Журнал "Аполлон"
Номер 1, 1909 год

Ликует вьюга, давит тупо
Нам грудь фатой из серебра —
И к утру будем мы два трупа
У заметенного костра.

["Все напевы" стр. 55]

Пришлось бы потратить очень немного остроумия, если хотите, чтобы открыть в эротике Брюсова красоту флагеллации и мазохизма. Там так часто униженно молят о прощении и поклоняются греху с раболепием и проклиная. Но вглядитесь пристальнее. Разве эта эротика не одна сплошная, то цветистая, то музыкальная, метафора то сладостных, то пыточных исканий, достижений, недающихся искусов, возвратов и одолений художника?

Да Валерий Брюсов больше любит прекрасный призрак жизни, мечту, украшенную метафорами, чем самую жизнь. Я говорю о художнике, конечно. Мне нет дела до такой детали Брюсова-поэта, как Брюсов человек.

В венце из терний дни мои; меж них
Один лишь час в уборе из сирени,
Как Суламифи дом, где спит жених,
Как Александру дверь в покой Елены,
Так были сладостны для губ моих
              Её колени

Иногда он любит даже не мечту — и она тогда слишком для него груба и назойлива. Нет, просто — грусть

Но не длить мечту застенчивую
В старый парк пришла я вновь;
Тихой грустью я увенчиваю
Опочившую любовь! Жизнь Валерий Брюсов охотнее всего облекает или в застылость города, старой легенды,

северного пейзажа, — или обращает в призрак, чтобы она ни о чем не спрашивала, а, напротив ее можно было разглядывать, и, не успев вовлечь нас с собой в сутолоку, жизнь покорно оставалась с нами на лабораторном экране. Вот город —

Царя властительно над долом,
Огни вонзая в небосклон,
Ты труб фабричных частоколом
Неумолимо окружен.
Стальной, кирпичный и стеклянный,

[27][28][29][30][31]