Журнал "Аполлон"
Номер 1, 1909 год
Содержание
Я нарочно выбрал это прозрачное стихотворение. Оно никого не смутит ни педантизмом, ни тайнописью. Но чтобы пьеска понравилась, надо все же отказаться, читая ее, от непосредственных аналогий с действительностью.
"Веселый царь взмахивает зловонное кадило" — как образ, т.е. отражение реальности, это, конечно, нелепо. Но вспомните наше определение. Мысль и жизнь скрестились. А мы так привыкли, чтобы Петр на Сенатской площади и точно царил, что мысль о том, что все эти смены наших же петербургских освещений и шумов зависят тоже от него, от его указующей и властной руки, — ну, право же, поэт просто не мог не выделить эту мысль из перекрестных мельканий восприятия и отражения. Подчинитесь хоть на минуту этой смене, — ведь вас же ничто не дразнит, не дурачит, не оскорбляет, — дайте немножко, чуть-чуть себя загипнотизировать. Да и нельзя иначе. Этого требует самая плавность и музыка строф. Все стихотворение состоит из "четвертых пэонов", т.е. всплескивает равномерно каждая четвертая волна. Только в заключительных стихах всех строф, кроме последней [ее последний стих должен замыкать и всю пьесу, соответствуя, таким образом, первому стиху первой строфы], всплески двоятся и четвертый даже чуть-чуть уступает второму в начальных пэонах
Протяжно молит
Фонарь манящий.
Хорошо — но зачем же свистит змей? Ведь змей из меди не может свистать! Верно, — но не менее верно и то, что этот свистел, пользуясь закатной дремотой всадника. Все дело в том что свист здесь — символ придавленной жизни. Оттуда же и это желание "глядеться сквозь туман". Свистом змей подает знак союзникам, их же и высматривает он, еще плененный, из-под ноги коня.
Змей и царь не кончили исконной борьбы. И в розовом заволакивающем вечере тем неизбежнее чувствуется измена и высматривание. Но вот змей выростает. Змей воспользовался глухотой сторожа, который сошел с вышки, на смену дремлющему Петру и он — "расклубился" над домами. Это — и его жизнь теперь, и не его. Вспыхнувшее пламя между тем открывает одну руку Петра. А змей снизу из-под копыта, где остается часть его раздавленности, все еще продолжает творить. Вот отчего
Невинность из угла
Протяжно молит о пощаде
Но появившаяся луна наполнила улицы и площади Петербурга новой жизнью, и теперь кажется, что весь город стал еще более призрачным, что он стал одним слитием и разлитием ночных голосов. Зато все заправ-
