Пахотин ловко протолкнул его вперед. На ступеньках к ложе стояла дама. На ней было платье темно-розового бархата, драгоценное колье ослепляло и мешало разглядеть камни подробнее, сережки — крупный жемчуг в золотых полумесяцах — свешивались почти до плеч. Черные слегка вьющиеся волосы и нежная смуглость лица говорили о южной родине дамы. Пудра, ярко накрашенные губы и глаза, тонко подведенные голубой краской, преднамеренной искусственностью своей придавали лицу невыразимую соблазнительность. Она была стройна и тонка, как мальчик. Казалось, она не обращала никакого внимания на глазеющую публику. Серые, темные глаза её были равнодушны и печальны. Как королева, она спустилась со ступенек, подобрав тяжелый подол в золотых звездах, толпа расступилась перед ней с шепотом. Медленно прошла она по коридору и скрылась в дамской уборной
— Кто эта? — толковали в кучке мужчин. Точно никто не знал.
— Испанка. Граф H. вывез, — сказал кто-то неуверенно.
— Неправда, та была толстая.
— Похудела.
— С чего бы ей худеть?
Все смеялись возбужденно. На проходящих красавиц даже не смотрели. И правда, все женщины после неё казались грубыми, непривлекательными и одетыми бедно и без вкуса.
Когда Миша входил в полутемную залу, помраченный, взволнованный, на сцене уже танцевала Истомина, расплетая желтую вуаль, поднимаясь на носки, кружась, изнемогая и маня, ленивый Гульям лежал на одиноком ложе, a девять муз, ссорясь в сторонке, готовили победу своей любимице.
Во время действия Миша не раз украдкой посматривал на третью ложу с левой стороны.
Дама сидела совершенно одна, облокотясь в небрежной позе на барьер. Развернутый веер закрывал нижнюю половину лица и только глаза, как бы исполняя докучливую работу, равнодушно наблюдали возню, происходившую на сцене.
В эту минуту Клектомида уже соблазнила ленивого Гульяма и поднявшись он выражал в быстром танце пламень страсти, Клектомида — свою ра-