Вера Вольф
http://www.livejournal.com/users/vera_volf/
Гороскоп тени
Окончание. Начало в № 132-133
Боком подвигаясь к Энди, я вдруг подумала, что впервые услышала его голос.
Даже на танец он приглашал меня молчаливым кивком и вежливой улыбкой. Тем же кивком и улыбкой он ограничился и тогда, когда Алекс представлял его мне.
Его голос, даже хриплый сейчас, даже сквозь зубы, поражал своим сходством с голосом убитого Яна. Пожалуй, по телефону я вполне могла бы их спутать...
Впрочем, сейчас это уже не имело никакого значения.
Придерживая ноги подвешенного, как мне велел Энди, я тряслась от страха.
Что будет, если нас здесь поймают? Меня, разумеется, тут же отволокут в спальню и сделают какой-нибудь веселый укольчик, а вот что будет с Энди, я даже представить себе не могла. Может быть, Алекс прикажет и его подвесить тоже? В том, что именно Алекс является главным во всей этой афере, я нисколько не сомневалась.
Энди удалось распутать веревки, и тело подвешенного тяжело рухнуло на нас.
Основной удар принял, конечно, сам Энди, но я все равно покачнулась и чуть не упала - скорее, от страха и отчаянья, чем от тяжести.
- Держись, пожалуйста, - бросил Энди таким тоном, как будто я была его надоевшей до чертиков родственницей из глубокой провинции.
Он склонился над телом и рвал веревки, стягивающие синие распухшие запястья. При взгляде на эти запястья меня затошнило, но я взяла себя в руки и выпрямилась.
- Он жив? - спросила я, стараясь, чтобы дрожи в моем голосе было не заметно.
- Пока да, - отрывисто ответил Энди, осторожно похлопал лежащего по щеке и позвал: - Эдик!.. Ты меня слышишь?.. Это я, братишка...
Я осторожно покосилась на лицо подвешенного. Да, это был лже-Ян, точнее - Эдвард, хотя узнать его после всего выпавшего на его долю в этом подвале было довольно трудно.
Он тихо застонал и попытался ворочаться.
- Лежи, - сказал Энди дрогнувшим голосом. - Сейчас я тебе помогу... Слушай! - он обернулся ко мне. - Ты, судя по твоей расторопности, смелая дамочка. Возьми ключи от машины и гаража и подгони мою "тойоту" к калитке на заднем дворе. Сможешь?
Я, собственно, собиралась именно удирать отсюда, но о машине даже не думала - гораздо проще было попытаться выскользнуть за калитку и раствориться в темноте. Попытка угнать машину усложняла задачу, особенно сейчас, когда весь дом на ногах, а охрана рыщет в саду, стремясь поймать Горчика. А может, не усложняла, а упрощала?.. В самом деле, кому придет в голову, что я кинусь в гараж красть автомобиль, когда отсюда до полицейского участка две минуты неспешной ходьбы, и я вполне могу преодолеть такое расстояние пешком, оря во всю глотку о помощи? К тому же, не стоит забывать об Индейце Джо, который, скорее всего, толчется где-то снаружи, и который, разумеется, поймал бы меня в два счеты при попытке выбраться из сада своим ходом. А вот автомобиль может сбить его и остальных охранников с толку... Особенно, если за рулем будет сидеть Энди Саарен.
- Давай ключи, - сказала я резче, чем мне хотелось.
Энди вынул из кармана связку ключей.
- Вот этот, золотистый, от машины. Гараж запирается этим, с черной нашлепкой. Постарайся, чтобы тебя не поймали. Я вытащу Эда к калитке через пять... нет, через семь минут. К этому времени машина должна стоять в переулке с открытой задней дверью, а ты - готова дать полный газ.
- Ты хочешь, чтобы вела я? - спросила я озадаченно.
- Хватит болтать, - отрезал он. - Иди.
И я пошла, потом побежала по лестнице, на бегу размышляя о том, как резко и мгновенно изменился Энди - из трогательного неуверенного юноши с влюбленными глазами цвета неба над Парижем превратился в какого-то грубого и дикого Ван Дамма, которого, похоже, моя красота совершенно не трогала.
На верху лестницы мне пришлось затормозить: из-за двери слышались шаги. Я прижалась к стене, подождала, пока шаги утихнут, и осторожно выглянула, приоткрыв дверь на ширину сантиметра в три. В обозримом пространстве движения не наблюдалось, и я рискнула высунуться. В коридоре никого не было, до задней двери было метров пять. Мне не хотелось думать, что меня может ожидать за этой дверью, поэтому я просто на цыпочках пролетела эти пять метров, на секунду задержалась, прислушиваясь, и толкнула дверь.
Она была заперта.
Секунды шли, я даже приблизительно не представляла себе, где находится гараж, через семь минут машина должна была стоять у калитки сада, и, черт побери, я ради самой себя обязана была выбираться отсюда!..
Первым моим побуждением было вернуться в дом и попытаться проскользнуть через парадный вход. Но через мгновение я поняла, что такой подвиг мне уж точно не по силам: заблудиться в доме, я, может, и не заблужусь, но потеряю время, дом, похоже, кишит охраной, я рискую попасться на глаза кому угодно - от прислуги до Алекса, и, к тому же, парадная дверь тоже может быть заперта.
Я стиснула в кулаке связку ключей, которые мне дал Энди, и быстро перебрала их по одному.
Вот этот, старый, с бороздками, вполне может оказаться ключом от черного хода. Я сунула его в замочную скважину, - и, о счастье, - он подошел!..
В следующее мгновение дверь распахнулась, и я глубоко вдохнула сырой ночной воздух.
Сад весь зарос кустами и деревьями, позаботиться о ночном освещении этого дикого пространства никто и не подумал, но слева в темноте смутно белела беседка, а за нею, кажется, пролегала асфальтовая дорожка для проезда машин: выпала роса, и поверхность асфальта маслянисто поблескивала в слабом свете, падающем из окон.
Логически рассудив, что в конце дорожки должен находиться гараж, я шмыгнула с крыльца в заросли какого-то пышного кустарника и на несколько секунд затаилась, прислушиваясь.
Видела бы меня сейчас мамуля!.. Да что мамуля - видели бы меня сейчас мои коллеги и подчиненные! От последней мысли я едва не хихикнула, несмотря на явную неуместность этого в моем плачевном положении.
Вокруг, кажется, было тихо. То ли Горчика уже поймали и втащили в дом, то ли тревога оказалась ложной и все успокоились, то ли охранники затаились где-то тут, в кустах, и выжидают, чтобы схватить глупую дичь, которая сунется в сад. Последний вариант более всего походил на правду, и я почувствовала, как меня начинает охватывать нервная дрожь. Собственно, я не переставала трястись все это время, но теперь дрожь стала такой сильной, что я чуть не выронила ключи. Зажав их покрепче, я прикусила губу и попыталась передвигаться по кустам быстро, незаметно и не издавая шума. Это было трудно. Во-первых, я не видела, куда ставить ногу, во-вторых, я не толстая корова, но все-таки и не бесплотный дух, поэтому ветки цеплялись за все выступающие места моего тела, и, в-третьих, кровь, стучащая в ушах, мешала мне слышать, подкрадывается ко мне кто-нибудь или нет. На секунду переведя дух, я попыталась вспомнить все, что когда-либо читала о японских ниндзя, и представила себя пантерой, бесшумно и плавно скользящей среди джунглей, не задевая ни одной травинки. Кажется, это помогло. Во всяком случае, до беседки я добралась без приключений. А оттуда до гаража было рукой подать.
И тут я выронила ключи. Жалобно звякнув, они упали в траву. Я застыла на месте: мне показалось, что этот слабый звук сейчас поднимет на ноги всю округу. Потом нагнулась, чтобы нашарить ключи в траве, а когда разогнулась, увидела темную тень, отделившуюся от беседки.
- Дай сюда ключи, - послышался спокойный голос, и я узнала Инес.
Она сделала шаг ко мне и протянула руку. Я попятилась, отчаянно прикидывая, смогу ли я справиться с нею, высокой и жилистой.
- Дай, - повторила она. - Я открою гараж и сама выведу машину.
Ничего не соображая, я растерянно протянула ей ключи. Через три минуты, прыгнув на сиденье "тойоты", я все-таки не удержалась и спросила:
- Почему вы мне помогаете?
Какую-то секунду я думала, что она не ответит. Потом узкие поджатые губы скривились в подобии усмешки, и Инес сказала:
- Потому что ты его дочь.
Она повернулась и пошла к дому, а я рванула с места к воротам, створки которых были распахнуты - видимо, служанка ко всему подготовилась заранее.
"Как она догадалась?" - подумала я, но сейчас это было неважно, и я сосредоточила свое внимание на дороге.
Собственно, все, что мне было нужно - это обогнуть квартал и подъехать к дому сзади. Проделав это, я увидела у калитки высокую фигуру Энди. Эд мешком висел у него на плече. Не знаю, как им удалось остаться незамеченными - возможно, Энди сначала обезвредил ничего не подозревающих охранников, а потом уже выволок брата. Я перегнулась через сиденье и распахнула заднюю дверь.
