И был день, и шёл снег, и пересекали кварталы грунтованной вертикали города Алексей и Дина. По 38–й и 39–й, Мэдисон, Шестой, Седьмой и Бродвею. Заглядывали в Санкт–Петербургские витрины многоэтажного „Сакса“, улыбались хвое, горнам, туристам и любителям катания на коньках в Рокфеллеровском Центре. И покупали там робот–пылесос (должен быть доставлен по почте).

И целовались.

И осыпал их снегом декабрь, и грелись они в магазинах, и снег тушил их сигареты. Они смеялись и шутили, и внимали друг другу, задавали вопросы, значит – думали. Примеряли вещи, трусили заснеженными шляпами с полями, били по пальто перчатками из бычьей кожи. Прижимали к щекам плюшевые игрушки, смеялись, как 20 лет назад, когда ещё детьми были малыми. Это был их первый снег.

ИХ СНЕГ!

Который лез им за воротник, падая с деревьев; проникал в ушные раковины, подгоняемый ветром. А они скармливали друг дружке хот–доги со снегом и кетчупом. И в лужи вступали, которые им не под силу было перепрыгнуть. И затаривались в ликёро–водочном, и смотрели, как на Коламбус–сёркл строятся ассиметричные здания.

И заходили в Центральный Парк, где люди дрались, как бычки неспелые, чтобы в снегу вываляться; где полицейские пресекали нарушение порядка. Где велосипедисты падали, несправляясь с двухколёсным управлением; и пили из горла коньяк, куря крепкие сигареты из индейских резерваций.

И так им солнечно под снегом, чёрт побери, влюблённо было!

Её ручонка в его тёмнокожей перчатке… Перебитая рука Алёши Даена, боящаяся причинить боль неловким движением… Рученька Диночки Болер, самая нежная и балетно–грациозная, здоровающаяся с ИСТОРИЕЙ, протягивая ВЕЧНОСТИ кисточку…

И беличьий труп, который служил дверным ковриком дупла, снежками забрасывали. И на муниципальных автомобилях РУССКИЕ слова рисовали–писали.

А Алексей Игоревич одолжил у янки санки, на которых спустил Дину Даниловну с невысокой горки. А Динка в забор угодила, а Лёшка поскользнулся. Эта пара ещё в снежки играла. А по парку ездили повозки с туристами: белые лошадки, красные кареты; и музыка ненавязчиво звучала…

И были фонари несмелые, стесняясь освещавшие парковые аллеи. И шли по тем дорожкам, обрамлённым заснеженными скамейками, влюблённые друг в друга, ХУДОЖНИК и ПОЭТ.

А пройдя по тем дорожкам и солёно–мокрым троуарам, вернувшись домой, обнялись под одеялом.

Привычно и впервые, нарушая тем самым закономерность времён года и людских отношений…

И были там Лёш и Лисён. А в их ногах лежала добрая серая собака Винниамин.