениях, вне временных и прочих ограничений.
К таким людям, как мне кажется, относятся скрипач и композитор Александр Тельников Alexander Telnikoff и поэт и композитор же
Александр Альпер anarhist2001, беседу которых редакция ВГ
имеет честь предложить читателям.
Александр Тельников
http://www.livejournal.com/users/telnikoff
Александр
Альпер, многим известный как anarchist_2001
ИНТЕРВЬЮ С АЛЬПЕРОМ
A.T. Саша, Вы - один из немногих, чьи стихи я читаю. Не только в ЖЖ, но и
вообще. Возможно, это не более, чем просто признак "тонкого, вдумчивого
читателя", под личиной которого я иногда, довольно неохотно, впрочем,
являюсь миру. В этой связи мой первый вопрос к Вам: кого из поэтов (именно
поэтов) читаете Вы, и как это отражается на том, что Вы пишите?
А.А. Последнее время я мало читаю собственно поэтов. Не знаю, с чем это связано
- возможно, с тем, что я всё более и более предпочитаю онтологические,
экзистенциальные влияния, влияниям, приобретаемым в результате чтения чужих
произведений. По крайней мере, чужих стихов. Я полагаю, что проза в целом
оказала на меня гораздо более глубокое воздействие, чем поэзия. Вторым по
глубине воздействия медиумом я считаю песню, её текстовую компоненту.
"Голые стихи" занимают, пожалуй, третье место в этой системе.
Последним поэтом, которого я целенаправленно и целиком читал, был Юдик Шерман.
A.T. Я так и думал. Остановимся на секунду на "голых стихах". Меня
давно занимает мысль о том, что стихотворение, как жанр, стало в современном
мире настолько личностным явлением, что на него трудно опереться, его трудно
применить к себе, из него трудно что-то почерпнуть без нарушения внутреннего
строя собственного стихотворения. Но все же, "голые стихи" - вечный
жанр, он будет всегда. Даже если у него не будет авторов, у него всегда будут
оставаться читатели, которым "это надо". Когда Вы пишите стихи,
ощущаете ли Вы присутствие читателя - обращаетесь ли Вы к нему, или не думаете
о нем, предпочитая, чтобы читатель сам обратился к Вам, когда ему "это
надо"?
А.А. Скорее второе. Ведь в противном случае мне пришлось бы обременять себя
множеством ненужных и вредных условностей - скажем, держать в уме некий образ
"target audience" и всё время "оглядываться" на него.
Впрочем, порой возникает (постфактум) некая самооценка произведения -
понимание, что произведение будет скорее понято вполне определёнными людьми.
A.T. У Вас часто звучит "кладбищенская тема", или ее разнообразные
отзвуки. У Вас смерть - привычный, вполне осязаемый предмет, вроде
"простой девушки в черном, с бледным лицом", которая как бы
"совершенно случайно" оказалась сидящей напротив, с тикающими часиками
на тонком запястье. Насколько я могу судить, эта "девушка" - не
абстрактная, сценическая фигура, а нечто, символизирующее
"конкретную" (как сейчас говорят), собственную смерть. Так ли это?
А.А. Знаете, у меня со Смертью начались очень глубокие отношения с раннего
детства. Я отнюдь не имею в виду, что мне приходилось очень уж часто
соприкасаться со Смертью в каких-нибудь общепринятых её формах, вроде людей в
гробах. Смерть всегда рядом и ей необязательно облекаться в такие доступные
пониманию каждого формы. Она может показаться в тени, отброшенной стволом
дерева, в промозглой подворотне, или в том чувстве, которое возникает когда
"тёмные улицы тянут меня к себе". Совершенно не нужно вульгарных
форм, чтобы чувствовать Смерть рядом. Вообще, для меня личная смерть - гораздо
меньшая часть целого, Танатоса, который я воспринимаю как некий полюс бытия и
поэтому мои переживания касающиеся личной смерти не столь глубоки, как
переживания, касающиеся Танатоса вообще.