- Ты опоздала на две минуты, - прошипел Энди, затаскивая Эда в машину, так, словно я была его рядовым, а он генералом. И это вместо спасибо!..
Совершенно неблагодарный тип. А мне еще мерещилось в его глазах парижское небо! Надо же было быть такой сладкой идиоткой. В другое время я бы сказала ему все, что о нем думаю, но сейчас я только отрывисто спросила:
- Куда ехать?
- К тридцать четвертой дороге, - так же отрывисто ответил этот мужлан, и я взяла курс на тридцать четвертую дорогу.
В нескольких кварталах от Фонтанного дома справа у обочины сиротливо притулился автомобиль детектива. Он выглядел абсолютно покинутым, и я притормозила.
- Почему ты остановилась? - нетерпеливо спросил Саарен-младший. - Гони! Тебе что, твоя жизнь не дорога?
- Я забыла в машине свою сумочку, - мстительно бросила я и, прежде чем он успел открыть рот, выскочила на дорогу.
Конечно, я рисковала: он вполне мог тут же пересесть за руль и уехать, бросив меня на произвол судьбы. Однако почему-то этого не сделал.
Дверца горчиковой развалюхи со стороны водителя была не заперта, я забралась внутрь, чтобы дотянуться до сумочки, валяющейся на пассажирском сиденьи, и в этот момент до меня донесся глухой стук. Я подскочила на месте и едва не заорала от ужаса: уж очень странно и страшно звучал этот стук в темноте. Что это?.. Кто или что может так стучать? В голове у меня со скоростью света замелькали какие-то обрывочные кадры, которые услужливо подсунуло перепуганное подсознание: труп, бьющийся окровавленной головой о запаску, пленник, привязанный к бомбе под днищем автомобиля, полицейский, засунутый в транк... тьфу, не в транк, а... В следующий момент я выскочила из машины и распахнула багажник.
Из темной, пропахшей бензином и пылью глубины на меня смотрел бледный связанный Горчик с кляпом во рту.
Не знаю, сколько времени я тупо смотрела на связанного детектива, - надеюсь, не больше нескольких секунд. Потом за моей спиной раздался сдавленный крик:
- Эй!.. Сзади!
Я вздрогнула и бросила через плечо на дорогу затравленный взгляд. Этого взгляда мне хватило, чтобы увидеть нескольких человек, выбегающих из ворот Фонтанного дома с намерениями такими же кристально ясными, как намерения орла, пикирующего с небес на зайчонка. В нескольких шагах от меня из покинутой мной "тойоты" выглядывало озабоченное лицо Энди, а прямо передо мной в пыльном багажнике полицейской развалюхи лежал связанный по рукам и ногам детектив.
Времени на размышление у меня не было совсем, поэтому я и не стала раздумывать - просто захлопнула багажник и прыгнула за руль развалюхи (ключ, о, счастье, торчал в зажигании), краем глаза успев заметить, как Энди, чертыхаясь, пересаживается с заднего сиденья "тойоты" на водительское место.
Надо отдать ему должное - он сделал это достаточно быстро, и все время, пока я на сумасшедшей скорости летела к тридцать четвертой дороге, я видела маячившую за спиной "тойоту".
Ну, доложу я вам, так я не водила машину никогда в жизни! Хорошо, что была ночь и гонка велась в сравнительно мало загруженном Нью-Джерси, а не в Нью-Йорке, где я разбилась бы на первом же светофоре. Тут же я летела стрелой, каждый раз прикусывая губу на неровностях асфальта при мысли о том, как себя чувствует связанный Горчик в багажнике.
На тридцать четвертой дороге я по какому-то наитию повернула направо и понеслась между спящих домиков, лужаек и перелесков, имея очень смутное представление о том, в какой стороне лежит мое спасение. Временами я бросала взгляд в зеркальце: и "тойота", и наши преследователи на двух машинах упорно держались у меня на хвосте.
Рука судьбы вывела меня к девятому шоссе, тут преследователи начали стрелять, судя по тому, как "тойота" вильнула и ушла в сторону. Выстрелов я, разумеется, не слышала, но могла догадаться о том, что происходит, - вы бы тоже догадались, если бы просмотрели столько американских боевиков, сколько просмотрела их я. Правда, в боевиках герой всегда выходит целым и невредимым из всех передряг, а мне вряд ли светило уцелеть в этом приключении. И все из-за папочки, будь он неладен! Было бы не так обидно, если бы я хотя бы знала его, чувствовала, так сказать, зов крови. Так ведь нет!..
В общем, я вынеслась на шоссе, представляя, как кстати оказался бы сейчас полицейский пост на обочине. Каждому известно, что полицейские любят сидеть по ночам в засадах на оживленных магистралях, вылавливая нарушителей, которые по ночному времени беспечно превышают скорость. Скорость, которую я набрала, в несколько раз перекрывала установленную, моя птица-тройка летела, как будто собираясь побить мировой рекорд по опасному вождению, но, как назло, никаких признаков наличия копов в радиусе нескольких миль не было видно.
На этой скорости я чуть не промахнула поворот на Стайтен-Айленд, покрышки завизжали, Горчик, скорее всего, перевернулся в гробу... тьфу, в багажнике, и, если он до сих пор был еще жив, теперь, несомненно, должен был убиться насмерть. Но я не остановилась проверить, хорошая ли отбивная получилась из несчастного детектива. Напротив, я еще немного прибавила скорость и, съезжая на двухполоску, чуть не влетела под трак, неспешно рысивший по дороге. Водитель трака бешено загудел от возмущения, я, было, обрадовалась, что этот гудок привлечет, наконец, внимание полиции, но, на мое несчастье, полиция Нью-Джерси сегодня ночью, видимо, праздновала в полном составе день рождения бригадного генерала, или кто у них там бывает. Во всяком случае, на дороге копов категорически не было.
Когда впереди показались огни моста Веразано, я заметила, что преследователи куда-то сгинули: позади меня была только "тойота" с Энди Саареном за рулем. Я немного сбавила скорость, с трудом ослабила хватку своих побелевших и затекших пальцев на рулевом колесе и откинулась на спинку сиденья. Сказать, что я совсем ничего не понимала, было бы слишком смело. Но все-таки понимала я значительно меньше, чем бы мне хотелось.
Например, мне совершенно не ясна была роль Энди во всей этой афере. Было
очевидно, по-моему, что он не подозревал о подвешенном в подвале Фонтанного дома брате, и, видимо, этим следовало объяснять резкую перемену в его поведении и даже, кажется, в облике. Далее: Инес. То, что служанка была знакома с моим достопочтенным папочкой, не вызывало сомнений. Но вот насколько близко знакома? Была ли она просто преданной служанкой, как в мексиканских сериалах, готовой в память об отце помочь попавшей в переделку дочери? Или, может, она была больше, чем служанкой? Например, его любовницей?.. Но, в таком случае, она должна была бы испытывать ненависть к дочери соперницы. Или не должна? Вот интересно, я бы испытывала ненависть?
Не знаю. Беда в том, что у меня никогда не было соперниц.
На этой оптимистической ноте я въехала в Бруклин и понеслась по Белт-Парквей, раздумывая, куда мне направить свои усталые стопы. Ко мне домой - страшно. В полицию? Тут я вспомнила про Горчика, о котором каким-то образом, расслабившись, забыла, громко ахнула, вслух обругала себя последними словами и стала искать место, куда свернуть, чтобы остановиться и освободить детектива.
Видимо, Энди понял по моим манипуляциям, что я хочу свернуть с парквея. Я, честно говоря, не знаю, для чего я ему была нужна, - судя по его поведению в последние час - полтора, мой вид вызывал у него одно лишь раздражение, - но он посигналил мне фарами, и я послушно свернула там, где он указал.
Минут через пять я поняла, куда мы направляемся - мы ехали к дому Эдуарда, то есть лже-Яна, то есть... в общем, второго из братьев. Сам Эдуард валялся сейчас, должно быть, на заднем сиденьи "тойоты", в состоянии, которому не позавидуешь, если он вообще был еще жив.
В переулке, где стоял дом, тишина и темень стояла, как в могиле. Все-таки Бруклин в темные ночи выглядит весьма зловеще, вот что я вам скажу. К счастью, благодаря безлюдности переулка, здесь было полно места для парковки, и я с облегчением запарковала горчикову развалюху, которая сегодня, наверное, пережила взрыв второй молодости, носясь по дорогам.
Думаю, что в ней стоял какой-нибудь специальный полицейский мотор, потому что ничем другим объяснить тот факт, что она не рассыпалась на части посреди дороги, невозможно.
