Для успешной карьеры от человека требуется только одно: в нужное время оказаться в нужном месте. Хотя известны примеры, когда индивидуум выстроил будущее собственным горбом, это все-таки не правило, а исключения. Их немало, но зато сколько безвестных талантов было раздавлено колесом фортуны? Тьмы, если судить по количеству придурков, вознесенных благодаря ухмылке случая. Так, не вполне доверяя собственной планиде, я снова отправился в посольство, где, о чудо, все прошло гладко: и часовой признал за своего, и американцы встретили как родного. Не хлебсолью, но такими радушными улыбками, что даже стыдно стало, что долго не приходил. Главным же сюрпризом дня явилось письмо Веника, которое вручили вместе с приглашением и кучей анкетных бланков. Одна проблема - прочитать не удалось, поскольку товарищ, оказавшись в Штатах, английский еще не выучил, а русский уже забыл. И писал на каком-то странном птичьем языке: чики-чики, чики-пуки, оки-доки. Вероятно, при кораблекрушении его приголубило каким-нибудь бомбрамселем. Уж я и на просвет бумажку смотрел, и кверху ногами переворачивал, и на зуб пробовал, но второго Шампольона из меня не вышло, как ни старался. Удалось только понять, что Веник с Хунхузой смылись на спасательном плотике, и благополучно добрались до цивилизации. И спят раздельно. Очевидно, первое обозначалось чики-чики, а последнее чики-пуки. Мой приезд, таким образом, подпадал под оки-доки. Несколько скрасила разочарование шикарная подпись: Yours truly, V.M.Lipsky, Esquire Утешившись тем, что эсквайр - он и в Америке эсквайр, я принялся заполнять анкетки. Поскольку на мое имя в "Люфтганзе" уже был куплен билет Москва - Нью-Йорк - Москва с открытыми датами. Американцы предложили мне посетить США в качестве туриста, посмотреть "Эмпайр Стейтс Билдинг" и вернуться, причем все расходы брала на себя приглашающая сторона. Причем, вернуться я могу в любой момент, как только захочу - для этого достаточно обратиться в любое отделение "Люфтганзы" и промяукать. На форс-мажор мне выдаются пятьсот долларов наличными прямо здесь и сейчас, если, разумеется, я не против. Хунхузино ведомство расщедрилось, как я понял. Чтобы расспросить меня поподробнее, поскольку один только я с лабораторным компьютером работал: ни Веник, ни Хунхуза, ничего о научных изысканиях Мюссе не знали. Разумеется, я был не против поездки. Наоборот, мысленно я был уже там, уже роились в мозгу бредовые видения: в белом смокинге, я спускаюсь по трапу, а навстречу мне бежит Хунхуза, тоже вся в белом. И где-то вдали, в углу, почти за кадром, маячит дебильный Веник с бутылкой пиратского виски. Кое-как заполнил необходимые документы, схватил деньги, и ходу, поскорее, подальше от полоумного бреда. Думал, на улице полегчает, но ничуть не бывало, к видениям еще звук присоединился: - Теперь, - шепчет внутренний голос, - ты обязан жениться. Как честный человек. Cлышать эти слова мне ужасно приятно, хотя понимаю, что полнейший идиотизм и шизофрения. С какой стати я обязан жениться? Ну, переспали один раз, но чего не бывает в жизни? Это ей на пароходе, в изоляции, приспичило, а на воле за каким чертом я ей сдался? Мало там, возле ее ранчо, одиноких ковбоев скачет? Да и этот еще Липский, дебил, донжуан хренов. - Да, но ведь как честный человек ты обязан! - настырно твердит голос. - Ты ведь честный человек? Значит, обязан, значит, срочно, бегом в салон новобрачных, покупать белый смокинг с черной бабочкой! - А ситцевую пижамку? - иронизирую в ответ. - Веселенькой расцветочки? - Почему нет? С одной стороны, ты - порядочный, честный человек. С другой стороны, в Америке так принято, чтобы супруги спали в пижамах, каждый в своей спальне. Это в России вместе спят, потому что деваться некуда, а в цивилизованных странах у каждого своя спальня, и своя пижама. Что тут такого? - А ниче! Нужен я ей тыщу лет, с голой