A.T. Ваши стихи мне кажутся весьма спонтанными: каждое из них выглядит
написанным на одном дыхании, в рамках данного порыва. Возможно, это только
иллюзия, вызванная тем, что каждое Ваше стихотворение как бы "ставит новую
задачу", а не продолжает путь, проделанный где-то ранее. Обдумываете ли Вы
свои стихи подолгу, уходя и снова возвращаясь к ним, или они происходят сразу?
А.А. И да и нет. Иногда всё происходит, как Вы заметили, "на одном
дыхании", и тогда стихотворение почти не требует "шлифовки".
Иногда приходится некоторое время осуществлять подгонку. Бывает и так, что рождаются
некоторые разрозненные куски, которые так никогда в ничто и не воплощаются. Я
их сохраняю, потому что бывали случаи, когда спустя продолжительное время я
вновь возвращался к ним и они обретали форму (не обязательно ту, которая
виделась мне в самом начале). И всё же, за каждым творческим порывом, не за
формой, но за концепцией я ощущаю случайность, спонтанность, как движущий
элемент.
A.T. В Ваших стихотворениях часто появляются различные оттенки красного:
"багряный", "кровавый", "розовый", "сиреневый".
Но ключевым Вашим цветом является "лиловый" - я уже давно слежу за
господствующим положением этого цвета в Ваших стихотворениях, ибо я знаю, что
это не случайно. Вот, например:
Лишь в чернобыльской глуши
Лиловеют камыши
или:
Я открыл свой сейф,
Взял лиловый шлейф
Что этот цвет для Вас значит?
А.А. Насколько я могу в себе рационализировать, цвет определяет скорее
переживание, отнесённое во времени. А цвет лиловый - переживание, отнесенное
скорее в прошлое. Мне нравится смотреть скорее в прошлое. Вообще, я предпочитаю
рефлексию.
A.T. А тогда какое место, согласно Вашей временной шкале, занимает другой Ваш
значительный цвет - черный?
А.А. В проекции на время это может означать будущее.
A.T. Наверное, нужно страдать аритмией, а заодно и полным отсутствием
"внутренней мелодийности", чтобы не заметить, насколько важны ритм и
"мотив" в Ваших стихах. Я мог бы даже сделать предположение, что
мелодия в Ваших стихах часто бывает первична. Причем, это относится не только к
тем стихам, которые Вы потом используете для Ваших музыкальных опусов. Что для
Вас, в Ваших стихах, "было вначале" - слово, ритм, мелодия,
определенный септаккорд?
А.А. Я думаю, первично слово, но оно возникает наряду с мелодией и ритмом, то
есть, и ритм и мелодия рождаются наряду со словом. В связи с тем, что повсюду
наблюдается чудовищная профанация понятия верлибр, "вольный стих", я
полагаю чрезвычайно важным отдавать предпочтение формализму - стиля, но не
содержания.
A.T. Сколько Вы всего написали стихотворений?
А.А. Точной цифры не помню, но что-то около двух сотен.
A.T. Эта большая цифра. Пожалуй, это может говорить о том, что писание стихов
для Вас - органичная, естественная деятельность. Планируете ли Вы себя
"узаконить" - т.е. начать издавать "Избранное", печататься
в антологиях, ездить на "открытие новой книги" в галстуке, быть
гостем на всяких так называемых творческих семинарах, давать интервью :-) умным
людям - т.е. жить "активной творческой жизнью"? Когда-нибудь, вообще?
Или все это принципиально не входит в Ваши планы?
А.А. Я не знаю, если это всё можно назвать "активной творческой
жизнью" в моём понимании - ведь весь этот официоз, весь этот набор
условностей, является не только чрезвычайно утомительным, но и отнимает от
экзистенциального; экзистенциальности, как творческого метода. Так недолго
превратиться в живой памятник самому себе. Андерграундный статус подразумевает
полную свободу действия, поскольку разрешенный официоз зачастую оказывается
гораздо более сковывающим, нежели прямой тоталитарный запрет. Что бы я хотел
сделать - так это - сотрудничать с любым издательством, которое готово было бы
меня издать. Хотя бы потому, что на бумаге вещи читаются несколько иначе, чем с
экрана. Лично я некоторые вещи в электронном варианте не воспринимаю даже.