Энди запарковался поодаль и выпрыгнул из своей "тойоты" изящным атлетическим прыжком. Самое ценное, что атлетический прыжок он не репетировал специально, и вообще, думаю, ему было не до прыжков - это получилось у него самопроизвольно. А я не могу не восхищаться настоящими, природными атлетами. Даже в столь прискорбных обстоятельствах и неуместной обстановке. К тому же, в моей памяти был еще очень свеж сегодняшний вечер в Фонтанном доме, танец, вино, теплые руки Энди, его глаза... В общем, мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы вернуться к суровой действительности.
Суровая действительность тут же предъявила на меня свои права глухим стуком из багажника - детектив оказался более живучим, чем я себе представляла. Я кинулась к багажнику, и, пока Энди осторожно вытаскивал из "тойоты" своего брата и транспортировал его к дверям квартиры, выпустила детектива из пыльного и ржавого плена. Для этого мне пришлось изрядно повозиться - веревки были затянуты крепко, но, когда я, наконец, догадалась вытащить окровавленный кляп у него изо рта, Горчик простонал, что в ящике для перчаток в машине есть нож. После этого дело пошло гораздо быстрее - я просто разрезала веревки, пока Энди открывал двери. К чести детектива надо сказать, что он, несмотря на свою кажущуюся хилость, смог стоять почти самостоятельно после того, как я больше мешала, чем помогала ему выбраться из багажника. Он даже начал самостоятельно растирать свои затекшие конечности, - слегка пошатывался, правда, но, держась за дверцу машины, стоял вполне прилично.
Появившийся в дверях Энди энергичным кивком пригласил нас войти в дом, и Горчик, против ожиданий, кивнул в ответ - видно, ему очень нужно было поскорее сесть. Я подставила ему свое плечо, но он самоотверженно отказался от моей помощи и, постояв еще чуть-чуть, похромал к дому.
Идя вслед за ним, я заметила, как на окне полуподвала в соседнем доме слегка колыхнулась занавеска. Горчик, как будто прочел мои мысли, с трудом повернул голову и выдавил сквозь зубы:
- Китаец.
Я быстро-быстро закивала, но, откровенно говоря, не совсем поняла, что он имел в виду. Горчик поморщился и повторил настойчиво:
- Китаец. Лечить умеет. Мне он нужен. И тому... второму.
Мне страшно не хотелось идти к китайцу среди ночи, уговаривать его прийти, что-то объяснять... Я, понурившись, сделала несколько шагов к калитке, но, к счастью, старик вышел на крыльцо сам и застыл каменным изваянием на ступеньках лестницы, ведущей в подвал.
- Хай, - сказала я тупо. - Вуд ю плиз...
Старик слегка повернул голову и бросил на Горчика взгляд из-под полуприкрытых век. Больше всего он был похож на одну из тех маленьких серых ящериц, которых я однажды рассматривала в зоомагазине и даже собиралась купить: настолько завораживающи были их редкие движения, так изящны очертания угловатых тел.
- Сяй, - сказал китаец. - И спать. Много-много спать. Два день.
Я неуверенно кивнула, а Горчик, сморщившись, произнес несколько слов по-китайски.
Старик поднял голову к небу, подумал и кивнул. Потом легким скользящим шагом приблизился к детективу, быстро завернул ему веко, посмотрел внимательно, нащупал пульс, еще раз кивнул и пошел вместе с Горчиком к стоящему в дверях Энди. Энди хмурился и выглядел усталым и сердитым. Про меня они как будто все забыли. Я уже подумывала, не сбежать ли мне от них под шумок и не уехать ли, допустим, в Париж, где меня никто не найдет, но тут Горчик обернулся и поманил меня к себе.
Я вздохнула и вместе с ними вошла в дом.
Лже-Ян лежал на диване и выглядел очень неважно. Китаец сразу начал щупать ему пульс и заглядывать под веки, а Горчик сел в кресло и прикрыл глаза.
Все это больше всего напоминало боевик про войну во Вьетнаме, вот только моя роль была неясна. Глупенькая красотка, которую злокозненные вьетнамцы взяли в плен и зверски мучают, не давая смотреться в зеркало?.. Или Рембо в юбке, спасающая главного героя из всех передряг, не колыхнув даже бюстом?..
Ну, на прекрасную вьетнамку, которая влюбляется в отважного американца и помогает ему выбраться из лап озверевших патриотов, я не тяну, уж простите. А, судя по тому, как мало я понимаю во всем, что тут происходит, мне вообще отведена роль бессловесного, но очень ценного сокровища, которое все ищут и хотят украсть.
- Налей воды в чайник, - бросил Энди через плечо.
Я сначала даже не поняла, к кому он обращается. Ничего себе!.. Этот тип командует мною, как своей служанкой, а почему, собственно? Я вообще никому, за исключением мамули, не позволяю так с собой разговаривать. Поэтому я выпрямилась (майка на груди угрожающе натянулась), вскинула голову и начала:
- Видите ли, Энди...
Он повернулся ко мне всем корпусом с выражением насмешливого удивления на лице.
- Энди? Вот идиотка! Энди остался в Матаване. А я - Стас, очень приятно познакомиться.
- О, Господи!.. - простонала я. - Еще один?.. И бессильно опустилась в кресло. Однако кресла поблизости не оказалось, поэтому я очутилась на полу, и никто, заметьте, не кинулся меня поднимать.
А этот чертов Стас так и вообще довольно заметно подавил смешок, несмотря на трагичность положения. Нет, господа, это уж слишком. Четвертый Саарен - и все на мою голову! Я бы и сама рассмеялась, если бы во мне еще оставалась хоть капля юмора.
Я встала, отряхнулась и сухо спросила:
- Сколько же вас всего?
- Четверо, - успокоил Стас и пошел к плите ставить чайник - видимо, понял, что от меня сейчас толку мало. - Было четверо, вместе с Яном, царство ему небесное...
Он стал искать чашки, поочередно открывая дверцы шкафа, а я смотрела на его широкую спину, кусала губы и раздумывала, не шарахнуть ли его чем-нибудь тяжелым по затылку.
- Если бы я был здесь, - продолжал Стас, - этого бы не случилось. Ян всегда был индивидуалистом. Вот и довыступался... Слушай, ты не знаешь, где у него сахар? Кофе я нашел...
- Откуда мне знать, где у него сахар? - нервно ответила я. - Я здесь вообще второй раз в жизни...
Стас обернулся и внимательно посмотрел на меня.
- Второй раз?.. А когда был первый?
Я посмотрела на Горчика. Детектив лежал в кресле, закрыв глаза, и ничего посоветовать мне не мог.
- Сегодня утром, - ответила я честно. - Мы нашли Сенечку...
- Кто такой Сенечка? - быстро спросил Стас, не отрывая от меня взгляда.
- Сенечка - это мой... м-м-м... знакомый.
- Ясно.
- Ничего тебе не ясно! Попрошу без глупых намеков! - разозлилась я. - Между прочим, это твои дружки закопали его тут, на заднем дворе!
Стас изменился в лице.
- Закопали?.. Ну, ты даешь!.. Я смотрю, у вас тут одни трупы!
- К счастью, Сенечка жив, - отрезала я. - Но, если бы не он, ты бы, между прочим, не увидел больше своего братца!
Я кивнула в сторону лже-Яна, над которым суетился старик китаец.
- Это Сенечка мне сказал про Матаван и про то, что там, в подвале, видел подвешенного человека. Поэтому мы туда и поехали. А твой братец, между прочим, подозревается в убийстве другого братца. Если...
- Кто? Эдик? Не смеши меня, - Стас презрительно скривился. - Эдик мухи не обидит. Тем более, он никогда не поднял бы руку на Яна. Ян для него всю жизнь был примером для подражания. Вообще, из всей нашей непутевой семейки только я, скажу тебе без ложной скромности, на что-то способен.
- Да? - я прищурилась. - Так может, это ты и прикончил Яна? Ну, спасибо тебе тогда, век не забуду!
- Да нет, - Стас качнул головой. - Можешь мне не верить, но у нас в семье все друг за друга держатся. Из наших любой даст себя за брата порезать на кусочки. И уж тем более никто из нас не поднимет руку на другого из-за каких-то бабок.
- Не из-за каких-то, а из-за очень больших, - поправила я. - Даже огромных. Хотя я, честно говоря, сомневаюсь, что этот ваш Алекс мне не наврал.
Стас усмехнулся и передразнил:
- "Этот ваш Алекс..." Дура ты ужасная. Алекс не наш, а, скорее, твой. Он твой брат, между прочим. Сводный, конечно. По папочке. Ваш папочка, судя по всему, был не дурак по части баб. И по части бабок тоже.
Я машинально поморщилась на этот неуклюжий каламбур. Удивляться я уже устала. Голова у меня просто гудела от неожиданной информации. Алекс - мой брат?.. Ничего себе, братик!.. Готов сестренку со свету сжить из-за презренного металла!
- Слушай, - сказала я, присаживаясь на краешек кухонной табуретки. - Так что, папенька ему ничего не оставил? Обманул его ожидания?
