часть 1. часть 2. часть 3. часть 4. авантюрный роман. рисунок Screamer (c) 5.
Ну как решил, тут сразу и позвал этих придурков. А что ж, ждать пока закопают? Это они запросто, головы-то резать надоело наверное. В общем, вспомнил я, что муэдзин поет то, что в книжке этими каракулями записано. Я постарался запомнить, как он там ноет, и теперь надо быстрей это спеть, а то забуду. Так что я их торопил, когда тянули, а про себя все пою, повторяю. Подняли, там у них уже все вещи собраны, ишак знакомый стоит, зевает. Ищу глазами певца, может между нами музыкантами подскажет что тихонько. Или там попрошу его хором спеть. Я хором пел один раз, когда в школу ходил, ничего сложного, рот разевать да не плеваться. Но никакого муэдзина нет, одни душманы. И палатка одна еще не разобранная, серая такая. Меня туда завели двое мохнорылых, там дед сидит. - Ну, прочел Коран, наизусть ответить сможешь? - Смогу, слушай скорее. - и запел я. Дед удивился, рот раскрыл, бусы из руки выронил. И душманы что сзади меня стояли тоже удивились, от удивления руки мне на шею положили. Но я пою дальше. Не останавливают. Я все спел, ну раз им нравится еще могу. Спел еще раз. Когда пятый раз запел, снаружи мне ишак ответил. И похоже так, если б я знал, что ишак музыкальный, я бы сразу с ним хором петь попросился. Тут дед бусы подобрал и из палатки бегом выбежал, не обулся даже. А душманы стали тогда тихонько ржать. - Шурави, ты где так научился ишаком реветь? За такой перевод Корана еще казни просто не придумали. - Дураки, - говорю, - это у меня просто выговор такой. В общем, что-то кажется не заладилось. Дед вернулся весь красный, рукой махнул: уводите мол его. А как мы вышли, вдогонку кричит: - К ишаку его привяжите, мы это чудо в Пешавар поведем, правоверных веселить. И по дороге повеселит. Душманы закричали, засмеялись. Наверно, я хорошо пою. Когда уже собирались отправляться, старик вдруг спросил меня: - А где Коран, что вам в яму дали? - Так в яме и остался. Во дед заорал на своих лоботрясов. Они яму-то зарыли, причем свалили туда весь мусор какой накопился. Заставил он их все раскапывать, а они меня заставили. Я раньше видел, как копают, но никогда не пробовал. То есть один раз помню отнял у девочки совок, но она заревела и ее мамаша пришла. Вот зато в Афгане попробовал. Не понравилось мне, поначалу занятно, но потом спина болит и вообще тяжело. Душманы на меня ругались, что я ленивый. Я говрю: да, а что такого особенного? Все ленивые. А если вы не ленивые, копайте вообще руками. Ладно, раскопали наконец. Сперва голову Николаева отрыли, а потом уже Цуруля. Причем Николаев теперь был грустный, а Цуруль веселый. Вот, а говорят - загробной жизни нет. Но мне с ними заниматься особо не дали, снова все в яму - и в путь. Я шел за ишаком, меня привязали за обе руки. Идти так очень неудобно, особенно когда постоянно петь заставляют. Устал я. Хорошо, в обед привал был, они молились, я прилег, потом покормились. Пайка такая и осталась. Значит, спасибо Цурулю с Николаевым. Ну что ж делать, не каждый от рождения петь умеет. Но когда снова пошли, мне еще хуже стало. И водки хотелось ледяной. А там жарко у них, и сухо - в горле першит. В общем, спросил я их, когда опять молиться станут. Они сказали, что обстановка военная, и потому только на закате. Ох и ждал же я заката. Сбежать решил как они отвернутся. На ночь-то они меня связать целиком собирались. Хотел я ишака украсть, да уж больно он усталый был, не ускакать от погони. Ладно, как-нибудь и без ишака найду чем прокормиться. До намаза не дошли. Вертолеты выскочили из-за далекой горы в самый неподходящий момент, когда мы почти бегом преодолевали открытый склон. В общем, все заорали и бросились в разные стороны, нас с ишаком забыли совсем. Вертолеты как-то криво, но все-таки летят к нам, и я понимаю, что им главное поскорее всех поубивать и улететь. Решил я тогда назад вернуться, мне показалось что мы до середины пути к роще, что впереди росла, не дошли. Но ишак решил, что мы к той роще ближе, чем к той, что сзади