Журнал "Аполлон"
Номер 1, 1909 год

Во-вторых, неуменье или нежеланье стоять вне своих стихов. В этом отношении это — разительный контраст с Валерием Брюсовым, который не умеет — и не знаю, хочет ли когда — оставаться внутри своих стихов, а также с Вячеславом Ивановым, который даже будто кичится тем, что умеет уходить от своих созданий, на какое хочет расстояние (Найдите, напр., попробуйте, Вячеслава Иванова в "Тантале". Нет, и не ищите лучше, он там и не бывал никогда).

Сологуб, как это ни странно, для меня лучше всего характеризуется именно объединенностью этих двух отрицательно формулированных свойств. Как поэт, он может дышать только в своей атмосфере, но самые стихи его кристаллизуются сами, он их не строит.

Вот пример:

      Мы — плененные звери,
      Голосим как умеем.
      Глухо заперты двери,
      Мы открыть их не смеем.

Если сердце преданиям верно,
Утешаяся лаем, мы лаем.
Что в зверинце зловонно и скверно,
Мы забыли давно, мы не знаем.

К повторениям сердце привычно, —
Однозвучно и скучно кукуем.
Все в зверинце бездично, обычно.
Мы о воле давно не тоскуем.

      Мы плененные звери,
      Голосим, как умеем.
      Глухо заперты двери,
      Мы открыть их не смеем.

Прежде всего — слышите ли вы, видите ли вы, как я вижу и слышу, что мелькнуло, что смутно пропело в душе поэта, когда он впервые почувствовал возможность основной строфы этой пьесы?

Первой обозначившейся строчкой была третья в напечатанном стихотворении:

— Глухо, заперты двери — Вы узнаете ее конечно?

"Тихо запер я двери" —

[33][34][35][36][37]