- Да нет, - Стас пожал плечами и снял закипевший чайник с огня. - Ваш папаша был человек очень небедный, и Алекса обеспечил. А перед тобой у него было что-то вроде комплекса вины, поэтому самый лакомый кусочек он тебе отстегнул. Удружил, называется.
- Какой кусочек-то? - спросила я. - Может, мне отдать его Алексу, и дело с концом?
- Насколько я понял, - сказал Стас, разливая кипяток по чашкам, - весь сыр-бор из-за рудника в Мексике. Там чертова уйма то ли золота, то ли алмазов, то ли еще чего. Вот у Алекса глаза и разгорелись. Но, боюсь, что подарить ему рудничок у тебя не получится. То есть, подарить-то ты можешь, но там, видишь ли, вмешался кто-то третий... И этот третий очень крепко вцепился в мексиканские сокровища.
Старик китаец, за это время успевший неслышно выскользнуть прочь и вернуться обратно с уймой каких-то пакетиков, принялся заваривать свой "сяй", а потом обкладывать лже-Яна примочками и компрессами. Стас попытался ему помогать, но старик вежливо, но твердо отстранил его. Саарен номер четыре вернулся к столу и, всыпав в желтую керамическую чашку ложку растворимого кофе, залил его кипятком, подвинул чашку мне и занялся приготовлением кофе для себя.
- Слушай, - сказала я, помешивая кофе ложкой, чтобы скорее остыл, - а кто он, этот третий? И что теперь будет?
Стас пожал плечами.
- Надо полагать, это какой-то бывший партнер твоего папочки. Во всяком случае, он очень даже в курсе всех его дел. И, будь спокойна, сделает все, чтобы избавиться ото всех возможных претендентов на наследство.
- Всех?..
- Ну, кроме тебя и Алекса, есть еще твоя и его матери... И еще...
- Ну?..
Стас вздохнул.
- Я же говорил тебе, что твой папочка был ходок еще тот. Есть еще одна дочка. Ей сейчас лет пять или шесть. Вроде бы, ее мать умерла... Где ребенок, никто не знает. О ней никто бы и не узнал, но Инес проговорилась. Она сказала, что твой отец, якобы, обрюхатил Роситу, горничную, и та уехала к родителям в Мексику. Так вот, этот бывший партнер, или кто он там, охотится и за ребенком тоже. Ему важно всех вас извести под корень. Так что Алекс крепко влип, когда с ним связался.
- А он связался? - я вздрогнула.
Мне было не по себе: конечно, Алекс - подонок, но ведь брат все-таки... Почему-то я сразу поверила Стасу.
- Связался, - махнул рукой Стас. - Ведь не Алекс же прирезал Яна и пытал Эдика...
- Не Алекс? - я удивленно отставила чашку. - Но ведь Эдик был в подвале Фонтанного дома...
- Да Алекс в этом Фонтанном доме на правах шестерки... Твой преследователь предпочитает держаться в тени. Аферы Алекса просто сыграли ему на руку. Слушай сюда. Мысль у Алекса была такая: охмурить тебя, жениться и наложить лапу на наследство. Безо всякой крови и тому подобных мерзостей. Если бы Ян тебя сумел очаровать - будь спокойна, ты бы ему все, что угодно, отдала безо всякого насилия. Еще бы и кофе в постель подавала.
- Я?! - я возмущенно выпрямилась. - Да никогда в жизни! Еще чего выдумал!
- Подавала бы. Я Янчика хорошо знаю...
Нашу, если можно так выразиться, беседу прервал протяжный стон, донесшийся с дивана. Через секунду Стас уже был возле брата и держал его за руку.
- Эдик?.. Это я, Стас. Ты меня слышишь?
Китаец что-то укоризненно забормотал, и Горчик, тоже облепленный примочками, перевел, не открывая глаз:
- Он не слышит. Не трогайте его. Ему сейчас нужно много спать.
- Он не умрет? - спросил Стас, и я удивилась, услышав, как дрогнул его голос.
Китаец быстро заговорил в ответ, и Горчик перевел:
- Он говорит, что все в руках судьбы, но, вроде бы, не должен. Молодой, сильный. Отлежится. У него сломано ребро, но внутренних повреждений, как утверждает китаец, нет. Говорит, несколько вывихов - он их уже вправил, может быть, сотрясение мозга. Чай, говорит, нужно пить и спать, спать, спать...
Стас недоверчиво посмотрел на детектива и неласково спросил:
- А вы, мистер, вообще-то, кто такой?..
- Я, мистер, детектив, - морщась, ответил Горчик. - Моя фамилия Горчик. Если я правильно понял, подозреваемый - ваш брат?
- Подозреваемый? - Стас поднял брови. - В чем?
- В убийстве Яна Саарена, - пояснил Горчик и неопределенно пошевелил пальцами. - Во всяком случае, пока у нас нет других подозреваемых.
- Эдик?.. Да с чего вы это взяли?
- Мы нашли орудие убийства, - пояснила я охотно и тут же запнулась, потому что Горчик нахмурился и посмотрел на меня так, что мне захотелось провалиться сквозь землю.
- Орудие убийства? - Стас прищурился. - И что это было? Кинжал с инициалами Эдика на рукоятке? Или вы проверили отпечатки пальцев?
- Ты не веришь, что это он? - спросила я, потому что мне тоже как-то не верилось, что лже-Ян, ночевавший на чердаке у моей мамули и проявивший себя, в общем, с неплохой стороны, может оказаться хладнокровным убийцей собственного брата.
Стас пожал плечами.
- Конечно, не верю, - сказал он холодно. - Нужно быть идиотом, чтобы подозревать Эдика. Я же говорил - он мухи не обидит. Тем более, он никогда в жизни не поднял бы руку на Яна. Мы с Андрюшкой близнецы, и то между нами нет такой преданности, какая была у Эдика к Яну. Он на него буквально молился.
- Но он попытался занять его место! - напомнила я.
Стас вздохнул.
- Да, попытался... Чуть не последовал за ним, как видишь. У него были объективные причины.
- Интересно, какие? Какие такие объективные причины могут заставить человека обманом занять место умершего брата, чтобы охмурить ничего не подозревающую женщину? Кроме безудержной любви к деньгам, я других причин что-то не вижу.
- Ну, есть еще безудержная любовь к своей семье, - отрезал Стас. - Я понимаю, что для тебя это недостаточно веская причина, но тебе придется ею удовлетвориться. У Эдика в России жена и ребенок. Вернее, не жена, а... в общем, женщина, которую он очень любит. Она попала в стесненные обстоятельства, Эдику срочно нужны были деньги. Большие деньги.
- И ради этого он решил подставить и погубить другую женщину, - я поджала губы и вскинула голову, вспомнив, как мы целовались с лже-Яном у мамули в горах. - Хороший у тебя брат. Просто ангел во плоти.
- Ага, тебя, пожалуй, погубишь, - Стас посмотрел на меня с плохо скрытым отвращением и сел, придвинув стул к изголовью дивана.
Я могла быть уверена, что он был бы счастлив, если бы на месте лже-Яна лежала я, облепленная примочками с ног до головы, а лучше - вообще мертвая.
Оставался еще один вопрос, который мне хотелось задать, и я наступила на свою гордость и откашлялась:
- Стас... А Энди... Вы с ним близнецы, ты сказал? Он тоже хотел меня охмурить? Когда оба старших брата вышли из игры, остался он, да? И ты?..
- Меня тут не было, - буркнул Стас, не поворачиваясь. - Я служил в нэви... в общем, на флоте. Если бы я тут был, я бы им всем прочистил мозги, особенно Алексу. А Андрюшка... он у нас вообще не от мира сего. Не удивлюсь, если он ничего не знает. Алекс вполне может, зная его щепетильность, использовать его втемную. Про наследство и про то, что у Алекса есть сестра, Андрей знал. Алекс мог сказать, что хочет сделать тебе сюрприз... или что-нибудь в этом роде. Он думал, что ты в Андрюшку втюришься с одного взгляда - в него все девицы втюриваются. Ну, ты, похоже, не обманула его ожиданий, а?
Стас обернулся, и его глаза цвета неба над... тьфу! какого еще неба?.. в общем, его глаза впились в мои так, что я покраснела и отвернулась, вместо того чтобы сказать ему, что это не его собачье дело.
Я отвела глаза и сказала, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более независимо:
- Ну, ладно. Мне нужно позвонить маме. Надеюсь, я могу это сделать?
И добавила уже более мирным тоном:
- Я думаю, мама там уже с ума сошла от беспокойства...
Стас пожал плечами:
- Звони, конечно. Мама - это святое. Только домой пока не дергайся - я потом, если понадобится, тебя провожу. Но лучше бы тебе там не появляться.
- Ты соображаешь, что говоришь? - я вскочила и по внезапной боли в коленях вдруг поняла, насколько я устала от всего этого - трупы, стрельба, погони, бессонные ночи... - Я тебе кто - женщина или спецназовец? Мне домой нужно, мне переодеться нужно, душ принять после этих гонок... И у меня там коллектив, газета! Ты что?