осталась и не пошел назад. Я дергал-дергал, но ишак сильнее, тянет вперед. А вертолеты уже так громко слышно! Я тогда на ишака впрыгнул и стал его ногами по бокам бить. А он, сволочь, вообще тогда встал и стоит. В общем, страшнее было, чем когда с самолета падал. Когда вертолеты стрелять стали, пыль поднялась, грохот, комья земли, камни пролетают. А мы стоим как бессмертные. Я к ишаку прижался, а он что-то мне сказал. Наверное, не бойся, мол все знаю и как надо сделаю. И вот, как только наступила тишина и звук вертолетов начал стихать, он поскакал. Мне еще страшнее - склон крутой, а он несется как ошпаренный. Взял вверх, рощу обогнул, что впереди была, и дальше вниз, вот тут просто кошмар начался. Во-первых, трясет гораз-з-до сильнее, чем когда вверх, во-вторых, быстрее, а в-третьих, он на десятом шагу через голову кувыркнулся и мы катились до низу. Я мог бы остановиться, там кустиков мелких полно и камней, но как подумаю, что сверху на меня ишак груженый минометом катится, так еще быстрей вниз стараюсь. И вот где-то на середине я сознание потерял, а очнулся - стоит ишак, траву жрет, поклажу всю по дороге с него содрало. Специально видать он кувыркнулся. Вот такое отчаянное животное. Солнце уже зашло за гору, вечер. И тут я почувствовал запах жареного мяса. Ветер нес запах как раз от той самой рощицы, к которой мы не добежали, деревьев на пятьдесят. Веревка, которой я был привязан к ишаку, то ли порвалась, то ли отвязалась, пока летели вниз по склону, только кровавые следы на руках остались. Я жрать хотел страшно, решил тихонечко подползти. Ишак был против, фыркал мне в спину, но я не мог сожрать ишака - ни ножа ни спичек, а одними зубами с такой зверюгой не справишься. Подполз поближе - а там из-за деревьев огонь мерцает. Видать, душманы кое-кто уцелели и ужинают в темноте, а поскольку мяса у них не было, а ишак со мной, то жрут наверное трупятину. Я никогда не ел мертвых душманов, но на запах были ничего так. Подполз я к самому костру и увидел, что сидит у костра баба. Волосы длинные, черные, глаза сверкают, ручищи толстые, сильные, а в ручищах кость. Сидит, гложет, лицом ко мне. Я засмотрелся, слюнки потекли, а она вдруг говорит: - Чего разлегся-то? - Да так, - говорю, - мимо вот полз. Здрасте. - Здрасте. Ты садись вон на пенек. Кто такой, как зовут? - Мао меня звать. Я тут от душманов потерялся. Вы их не видали? - Видали... - и клыками ухмыльнулась. Кость отбросила, морду утерла, руки опустила, вижу - голая она. - Жрать хочешь? - Хочу. А вы душманов кушаете? Помолчала она, между грудей поскребла, рыгнула. Я смотрю - шашлычек на углях доходит, а еще котел булькает. Я конешно никогда людей не ел, ведь и ишаков тоже. И потом ишак ведь везти меня может, если захочет, конечно, а душманы только дерутся, да и все равно мертвые. И все-таки страшно есть человечину. Я решил время потянуть. - А как вас зовут? - Сукой кличут. - задумчиво сказала баба. - Да ты ешь. А то не ешь. Как хошь. Чепуха это все, мясо, суп... Поднялась и голову к небу задрала, руки раскинула. И вот что интересно: встала - по фигуре ни дать ни взять перевернутая пивная кружка. Живот как у гаишника, шерстью немного поросла местами. Но как руки раскинула - костер вспыхнул высоко, ярко, и сквозь пламя она мне совсем другой показалась. Я еще отвлекся ненадолго, посмотреть что с шашлыком стало. Ну понятно что - сгорел весь к чертям, только пшикнул, и уже угольки. Посмотрел на нее снова, а она стройненькая такая уже, вся кабанистость с морды сошла, даже ростом пониже стала. Я хотел еще посмотреть, что с котелком получилось, но тут она ко мне пошла вокруг костра. - Красивая ты, - говорю. - только имя подкачало. - А зачем тебе меня так называть? Дай мне другое имя. Только не сейчас, не морщи лоб, не задумывайся. Сейчас тебе надо лечь, я тебе массаж сделаю. Ты бывал в Таиланде? - Где? - А это ничего. Это ничего, ты только ложись и ни о чем не думай. Руки у нее хоть и тонкие стали, но сильные все равно. Я бы поборолся, но она мне подножку сделала, а потом целоваться