задницей. Денег-то только на пижаму… - Не в деньгах счастье! - пошлит голос. - Памятник заказала, значит ждет! Значит, неравнодушна. Как могу, сопротивляюсь навязчивой шизе, но подсознание угодливо рисует идиллическую картинку: я в шезлонге, возле фонтана, под собственной скульптурой. В веселенькой ситцевой пижаме, с сигарой в зубах, и ласкающейся Хунхузой на коленях. Вдали, в углу, почти за кадром, маячит Веник, почему-то чернокожий, в сомбреро, но с неизменной пиратской бутылкой. Короче, дурдом полный. Представляю себя суперменом в другом измерении, а в нашем плетусь как лунатик, механически переставляя ноги, в абсолютной прострации. И на автопилоте прихожу во двор, прямо под окошко дяди Жоры. Он-то и вывел меня из опасного трансцендентального состояния. - Химик!!! Химик!!! - заорал Голливуд в форточку - Ну как?! Едешь?! - Еду..., - я задрал голову, одновременно пытаясь поклониться - очень сложное телодвижение, между прочим, - еду..., спасиб, дядь Жор. - А ну - зайдить! - рявкнул он. Предчувствуя недоброе, я подходил к знакомой двери на полусогнутых. - Ну? Когда рэйс? Голливуд собирался на работу: стоял в прихожей, в роскошном облачении наполеоновского гренадера, с кружкой чифиря в руке и смятой в гармошку "беломориной" в уголке рта, а Алексеевна старательно прилаживала ему на лысину парик и треуголку. - Тридцать первого, "Люфт Ганзой", через Франкфурт! - кратко отрапортовал я. - Рвану-ка и я с тобой..., - задумчиво сказал гренадер, - а то ведь пропадешь там один, едрена канарейка! - Юрок, ты - гений! - я едва успел подхватить падающее тело женщины. Отечество наше славится не только дорогами и мыслителями, но еще и блатниками, поэтому паспорт с визой Голливуд получил на день раньше меня. Несмотря, что мне ЦРУ делало, а ему - задрипаный коломенский "горсанэпидемнадзор". Мы с Алексеевной до последнего надеялись, что его завернут, но, невзирая на судимости, возраст и отсутствие социального положения, кандидатура дяди Жоры прошла на "ура"! После чего я дал зарок не удивляться, даже если в США его почетный караул на ковровой дорожкой встретит. Все-таки блат - понятие интернациональное. Единственное мое преимущество было в том, что летел первым классом, тогда как Голливуду достался "эконом". Хотя, он не комплексовал, а заявил, что ему по барабану - хоть в багажнике. Лукавил, конечно. Только взлетели, он приперся ко мне, до смерти напугав стюардессу мрачной, решительной физиономией. Та подумала, он идет самолет захватывать и инстинктивно загородилась тележкой. Да что стюардесса - в первый момент даже я струхнул. - Египтяны-то, оказывается, позорные волки и рожи беспредельные! - заявил Голливуд, плюхнувшись рядом. - Слышь, Химик! В натуре. Заметив у него под мышкой "Сказки народов мира", я успокоился и подал знак стюардессе. - С чего это вдруг, дядь Жор? - Да не вдруг, а всю дорогу! - ожесточился Голливуд. - Ты про Осириса читал, что с ним те мразята сотворили? - Осириса? Ну, он умер, а потом воскрес, - ответил я, не испытывая особенной уверенности. На самом деле до Осириса я еще не добрался, на Бастет увяз. - Воскрес! - передразнил меня Голливуд. - Как же, воскреснешь тут... расчленили его, а куски раскидали по всему Верхнему и Нижнему Египету. И кто ты думаешь эту корку отмочил? - Кто? - Его же единоутробный братец Сет, бычара, пехота долбаная, отморозок фараонский. На мокрое пошел, да еще с отягчающими: по предварительному сговору, группой лиц, из корыстных побуждений, - он начал загибать татуированные пальцы, - вдобавок, в состоянии алкогольного опьянения. А Осирису невдомек! Приходит к ним как людям, говорит, мол, братва, какие дела, есть ли жалобы на режим содержания, хавчик там, курево. В натуре интересуется, как его младший братишка, живоглот, поживает. Прикинь! Осирис с душой, а те, фраерки гнилые, гробик ему, по тихому, состругали и сидят, гривами