- Не ори, - в его голосе не было даже намека на вежливость. - Тебе что тут, трибуна? Тут люди, между прочим, раненые! Из-за твоего чертова наследства...
- Ах, вот как? - я сбавила голос почти до шепота и теперь шипела, как змея. - Из-за МОЕГО наследства, ты сам это сказал! Я никого не приглашала лезть в мои дела, набиваться мне в друзья, мужья и любовники. У меня, знаешь ли, поклонников и без твоих братьев хватает!
- Не сомневаюсь, - ответил он ядовито. - Я дамочек твоего типа видел предостаточно.
Я выпрямила спину и расправила плечи.
- Нет, милый, - сказала я нежно. - Дамочек моего типа ты за свою дурацкую жизнь еще не встречал. Так что смотри хорошенько, не скоро тебе еще удастся увидеть такую женщину. Если вообще удастся. Я, милый, штучный товар. И не только из-за наследства, как даже ты с твоими тупыми мозгами мог бы заметить.
Лежащий в кресле Горчик приоткрыл глаза и сказал тихо и грустно:
- Мисс Верник, прекратите вступать в разговоры с подследственным. И вообще - держите себя в рамках.
- Это кто тут подследственный? - спросил Стас безо всякой, впрочем, злости.
- Ты лежи там, давай, и помалкивай. Тоже мне - Рембо... А ты хотела маме звонить - вот и звони. "Штучный товар".
Он обидно хмыкнул и, выбив из пачки "Мальборо" сигарету, вышел за дверь. А я прошла по коридору и в одной из комнат нашла телефон.
Уже набирая номер, я случайно посмотрела на часы и ахнула: четвертый час утра!.. Первым моим побуждением было немедленно нажать на рычаг, пока телефонный звонок не перебудил всю квартиру у Беллы Аркадьевны, но, не успел прозвучать первый гудок, как мамуля схватила трубку.
- Алло?.. - ее голос звучал так, точно она вообще не ложилась спать.
- Мама, это я, - сказала я виновато.
- Маша!.. - в голосе мамули звучало такое неподдельное волнение, облегчение и еще что-то, похожее... да, похожее на любовь, что я с трудом проглотила образовавшийся в горле комок.
- Маша, ты жива? - мамуля говорила хрипло, как будто успела выкурить не менее трех пачек сигарет. - С тобой все в порядке? У тебя странный голос. Где ты? Надеюсь, не в тюрьме?
- Да, мама, со мной все в порядке, я просто очень устала, - я села на подлокотник кресла и начала наматывать на палец телефонный шнур, как всегда в детстве наматывала косичку во время маминых нагоняев. - Я не в тюрьме, а... в одном месте, - я почему-то оглянулась на дверь. - Домой пока не могу, к вам подъехать тоже, наверное, не получится. Вы пока побудьте у Беллы Аркадьевны, хорошо?
- Слушай, Маша, - мамуля быстро взяла себя в руки, и теперь ее голос был просто озабоченным. - Тут тебе все время какой-то тип названивает по твоему мобильному. Ты же его мне в сумку засунула по рассеянности! Я всегда говорила: ты так голову где-нибудь забудешь.
Я вспомнила рассказ Стаса о папочкином партнере, который охотится за всеми возможными наследниками, и по спине у меня пробежал холодок. Мамуля! Ведь она тоже представляет потенциальную опасность для его целей!..
- Мама, вы можете прямо сейчас уехать от Беллы Аркадьевны?
- Интересно, куда? - язвительно поинтересовалась мамуля. - Куда я могу уехать в четыре часа утра в Бруклине? У меня, извини, любовников нет.
- Ну, хорошо, а что он говорил? Этот, который звонил...
- А я уж думала, ты никогда не спросишь, - я так и видела, как мамуля поджала губы. - В первый раз, это еще утром, он, кажется, удивился - не ожидал, что трубку возьму я. Спросил, где мисс Верник. Я ответила, что ты уехала по редакционным делам. Во второй раз он уже знал, что тебя нет, и ехидно сообщил, что "у мисс Верник развелось такое количество ухажеров, что ей не миновать неприятностей". Потом он позвонил и поинтересовался, не звонила ли ты. И в последний раз - с полчаса назад - он попросил тебя к телефону и был удивлен, если не сказать - разъярен, когда я ответила, что тебя нет, ты не объявлялась и не звонила. При этом, Маша, он объявил, что дома тебя тоже нет, и что он, видите ли, не понимает, куда ты делась.
- Хорошо, - я накрутила уже весь телефонный шнур на руку и теперь разматывала его в обратном направлении. - Пусть и дальше не понимает... Куда же мне вас спрятать?.. К кому можно...
- Да почему меня нужно прятать? - судя по голосу, мамуля закуривала очередную сигарету.
- Мама, лучше не спрашивайте, - я вздохнула. - Тут такие дела творятся... Судя по всему, охота идет уже не только за мной, но и за всеми, кто как-то может иметь отношение к папенькиному наследству...
- А, так все-таки наследство? - оживилась мамуля. - Тебе это точно известно?
- Да, мам, - смиренно сказала я. - У меня завещание.
Я на всякий случай потрогала папку, которая уже натерла своим углом мой бок. Хорошо, что толстая фланелевая майка от спортивного костюма была достаточно просторной... Впрочем, я не была уверена, что Стас не заметил папки. А если заметил, почему никак этого не показал? Ох, что-то крутит этот Стас, что-то мне все это вообще не нравится... Случайно пошел за мной в подвал? Случайно обнаружил брата? Поехал за мной - тоже случайно? И вообще - чего он ко мне прицепился? Нет, вы как хотите, господа, но мне этот супермен с его суперменскими замашками очень подозрителен. Вполне вероятно, что и напарника какого-то он сам выдумал. И хочет забрать у меня папку с завещанием без шума...
- Маша? Ты что там, заснула? - мамулин голос оторвал меня от рассуждений и слегка отрезвил, а то я что-то, кажется, зарапортовалась.
- Ничего, ничего, я просто думаю, мама... Знаете что? Давайте, я вам перезвоню через полчаса. Если этот тип опять позвонит, скажите, что...
- Я знаю, что ему сказать, - отчеканила мамуля. - Хорошо. Я буду ждать твоего звонка.
Я повесила трубку и сползла в кресле пониже, далеко вытянув ноги. У меня болело все тело, мысли путались от усталости и пережитого возбуждения, а мне еще нужно было придумать, куда спрятать мамулю.
Уставившись в стену - со стороны вид у меня был, я думаю, невероятно глупый, - я кусала нижнюю губу и размышляла.
Конечно, предположение, что Стас хочет забрать у меня папку, выглядело нелепо. Зачем ему эта папка? Скорее, он должен хотеть заполучить меня. А, судя по его поведению, охмурить меня в его планы не входило. Тогда для чего я ему? Зачем он помог мне бежать из Фонтанного дома? В его благородные побуждения мне верить совершенно не хотелось. Благородные рыцари с отвагой в горящих очах не грубят прекрасным дамам каждую секунду и не строят из себя неизвестно кого. Ну, хорошо, оставим его побуждения на потом. Что мне сейчас делать? Куда прятать мамулю, куда прятаться самой? Да что за глупости, не могу я никуда прятаться! У меня газета, а газета без моего участия выходить не может. Кто, в конце концов, будет платить зарплату сотрудникам? Да и вообще, если за моими архаровцами не присматривать, они там такого наворотят! Особенно Благолепов...
Мои размышления, от которых я уже готова была прийти в отчаяние, прервал Стас, вошедший неслышным шагом в комнату и остановившийся у дверей. Если бы он не кашлянул, я бы его и не заметила. Военная выучка.
Обернувшись, я посмотрела на него без всякого удовольствия. Он стоял, не без изящества прислонившись к дверному косяку, и тоже смотрел на меня отнюдь не с любовью во взоре.
- Ну, и что мне с тобой делать? - спросил он угрюмо и почесал бровь, разделенную на две неравные части едва заметным шрамом. Я почему-то только теперь заметила этот шрам и уставилась на него. Стас неправильно истолковал мой взгляд и тут же ощетинился:
- Ты думаешь, ты выглядишь лучше после всех этих гонок? Иди посмотри на себя в зеркало. Не девочка уже, чтобы по дорогам носиться.
Ну, это уж слишком! Намекать на мой возраст - это низко! Тем более, что мне никто никогда не дает моих лет. Этот юный нахал, кажется, считает, что ему все позволено!
Я встала на ноги, окинула его ледяным взором и процедила сквозь стиснутые зубы:
- Ну, хватит. Мне все это надоело. Я ухожу. У меня, между прочим, завтра рабочий день... То есть уже сегодня. И выспаться не удастся!
- Сядь, - посоветовал он спокойно. - А еще лучше - ложись вон там, на кушетке. Я тебя разбужу, когда это будет необходимо. Про работу на время забудь. Ничего с твоей газетой не сделается.
