Олег Горшков
Периплы. Анонс
Тема – это суть вещей. У каждой вещи, наверное, есть, наверное, должна быть своя тема. Иначе вещи становятся неодушевленными хранилищами пыли. Пыль книг, пыль деревьев, пыль камней на берегу реки. У человека есть, непременно должна быть своя тема - пусть зыбкая, пусть сотканная из бесчисленных враждующих мотивчиков, преломляющаяся в движении дней, но она должна быть. И тогда человек по-настоящему звучит, и мелодия его слышна, несмотря на усталость нот, невзирая на то, что он, как в стихотворении Леонида Малкина “Тема”, бредет
“…уже за той полночной гранью
по кромке сумеречных лет,
где горький искус ожиданья
важнее всех былых побед”…
Сомнение, забота, искомое сокровенное нечто, словом, тема хранит человека, пробуждая внутреннюю свободу звучания. Как там, в стихотворении: “неприкаянностью вешней еще полны душа и грудь”. Вот с этой неизбывной вешней неприкаянностью и возможно, наверное, только не принять, но пережить неизбывное же животное побуждение разъять чужую музыку, вырвать ноты с мясом, умертвить непонятое и не принятое тобой. Тема жестокости, извечного утверждения воли помешанных на своей власти и корысти не существует отдельно от темы жертвенности и мученичества. И первое запросто перемешивается со вторым, потому как во все времена совмещаются в человеке великая сила и великая слабость. Трагическое противоречие, заложенное самой природой. Это уже о стихотворении Елены Бонадаренко “Марина”, о ее “ожерелье” из палаческих помостов и страдальческих погостов.
“…Пробки…пророки, упертая в небо, кость
Останкинской башни – выгоревшей свечи,
Ко всякой беде привыкшие, москвичи.
Родовое гнездо Романовых…палачи”…
“Рыхлая плоть погоста…неясыть…сны…
Безымянные, шашелем траченные, кресты…
Юровский…Белобородов…Маринкин сын…?!
Всех не перевешаете, скоты!
Всех не пере…”
И словно бы в продолжение и развитие этой темы:
“…Проверьте их на звук, примерьте –
Им несть числа, им нету слов,
И только смерть подобна смерти –
Любым метафорам назло”...
Это уже из стихотворения Анны Гершаник “Живешь и сам себя хоронишь”, из принесенного трансцендентным ветерком ощущения воронежского бытия-небытия Осипа Эмильевича. Словно заново перелистываешь “Воронежскую тетрадь” и слышишь, слышишь гениальную, беспокойную, полную темнот и прозрений Тему. И снова возвращаешься к той отправной точке, к тому стихотворению, которое было то ли осознанным выбором, то ли минутным ребяческим помешательством. Но как же она прозвучала, как прозвучал сам человек, чтобы случилось так, что уже:
“…На всех обыденных предметах
Лежат иные имена”...
А значит, какой бы чудовищной ни была толщь времен, какой бы абсолютной ни казалась власть небытия, но Тема будет звучать, оставляя душе просвет в небо:
“…Пропой последние две нотки,
Щелкунчик, дудочка, сверчок”.
И если уж речь зашла о небе, то почему бы не приглядеться к “Баварскому небу”, ставшему доступным для нашего взгляда благодаря стихам Лады Пузыревской. Впрочем, кто обещал читателю кусочек безмятежной лазури?
“…Чужое небо… небыль…небылица,
Незапертый, немыслимый Сезам
жестоких снов, расколотых на лица -
так плачет Бог”…
Тема возвращающегося кошмара, тема зловещего предощущения социального уродства, тема разуверившегося в себе Бога, который не больше, чем усталый, оскудевший благом странник. Но и Бог, как я понимаю, ищется, скорее, не в небе, а в самом себе. Этот чужой город под чужим небом только omen, только знак, выращиваемой внутри нас самих архитектуры. И потому, человеческое безумие действительно не имеет географии, и “Лижут псы окровавленный снег” в стихотворении Геннадия Ермошина:
“…Лижут псы окровавленный снег,
Бьёт “вохра”, суетятся “придурки”.
Мы пытались прорваться к весне,
Как в побег уходящие урки”...
И здесь ведь речь не о месте и времени, не о тех, пьянящих иллюзиях, которые дарила нам старушка Клио со времен приснопамятной “оттепели” до поры отважных наивных мальчиков, ложившихся под танки. Разговор, наверное, опять не о внешней, а о внутренней свободе каждого, об осознанном, зрелом уже выборе платить за эту свободу:
“…Жаль, ещё не пробили часы…
Как смертельно усталые урки,
Спят, уткнувшись в плевки и окурки,
Наши души – бродячие псы”…
Жаль, но есть ощущение, что часы так и не пробьют, потому как общая наша “весна” кажется столь же утопической, как всеобщая гармония интересов. Но разве поэт не должен, не имеет права на такую вот утопическую ностальгию по еще не состоявшемуся? А гармония, она, в конце концов, ищется в согласии с самим собой, может быть, даже в умиротворении печалью. Мне показалось, что именно об этом написано стихотворении Елены Зимовец “Самозавет”:
“…Всё принимая без сожаленья:
Жизнь – в испытанье, боль – в искупленье,
Любовь – как жертву, смерть – как награду,
А лучшей доли уже не надо.На склоне жизни достичь порога -
Чтоб стал он лучшим моим итогом”.
Но как бы катастрофически не ощущался мир, судя по уже прозвучавшим темам, все его звучание может перевернуть одна маленькая, но прекрасная подробность. В том, наверное, и загадка нашего пристрастия к жизни. А потому, напоследок две животворящие темы.
“Влюбленность” сэра Хрюклика пьется взахлеб. Воистину в этом дурманящем зелье есть что-то от сказочных эликсиров, обновляющих тело и душу. И ведь эти сказки нам посчастливилось прожить наяву. Надеюсь, что большинству из нас посчастливилось.
“…И полна голова
Ожиданием чуда,
И приходят слова,
Неизвестно, откуда.И длинней вечера,
Неожиданней фразы.
Наступает пора
Недосказанных сказок”…
И, наконец, тема призыва к какой-то мудрой беспечности, которая звучит в стихотворении Dinki “Последние дни”:
“…Последние дни, говорю я, последние дни.
Потуже ремни, половчей рукава подтяни,Иди оживляй кое-где, разгребай холода:
Скорлупка земная проснулась и пахнет навозом,
Чумная вода созревает под куколкой льда
И темный огонь невесомо висит перед носом”...
Не упустить шанс почувствовать свою связь и единение с природой, с движением земных веществ и воздусей, с происхождением живого. Не прозевать зыбкий миг превращения, чтобы постичь нечто главное, хотя и не передаваемое словами. Созерцать обновление и обновляться самому. Растворяться атомами в атомах и быть счастливым.
На всё отчетливо звучащей теме зреющего счастья и позволю себе остановиться.
Самому посмаковать хочется!
Ну, а в разделе “Персона Грата”, я надеюсь, вас ждет очень приятное открытие. Весьма рекомендую стихотворения замечательного автора Хельги Харен (Ольги Афиногеновой).
Спасибо всем!