к Хаосу, со словами "на, приласкай". Но ведь он умер в предыдущей строфе? И как же быть с сохой?
Не довольно ли однако?
Мы остановились на пороге пародии, и при том самой тонкой из пародий — автопародии. А это невольно возвращает нас к истокам новой поэзии. Первым её пародистом, а вместе с тем и первым глашатаем был Владимир Соловьев в "Вестнике Европы" Есть пародии и пародии. Я говорю здесь только о тех, в которых чувствуется зерно ревнивой и даже завистливой влюбленности. Так некогда Аристофан карикатурил Еврипида, плененный "закругленностью" его речи и Сократа — завидуя его лишь начинавшейся в пору "Облаков" и уж слишком легкой, — по сравнению с известностью комика, — славе.
Соловьев среди декадентов — как их тогда называли — был свой. Это был как бы Сократ среди софистов, но Сократ еще молодой. Соловьев не вполне выделился еще тогда из этой группы новых людей, с которыми роднила его любовь к поэзии, символам и непроторенным путям... Вот отчего пародии Соловьева и до сих пор великолепны своим тонким юмором
На небесах горят паникадила
А долу тьма...
Ходила ты к нему, иль не ходила
Скажи сама
Мы знали наизусть его стихи. Жаль только, что по временам символы у Соловьева для чего то отвердевают в эмблемы
О не буди гиэны подозренья,
Мышей тоски
Зачем дал себе позабыть этот все понимавший человек, что именно против эмблем-то и направлялась дружина символистов, тогда еще только дерзкая, и что девизы-то на щитах и возмущали новых поэтов, а девизы ли романтиков или классиков, это уж безразлично
Encor! que sans repit lea tristes cheminees
Fument, et que de suie une errante prison
Eteigne dans l'horreur de ses noires trainees
Le soleil se mourant jaunatre a l'horizon!
т. е.
И пусть без устали печальные трубы
Курятся и пусть вся из сального чада скиталица тюрьма
Гасит в ужасе своих черных влачений
Солнце в желтоватом умирании на предельной черте неба