- Да? - мой голос позорно дрогнул. - И про мамулю забыть? Ты же сам говорил, что этот тип... что он...
Он на несколько секунд задумался, потом тряхнул головой, подошел к письменному столу, выдвинул один из ящиков и достал лист бумаги и карандаш.
Нацарапав на листке несколько строк, протянул его мне: - Вот. Это адрес. Там живет один человек, ему нужно сказать, мол, Стас прислал... Пусть она там немного побудет и никуда не высовывается. Звони, а потом ложись спать. И поскорее, иначе я передумаю - мне тоже хочется вздремнуть.
Не успела я придумать достойный ответ, как этот наглый тип положил свою бумажку на край стола, повернулся на каблуках и исчез за дверью.
Выспаться мне не удалось. Только я задремала, прижимая к груди под майкой папку с завещанием, как чья-то нетерпеливая рука начала трясти мое плечо так, будто собиралась вытрясти из меня душу.
Я застонала и стряхнула отвратительную конечность, однако она тут же снова вцепилась в мое плечо и встряхнула сильнее прежнего. Пришлось просыпаться.
С трудом разлепив тяжелые веки, я с ненавистью посмотрела на склонившегося надо мной Стаса - конечно, кто же еще это мог быть, такой бесцеремонный и жестокий!
- Что тебе нужно? - спросила я хриплым спросонья голосом. Другой бы на его месте от моего тона провалился сквозь землю, но этот негодяй даже не извинился.
- Вставай, - объявил он хмуро. - Тебя к телефону.
- К какому телефону? - не поняла я.
В целях конспирации я не дала мамуле номер здешнего телефона, и, значит, звонить мне никто не мог.
- Этот гад позвонил на мой мобильник. Он знает, что мы вместе. Требует тебя. Вставай и поговори с ним.
Я как-то сразу поняла, о каком гаде идет речь. Конечно, об этом загадочном папенькином партнере, который хочет извести всех наследников, чтобы самому захапать и рудничок в Мексике, и все остальное.
Спустив ноги с кушетки, я поморщилась от боли в колене и откинулась к стене, обреченно протянув руку за трубкой. Кто бы знал, как мне не хотелось разговаривать ни с какими искателями наследства!.. А хотелось мне немедленно уткнуться в подушку, проспать часов двадцать подряд, а потом проснуться, принять душ, одеться, накраситься и поехать на работу, в свою любимую газету, о которой я уже успела очень сильно соскучиться. Стас вложил трубку мобильника мне в ладонь, я поднесла ее к уху и злобно сказала:
- Я слушаю.
- Приветик, сокровище! - развязно хохотнул в трубке тот самый не лишенный приятности баритон, который я уже слышала после стрельбы в мамулином доме.
- Я хотел бы с тобой встретиться. Шустрая ты такая... за тобой не угонишься. В общем, так. Встречаемся в Манхэттене, адрес я тебе скажу. Принеси с собой завещание.
- А на черта ты мне сдался? - невежливо ответила я. - Я совершенно не собираюсь с тобой встречаться. Я спать хочу.
- Встретиться тебе со мной придется, моя прелесть, - голос в трубке
неожиданно стал холоден, как стальной клинок. - И завещание твоего дорогого папочки тоже придется отдать. У меня девчонка.
- Какая девчонка? - спросила я машинально.
- Сама знаешь, какая, - опять хохотнул он. - Твоя сводная сестра. Сиротка из Мексики. Бедный ребенок. Пять лет. Хорошенькая, как куколка. И такая же рыжая, как ты. Представляешь?
Сердце у меня сжалось. Не то чтобы я испытывала какие-то родственные чувства к этому чужому ребенку. Я и папашу-то своего никогда не видела, а он наплодил, понимаешь, детей по всему свету, что же мне теперь - о каждом заботиться?!.. Но мысль о том, что маленькая, пусть чужая, девочка находится в руках этого мерзкого типа была для меня невыносима. Сирота, совсем маленькая, совершенно одна... Я передернулась и прошипела в трубку:
- Говори адрес.
- Умница, - довольно произнес гад. - Сентиментальность, оказывается, ваша фамильная черта. Твой братец Алекс тоже умолял не причинять тебе зла и не трогать ребенка... Даже пытался остановить меня. Пока я его не успокоил.
- Что ты сделал с Алексом, скотина? - крикнула я, неожиданно для самой себя впадая в неконтролируемую ярость. Ну, я уже говорила, что, когда задевают мою семью, я превращаюсь в раненую тигрицу.
В трубке раздался издевательский хохот. Ответа на свой вопрос я не получила, зато, отсмеявшись, гад продиктовал мне адрес в Манхэттене.
- Приходи одна, - предупредил он в конце. - Как во всех порядочных детективах делается. Если попробуешь приволочь за собой кого-нибудь из этих придурков, которых я еще не успел закопать, будешь пенять на себя. А главное - с малюткой тогда непременно что-нибудь случится.
И он бросил трубку.
Видимо, Стас понял по моему лицу, что меня сейчас лучше ни о чем не спрашивать. Поэтому он просто молча наблюдал за тем, как я встаю, пересекаю комнату и направляюсь в ванную, по пути бросив взгляд на часы. Если они не стояли, то сейчас было ровно пять утра. Этот подонок не дал мне поспать и часа.
В ванной я заперлась, разделась и встала под душ. Конечно, о том, чтобы заехать домой переодеться, речи не шло, но, по крайней мере, прохладная вода должна была меня хоть немного оживить. Она и оживила. Почти. По крайней мере, руки и ноги у меня начали хоть немного сгибаться. Спина все равно была деревянной, но тут уж не до хорошего. Вообще, господа, я хочу вам сказать, что лучшее средство заработать радикулит и остеохондроз - это посидеть пару часов за рулем в напряженной позе, а потом поспать на мягкой, проваливающейся кушетке.
Растершись как следует полотенцем, которое я сочла свежим, я натянула свой спортивный костюм, уже не казавшийся мне таким мягким и приятным, надела кроссовки, засунула папку с завещанием под майку и вышла из ванной. Стас сидел в кухне и ждал меня с чашкой крепкого кофе. И за это я была ему бесконечно благодарна. Пока я пила кофе, он молчал. Я тоже молчала, глядя поверх его головы в начинающее светлеть окно.
Своего брата он, видимо, перетащил в спальню, а Горчик спал прямо в кресле - Стас только подставил ему под ноги мягкий табурет. Лицо детектива выглядело неважно - синяки и ссадины стали более заметны, волосы свалялись, длинный нос заострился. Я надеялась, что китаец не просмотрел какого-нибудь скрытого перелома, и Горчик не угодит в госпиталь на неопределенный срок.
- Ты поедешь? - нарушил, наконец, молчание Стас.
Я кивнула, не собираясь открывать рот. На душе у меня было муторно.
Во-первых, я просто боялась. А что вы хотите! Я женщина, и мне положено дрожать от страха в разных сложных жизненных обстоятельствах. Во-вторых, я беспокоилась за этого кретина Алекса. Конечно, он не сделал мне ничего хорошего и вообще был порядочной сволочью, но все-таки родственник...
В-третьих, я боялась себе представить, какую гадость омерзительный папашин партнер может сотворить с попавшей к нему в лапы маленькой девочкой. И почему-то именно это тревожило меня больше всего. Возможно, во мне взыграл нереализованный материнский инстинкт.
Ехать я собиралась на машине Горчика. Ее я уже знала, да и вообще - у меня не было выбора.
- Я поеду с тобой, - сообщил Стас, допивая кофе одним глотком. - Ты такая дура, что обязательно попадешь в историю.
- Никуда ты не поедешь, - ответила я бесцветным голосом. - Я, конечно, дура, но не до такой степени, чтобы нарушить объявленные условия. Мне было велено приехать одной.
- Хорошо, - он встал и сильно потер шею. - Ты поедешь одна, а я поеду следом.
- И все испортишь, - окрысилась я. - Нет уж, если он тебя заметит, пиши пропало...
- Вы никуда не поедете, - раздался из кресла глухой голос. - Я собираюсь задержать вас по подозрению в убийстве.
Мы оба обернулись на детектива, и лица у нас, видимо, были такие, что тот нахмурился.
- Вы, мисс Верник, будете задержаны как свидетельница. А вы, сэр, по подозрению...
- По подозрению в чем?! - лицо Стаса не предвещало ничего хорошего.
- Ваш брат был убит, - упрямо сказал Горчик. - Ваш второй брат явно в этом замешан. Ваш третий брат... в общем, тут дело нечисто, и вы должны быть допрошены по всем пунктам. Подробно.
- На здоровье, - пожал плечами Стас. - Допрашивайте. В тюрьму вы меня посадите, что ли?
- Во всяком случае, из этого дома вы не выйдете, пока я вам не разрешу, - спокойно сказал детектив и поднял руку. В руке у него был пистолет.