полезла. Целоваться с ней приятно было, она мясом пахла и губы в жире. Мне так хорошо стало, я спросил: - А водка у тебя есть? - Есть, есть, только потом, потом сколько хочешь. А сейчас лучше потрогай меня. Ты ведь хочешь меня потрогать? Я как-то и не думал. Решил, что хочу, но только собрался - она меня за яйца схватила. Ага, думаю, вот ты какая. Но виду не показал. Пусть думает, что я не заметил. И тут она говорит: - Чего ты хочешь чтобы я сделала? - Расстегни мне верхнюю пуговицу, жарко. Она попробовала - а пуговица тугая. Пришлось ей двумя руками взяться, и тут же я ей лежа коленом между ног заехал. И как по вагону с щебенкой, аж взвыл. А она даже обрадовалась. - Ты так любишь? Так я тоже. Бей меня, бей! Залезла на меня, на карачках стоит, сиськами над лицом болтает, язык вывалила. Я уж думал, пропал, сожрет. Но тут у нее глаза становятся по червонцу, рот раскрылся, и она тяжелая стала, и правда как вагон. А на фоне звезд, над ее головой, появляется довольная морда моего ишака. И орет мне что-то, вроде как: привет, куда пропал. Она разозлилась страшно, аж волосы у нее дыбом встали, а ведь длинные. Раскричалась. - Нет! Уйди, проклятое Аллахом животное, ты мне не нужен! Прочь! Прочь! А ишак знай свое орет. Тогда она поползла вперед, мне по голове, а ишак от нее не отцепляется, ползет как-то на карачках за ней, тоже все по мне. Я еще не забыл как с самолета падал да как с горы летел, а тут еще баба с ишаком по мне как по Красной площади. До того мне стало муторно, что даже есть расхотелось. Плохо стало, грустно и одиноко. Поднялся я кое-как, штаны застегнул и пошел. Все равно куда. Парочка сзади визжит-ревет, а мне бы только не слышать. Но вот отошел подальше, а там - ночь, звезды. Воздух чистый, горный весь, прохладно только. Идти не очень удобно, сразу как из рощи вышел, откос начался, а не видно в темноте совершенно. Стою, дышу, мерзну, и так грустно, что слезы текут. Но и хорошо. И я так рад стал, что нигде до сих пор не убился, что дожил до того, чтобы вот здесь и сейчас помереть, в покое таком и тишине. Звезды стал рассматривать, раньше-то я их особенно и не видел. А их много так, оказывается. Все хорошо, вот сейчас бы выпить, а нечего. И от этого тоже обидно, но все равно хорошо. Я повернулся спиной к горе, на которой стоял, и все небо встало передо мной, как будто я в нем повис. И я решил туда полететь, и раскинул руки, качнулся вперед... Но тут мне врезали по затылку. Потом я был без сознания, но у меня был сон. Сон не снился, потому что я не спал, но все равно был. Во сне ко мне пришел ишак и уселся в кресло. С собой он что ли принес кресло? И какую-то скатерть принес, положил себе на колени, когда развалился в кресле. Ну и правильно, так он поприличнее выглядел. Я сказал ишаку: - Мне все это надоело. Меня постоянно бьют, у меня все болит. Я постоянно трезвый, и голова тоже болит. Я голодный, и даже уже не хочу есть. Меня тошнит. Меня все хотят убить. Вот что, ишак, я дальше так жить не собираюсь. Я лучше сам кого-нибудь убью. Я собираюсь, как только очнусь, поесть и выпить. И если мне будут мешать, то я как-нибудь их всех поубиваю. Значит, мне нужно оружие. Ишак кивал головой. - Ты, Мао, - говорит, - для начала каменюку найди подходящую. Только учти, тут страна такая - надо сразу убивать, никаких по рылу тут не понимают. Вообще хорошо, что ты чего-то наконец захотел. Теперь у тебя все устроится. А я вот отмаялся... - Что с тобой случилось? - Да сожрала она меня. Как поняла, что ты куда-то смылся, так и сожрала. Не по-настоящему, а жизненные соки то есть выпила. Это ж суккуб, страшная тварь, только осел мог с ним добровольно связаться. Теперь получается, я - твой спаситель, и пока мне делать нечего, буду к тебе приходить. Я рад, что так вышло, надоело траву жрать. Я хотел еще с ним поговорить, но от слова "жрать" у меня глаза открылись. Я увидел подходящую каменюку, а на ней кроссовок. В кроссовке был какой-то парень, он травинку жевал и на меня смотрел. Светло, и голоса вокруг. Город, что ли? (продолжение следует) |