кивают: братан, все пучком, базара нету! Сет и эти трое, шакалюги, как их... Амфибис... Подгадав паузу, стюардесса прикатила тележку и, гостеприимно улыбаясь, предложила закуски Я накинулся на еду, а дядя Жора, избалованный роскошной кухней казино, подцепил кончиком ножа икринку и продолжил: - Замочили, гады, по предварительному сговору, группой лиц! Уложили голубчика во гробик и пустили по реченьке Нилу, куда глаза глядят. - Кто этот джентльмен? - по-английски спросила стюардесса. - Ваш служащий? С тоской посмотрев на коньяк, я сказал: - Известный ученый-египтолог. Провел в раскопках около пятнадцати лет, и немного одичал за это время, подзабыл английский. В знак восхищения та приподняла брови и спросила, что он будет пить. - Химик, спроси, чифирку она сможет организовать? - озаботился дядя Жора. - У меня в кейсе, в заначке, двадцать пачек "Цейлонского", высшего сорта. - Уже спрашивал, - нагло соврал я. - Она говорит, командир запретил чифирить до конца полета. Говорит, были случаи, когда пассажиры, чифирнув, выскакивали через аварийные люки. - Это если с непривычки, а когда втянешься по-человечьи - что ж скакать..., - грустно вздохнул дядя Жора и татуированными пальцами вытащил из недр заливного утонувшую маслину. Стюардесса вцепилась в тележку так, будто самолет внезапно сорвался в штопор. На самом деле Голливуд не был настоящим мафиози, но имел послужной список, которому мог позавидовать иной вор в законе, и лично знал всю преступную элиту. При этом, держался особняком, ни в какие махинации не лез - исповедовал принципы, составлявшие определенную философию воровства. По Голливуду, красть следовало не у частных лиц, а исключительно у государства, которое само являлось вором, обдирающим граждан словно волк овечек. Как следствие, перед нашим отъездом во двор стали наведываться подозрительного вида субъекты. Одни предлагали переправить в США технические алмазы, другие - соли редкоземельных элементов, а самый продвинутый деятель намеревался сбыть оружейный плутоний. Дошло до скандала: диалектика диалектикой, а в тюрьму мне садиться не хотелось. Вняв, дядя Жора отказался от контрабанды в пользу мошенничества, и затеял совместное предприятие с женским парикмахером из одного престижного салона. В моду как раз начали входить татуировки, а Голливуд в этом жанре впереди планеты всей. Расписан дядя Жора дивно, под хохлому, и нырни он в заливное вилкой - стюардесса только позавидовала бы выдрючистому узору. А так полный конфуз, и искуственное дыхание. Однако, злосчастная маслина не только ей - всем нам вышла боком! Насладившись вкусом, Голливуд посидел минут несколько, как бы прислушиваясь к ощущениям, а затем скрючился и, обронив книгу, стремительно ринулся в туалет. Будто касторки принял. Мне-то невдомек: плечами пожал, поднял упавший манускрипт и принялся про Осириса дочитывать. Хотя, внезапная желудочно-кишечная паника должна была бы насторожить - не первый день дядю Жору знаю. Не насторожился вовремя, поэтому вскоре получил сюрприз: Голливуд возвращается, и, преисполнившись скорби, заявляет, что в Америку нам дорога заказана. Обратно в Россию тоже. Навсегда. Оказывается, он перед отъездом контрабандных изумрудов наглотался, без малого на миллион долларов. Тут следует печальная немая сцена, под названием "Прощание Герасима с Муму" - Ты хоть плутоний-то не вез? - спрашиваю. Почти без надежды. - А хоть бы и вез! - отвечает с вызовом. - Я же не виноват, что здесь параша автоматическая: чавк, и засосала. После этих слов мне осталось только, как выражаются народные сказители, закручиниться. А Голливуд посмотрел с хитриной, и говорит: - Не журысь, Химик, самолет-то не прямой, а с пересадкой! В неметчине выйдем, попросим политического убежища. Осядем, торговлишку откроем, Лексевну с Москвы выпишем, а время придет, я еще изумрудами снесусь. Заживем, едрена шишка!
|