Я сдавленно ахнула и отпрянула назад. Не то чтобы я испугалась пистолета в руках Горчика - в меня он стрелять, разумеется, не станет. Просто у меня появился план.
Стас стоял посреди комнаты, смотрел на пистолет, и его лицо все темнело и темнело, постепенно становясь чернее тучи. Детектив, в свою очередь, не сводил с него глаз.
Я приложила руку к животу и пискнула слабым голоском:
- Извините, мне нужно в туалет...
Они не обратили на меня внимания. И зря. Потому что я шмыгнула в ванную, заперла дверь, пустила воду, открыла окно и вылезла наружу, ободрав плечо об узкую оконницу.
Добежать до машины и завести мотор было делом нескольких секунд. Думаю, когда эти двое идиотов очухались, я была уже на Кони Айленд.
Адрес, который назвал мне папенькин партнер, находился на тихой и красивой улице Святого Марка. Дома здесь были, в основном, двух и трехэтажные, но попадались и старые кирпичные шестиэтажные билдинги, в одном из которых и располагалась нужная мне квартира.
Поднимаясь по лестнице, я представляла, как посмотрю в глаза этому гаду, которому богатство так важно, что ради него он готов поубивать половину Нью-Йорка, и что скажу ему.
Гад ждал меня - дверь в квартиру была приоткрыта. Я вошла, постояла у порога, привыкая к полумраку - в квартире было значительно темнее, чем на улице, а свет почему-то не горел. Когда мои глаза, наконец, смогли различать предметы, я прошла по квартире - это была жалкая меблированная студия с кухней и душем, и в ней никого не было. На обшарпанном столе белел клочок бумаги. Я подошла поближе, взяла листок и поднесла его к окну, чтобы разобрать то, что там было написано.
"Поднимайся на крышу". Всего три слова. Я задумалась. На крыше этот гад может сделать со мной все, что угодно - я панически боюсь высоты. Вроде бы, шестой этаж - это не Эмпайр Стейт Билдинг. Но мне хватит. Кроме того, эти старые здания довольно высокие, и шести этажей вполне достаточно, чтобы умереть на лету от разрыва сердца. Или разбиться в лепешку о мостовую внизу.
Откровенно говоря, мне ужасно не хотелось никуда идти, тем более, на крышу.
Надо было взять с собой Стаса, подумала я с запоздалым раскаяньем. Но Стаса рядом не было, а в ушах у меня звучал голос: "С малюткой непременно что-нибудь случится..."
Мешкать было нельзя. Я глубоко вздохнула, на секунду зажмурилась, достала папку с завещанием и, держа ее в руках, вышла из квартиры. Ветер, которого совсем не чувствовалось внизу, ударил мне в лицо, когда я оказалась на крыше. Низкие облака, предвещающие дождь, казалось, нависли над самой головой, так, что хотелось пригнуться. На дальнем краю крыши, у низкого бортика, стояли две фигуры: одна высокая, широкоплечая, в длинном кожаном плаще, а другая - маленькая, озябшая, в синем пальтишке, с развевающейся по ветру охапкой спутанных рыжих кудрей. При виде этой крохотной жалкой фигурки мое сердце дрогнуло и перевернулось. Гад крепко ержал девочку за руку, а она стояла смирно, только ежилась под порывами ветра.
Я сделала несколько неуверенных шагов вперед, стараясь не смотреть вниз, и увидела, как большая рука сильнее стиснула детскую ручонку.
- Я пришла! - крикнула я поспешно. - Отпусти ребенка!
Гад усмехнулся. Я подошла еще ближе, и теперь видела его лицо. Да, господа... Сказать, что он был красив - значит, не сказать ничего. Про таких говорят - дьявольски красив. Его глаза сверкали, густые волосы падали на воротник роскошной блестящей волной, белоснежные зубы поблескивали в утреннем полумраке.
- Отпущу, конечно, - пообещал он, не переставая улыбаться, и подтянул девочку поближе к себе. - Давай сюда папку, радость моя.
Я больше не смотрела на него - я вглядывалась в бледное личико ребенка.
Глаза девочки были полны слез, но она молчала. Я протянула одной рукой папку, другую руку протягивая к малышке. Мне хотелось взять ее на руки и прижать к себе.
Гад принял папку у меня из рук, умудрился раскрыть ее, не выпуская детской ладошки, бегло просмотрел содержимое, удовлетворенно кивнул, широко улыбнулся и быстрым неуловимым движением перебросил девочку через бортик крыши. В ту же секунду я, не успев ни о чем подумать и вообще не поняв, что делаю, нырнула следом, успев схватить полу синего пальтишка...
Я ничего не успела понять: ветер бросился мне в лицо, паническое ощущение падения заставило зажмуриться, и единственное, что я могла - изо всех сил стискивать край пальтишка девочки, которая почему-то не закричала. Но крик я услышала - это был мой собственный крик, отчаянный и короткий.
Дальше я помню смутно: удар, но вовсе не такой сильный, как я ожидала, треск рвущейся ткани, девочка каким-то образом оказывается у меня в руках, снова падение, снова удар и треск... Нас с нею спасли маркизы, натянутые над окнами - эти бело-зеленые полосатые тенты, придающие улице европейский вид.
На трех верхних этажах маркизы защищали окна от солнца, на следующем их не было, но было что-то вроде декоративного балкончика, который задержал наше падение, потом опять маркиза - девочка слабо вскрикнула, зацепившись за каркас, но я, продолжая падать, утянула ее за собой... Над входом был полотняный козырек, он порвался под нашим весом, но упали мы не на мостовую - кто-то подхватил нас и, не удержав, свалился навзничь, а мы - на него.
Я продолжала держать ребенка мертвой хваткой и не могла открыть глаза: боялась, что увижу у себя в руках окровавленный трупик, боялась, что девочка расшиблась во время нашего полета о стену, о кирпичи, о мостовую...
Не знаю, сколько времени мы так лежали, оглушенные падением.
Малышка зашевелилась первой. Я рефлекторно прижала ее к себе, и она тихонько пискнула - видимо, мои объятия больше напоминали стальные клещи. Постаравшись ослабить свою хватку, я открыла глаза, увидела, что лежу на груди Стаса, и резко села. Голова у меня закружилась, и я чуть не потеряла сознание, во всяком случае, в глазах потемнело, а когда темнота немного рассеялась, я увидела, что Стас тоже уже сидит на земле и трясет головой.
Где-то выла сирена, этот вой приближался. Девочка стояла рядом, держалась за мое плечо и всхлипывала. Я обняла ее и ощупала с ног до головы - чудо чудное, на ней не было ни царапины!..
- Ч-черт!.. - с чувством сказал Стас. - У меня такое ощущение, что я поймал пушечное ядро.
- Ты в порядке? - спросила я хрипло. Голос не слушался. Я подняла голову и посмотрела вверх - туда, откуда мы падали. Здание не казалось таким уж высоким, но уж искалечиться мы были должны на сто процентов. Ветерок лениво шевелил клочья разорванных маркиз. Я мысленно поблагодарила Бога, судьбу, хозяев дома, натянувших над окнами эти полотняные козырьки от солнца, и повернулась к Стасу. Вообще-то, если бы не он, мы наверняка сломали бы руки и ноги, даже несмотря на задержавшие наше падение маркизы.
- Как ты здесь очутился? - спросила я все еще каким-то чужим голосом.
Он пожал плечами и поморщился: видимо, все-таки ушибся.
- За тобой помчался, естественно. А ты что думала? Я сразу понял, что ты решила сбежать, как только услышал, как ты пыхтишь, протискиваясь в окно.
- Я?!.. - от негодования я задохнулась.
- А кто - я?.. С такими бедрами только в окна лазать...
Я собиралась высказать ему все, что о нем думаю, но вспомнила о нашем враге. Что же мы сидим! Он нас сейчас с крыши перестреляет, как цыплят!..
- Вставай! - я начала тянуть Стаса за куртку, пытаясь поднять на ноги. - Нам же надо...
- Ничего нам не надо, отпусти, - он все еще морщился. - Вон он, твой красавчик...
Я оглянулась и увидела выходящего из подъезда Горчика. В одной руке у него был пистолет, а другой он вел в поводу пристегнутого к нему наручниками папенькиного партнера. Увидев меня, красавец белозубо рассмеялся - казалось, его совершенно не смущает собственное плачевное положение.
- Жива? Ну, ты шустра, мать... Вся в своего папашку. И девчонку не выпустила! Надо же... Слушай, я совершил ошибку, признаю. Мне нужно было самому на тебе жениться. Ты мне подходишь. Я таких отчаянных люблю. А может, еще не все потеряно?..
- Да пошел ты, - ответила я невежливо и отвернулась.
В это время возле нас остановились сразу несколько машин - они окружили нас кольцом: две полицейских, служба скорой помощи и почему-то пожарная команда.
Все сразу заговорили, все завертелось вокруг нас, я крепко держала малышку, не давая никому забрать ее у меня.