A.T. У электронной продукции короткая жизнь: был сайт, завтра его нет,
послезавтра провайдера кто-то купит и на месте продукции будет красоваться
банер. Конечно, важные тексты где-то скапливаются, сохраняются, начинают
постепенно жить своей жизнью - и некоторые из них вполне могут стать
"неистребимыми". Но все равно, это лишь еще один замысловатый путь к
печатному листу, к которому все главное должно когда-нибудь придти. Как Вы
вообще относитесь к термину "сетевая литература"?
А.А. Я полагаю - сетевая литература, как медиум, освобождает - с одной стороны
- творческий потенциал (для самиздата ныне не требуется кропать по ночам
рукописи, подпольным способом размножать их на печатной машинке и подпольным
способом же распространять - достаточно создать домашнюю страницу на любом из
бесплатных хостингов), а с другой стороны освобождает от ответственности и в
результате возникает множество белого шума, разнообразного рода графоманов,
которых технический прогресс тоже не обошел стороной. В конечном счёте удачная
сетевая литература, как Вы заметили, находит путь в печать - как случилось, к
примеру, с Ширяновым и Масодовым.
А.T. Я в раннем детстве обратил внимание на то, что все люди на земле делятся
на счастливых и несчастных, по их внутреннему устройству - которое не обязательно
находится в прямой зависимости от жизненных обстоятельств. Например, я себя
отношу к первой категории. Являетесь ли счастливым Вы?
А.А. Я не совсем понимаю, что Вы имеете в виду, говоря "быть
счастливым". Если Вы имеете в виду некое трансцендентное и окончательное
состояние удовлетворения, то этим, пожалуй, может оказаться лишь Смерть.
Смерть, как некое тотальное Завершение.
Вот Вы упомянули о внутреннем устройстве. Я думаю, те люди, которые
"считают себя несчастными", попросту уверены в том, что этот мир им
что-то должен. Какую-то нелепую условность. И, не получив эту условность они
обижаются, как дети. Если помнить, что Смерть всегда рядом, и что мир тебе
ничего не должен, так же как и ты - ему, трудно осознавать себя
"несчастным".
A.T. Скорее, я имею в виду "главный инструмент самовыражения"
человека. Или, скажем так, его "инструмент познания". Но, впрочем,
Вы, кажется, ответили на мой вопрос.
* * *
У поэтов часто бывает одно или несколько стихотворений, обычно ранних, в
которых содержится вся скрытая программа дальнейших поэтических действий. Такой
"судьбоносный манифест" не всегда бывает явным, легко
расшифровываемым, и сам поэт может, иной раз, только смутно догадываться о его
значении. Иногда нужно время, чтобы идентифицировать такой
"манифест". Но поэты часто об этом знают "вне времени".
Существует ли нечто подобное у Вас?
А.А. Если такой манифест имеется (в чём я, признаться, сомневаюсь), то мне до
сих пор не удавалось нечто подобное идентифицировать. Несмотря на некоторую
устоявшуюся определённость моих отношений с окружающим миром, я - человек всё
же не-целостный. Для себя я все ещё в некоторых планах - "вещь в
себе", - и мне остаётся лишь догадываться относительно факта
"раскрытия" себя в отдельно взятом произведении.
А.Т. Ну что же, не будем раньше времени помогать "грядущему племени
альпероведов" и открывать им преждевременных тайн. В таком случае,
завершая наше интервью, мне хотелось бы во-первых поблагодарить Вас за ответы
на вопросы, а во-вторых, попросить Вас "прочитать" что-нибудь -
например, Ваше последнее стихотворение?
А.А. Охотно. Я даже думаю, так будет правильней - вместо некоего среза во
времени процитировать то, что более-менее насущно:
* * *
К нам в райцентр приехал мужик
Из деревни Дырявое Тесто,
У забора к земле он приник
Не найдя себе путного места
Трогал глину неловкостью рук,
Нюхал травы, стонал и смеялся,
Был как сало на вкус, пах как лук,
Тихо бздел, чуть погромче боялся
Он асфальта немытых страстей,
Чёрных труб, в никуда уходящих,
И героев, до времени спящих,
В старых книгах для мёртвых детей...
©
Интервью с Альпером