Она все молчала, только тихо, бесслезно всхлипывала в шоке и, в свою очередь, цеплялась за меня своими тонкими цепкими пальчиками. Я прижимала ее к груди, мне почему-то казалось очень важным все время чувствовать частый стук ее маленького сердечка напротив своего, стучащего с испуганными перебоями. Так, с нею на руках, и влезла в "скорую", а следом с помощью медбратьев вскарабкался Стас. Обе его руки были засунуты в какие-то странные приспособления, не позволяющие ему двигать плечами и сгибать локти.
Уже в госпитале, после того, как нас осмотрели, ощупали, сделали рентгенограммы, сонограммы и еще что-то там, я вдруг, неожиданно для себя, разрыдалась и никак не могла успокоиться. Медсестра гладила меня по плечу и что-то говорила успокаивающим голосом, но я все рыдала и рыдала.
Малышка - ее звали Рахель - была цела и невредима, только испугалась. У Стаса были вывихнуты оба плеча, и врачи говорили, что ему повезло: обычно в таких случаях ломают шеи, в лучшем случае - ключицы. Если бы он просто шел мимо, и мы свалились ему на голову, он бы наверняка погиб, хотя и смягчил бы, конечно, наше падение.
Но Стас не шел мимо, он ловил нас специально, вытянув руки, и его сильные, тренированные плечи моряка выдержали.
Мы сидели в закутке, отгороженном тяжелой шторой от других больных, и я все рыдала и рыдала, даже после того, как мне дали выпить какую-то гадость.
- Ну, хватит, прекрати, - сказал, наконец, Стас, - у тебя уже нос покраснел и глаза опухли. Смотри, если ты мне разонравишься, пеняй на себя. Я уже почти решил на тебе жениться, но с таким носом...
От возмущения я тут же перестала плакать. Еще один! Нет, они все решили меня извести этим чертовым летом!
- Заруби себе на своем красивом носу! - закричала я шепотом, чтобы не испугать задремавшую у меня на коленях Рахель. - Я не собираюсь выходить замуж в ближайшие десять лет! А если и соберусь, то уж, во всяком случае, не за тебя!..
- В ближайшие десять лет? - спросил он невозмутимо.- Значит, до пенсии ты решила сохранить невинность? Ничего, я подожду.
Клянусь, я хотела его убить! Но, к сожалению, у меня не было под руками ничего подходящего.
Я вам не советую, господа, ездить на Багамы этой весной. Во-первых, там жара. Во-вторых, скучища. Хотя, меня все это, честно говоря, не очень-то и волновало: в номере постоянно работал кондиционер, а скучать мне было некогда.
Я, вообще-то, еще не слыхала о тех, кто скучал бы в свой медовый месяц.
Моим шафером на свадьбе был Сенечка - он как раз вышел из госпиталя, а пару оставшихся бледных синяков я ему собственноручно припудрила, так что их было совсем незаметно. Он, конечно, по своей всегдашней привычке, принялся ныть, что вот, как обычно, я, эгоистка такая, выхожу замуж, а он остается совсем один, его никто не понимает, с женщинами ему не везет... Но потом увидел мою новую секретаршу Адель и сначала застыл на месте, а потом начал таскаться за ней, как хвост, молча глядя на нее преданными глазами маленького покинутого щенка.
Были на свадьбе и Горчик, и лже-Ян, - то есть, конечно, Эдик, которого старик китаец на удивление быстро поставил на ноги своим "сяем" - и безо всякого госпиталя. И Алекс. Не могла же я не позвать на свадьбу собственного сводного братца, хоть он и порядочная сволочь! К счастью, папенькин партнер не успел его закопать, как обещал, а просто связал и бросил в подвале, откуда его освободила Инес. Инес тоже присутствовала на свадьбе, неслышно сидела в уголке, сверкая оттуда своими жгучими глазами на мою мамулю. Мамуля же ни на что не обращала внимания, занятая малышкой Рахелью. Вот представьте себе, моя суровая мамуля, никогда, сколько я себя помню, не погладившая меня по голове, мгновенно всем сердцем прикипела к новоявленной внучке... или дочке?.. Нет, дочкой Рахель сразу и безоговорочно стала считать я, хотя она и приходилась мне сводной сестрой.
Наше сходство, между прочим, действительно бросается в глаза, и, когда я гуляю с нею в парке, мне часто говорят, что девочка - вылитая мама.
Свою родную мать Рахель не помнит, она воспитывалась в семье каких-то дальних родственников матери, и, похоже, ей там жилось несладко. Меня она стала называть мамой с того момента, как проснулась у меня на руках в госпитале, и, естественно, этим сразу покорила мое сердце. Не знаю, что там произошло у нее в головенке во время падения, но она всерьез поверила, что долгожданная мамочка ее, наконец, нашла. И слава Богу.
Я еще ничего не сказала про Энди... Ах, Энди!.. Он тоже был на свадьбе, и они со Стасом были так похожи в своих смокингах, что в первый момент я не знала, кому должна подать руку, чтобы идти к алтарю. Но потом увидела глубокую печаль в глазах цвета неба над Парижем...
Стас сразу смекнул, что братец может составить ему конкуренцию, и умыкнул меня на самолет на Багамы, не дожидаясь конца веселья. Малышку я оставила с мамулей, и сейчас это единственное, что нарушает мое безоблачное, полное безделья, солнца, фруктов и ласк существование. Нет, пожалуй, не единственное - что греха таить, я тревожусь и о своей любимой газете. Никак не могу привыкнуть, что они там вполне справляются без моего чуткого руководства, а из Благолепова получился вполне приличный заместитель редактора. Кто бы мог подумать - такой разгильдяй!..
Ну, в общем, о Рахели я беспокоюсь больше, несмотря на то, что из мамули, как ни странно, кажется, вышла прекрасная бабушка. Нет, она не бросила курить, на что я, честно говоря, очень надеялась, но пригласила к себе в дом рабочих, которые поставили в кухне мощную вытяжку, и теперь мамуля курит только там - а это значит, что она курит реже, чем всегда, ведь одно дело - бездумно вытащить очередную сигарету из пачки и зажечь спичку, а другое - выйти для этого в соседнее помещение, включить вытяжку... Впрочем, мамуле и не особенно хватает времени для курения. Она целыми днями гуляет с Рахелью, покупает ей развивающие игры, красивые платьица, купает ее, причесывает, наряжает, читает ей книжки, придирчиво выбирает фильмы, которые можно смотреть пятилетнему ребенку... Когда мы встретились на крыше, малышка говорила только по-испански, но теперь - а ведь прошло всего каких-то шесть месяцев! - она уже довольно свободно общается по-английски и по-русски. Очень умная девочка, прекрасные мозги, скажу без ложной скромности - вся в нашу породу!
Да, я забыла сказать про завещание. Фонтанный дом я подарила Алексу. Он в нем вырос, и оставить его там было только справедливо. К тому же, я не хочу бывать в этом доме - во мне при взгляде на гостиную немедленно просыпаются романтические воспоминания. А продать его у меня рука не поднимется. Так что Алекс и Инес по-прежнему живут в Матаване. Правда, Алекс частенько наведывается в Бруклин, потому что у меня в газете появилась новая журналистка - молоденькая такая козочка из Москвы, и Алекс явно положил на нее глаз.
Из Энди Стас решил воспитать мужчину и для этой цели отправил его управляющим на наш рудничок в Мексике.
Думаю, он хотел убить одним выстрелом двух зайцев, сплавляя своего близнеца с глаз долой, но я благоразумно молчу на эту тему. Конечно, Стас отдает себе отчет, что одному Энди ни за что не справится, и мы наняли очень хорошего дельца, бывшего одессита по имени Стивен - думаю, что через годик - другой он уже достаточно нагреет руки, чтобы начать честно печься о хозяйском добре. Да и Энди не даст пропасть. А в помощь ему я сплавила на рудник Сенечку. Пусть зарабатывает хорошие деньги в трудных условиях и отучится, наконец, ныть. Лже-Ян, в память о его отважном броске, спасающем мамулю во время перестрелки, получил солидный счетец в банке, позволивший ему оформить документы на приезд в Америку его любимой с ребенком. Сейчас, пока мы нежимся со Стасом на Багамах, они уже, вероятно, встретились. Мы со Стасом потихоньку от него решили сделать ему свадебный подарок и выкупили дом, в котором он живет, оформив документы на его имя. Вот будет сцена, когда он найдет эти документы! Я спрятала их в тот самый ящик для инструментов, где мы с Горчиком обнаружили подкинутую бритву и письма.
Кстати, о Горчике. Он был единственным, кто не принял от меня ничего, ни копейки. Накануне нашей свадьбы он пришел ко мне, сухо поздоровался и сказал, что уезжает навсегда. На родину предков, в Россию. В Петербург. Там сейчас, - сказал он, - такая криминальная обстановка, что русские очень нуждаются в хороших детективах. Переубедить его я не смогла.
|
Ссылки:
|