Вячеслав Иванов обучил ее по-гречески. И он же указал этой более мистической, чем страстной гиперборейке пределы её вакхизма
Бурно ринулась Мэнада
Словно лань, словно лань!
С сердцем, вспугнутым из персей —
Словно лань, словно лань!
С сердцем, бьющимся, как сокол
Во плену, во плену,
С сердцем яростным, как солнце
Поутру, поутру;
С сердцем жертвенным, как солнце
Ввечеру, ввечеру
Эти победные кретики [] четных строк, которые мало-помалу ослабевают в анапесты [во плену = ; по утру = ; ввечеру = ]— поистине великолепны. И "Вакханку" охотно декламируют в наши дни с подмостков.
А кто не оценит литературной красоты и даже значительности заключительных строк новой оды с её изумительным, её единственным на русском языке не окончанием, а затиханием, даже более — западанием звуков и символов
Так и ты, встречая бога,
Сердце стань,
Сердце, стань.
У последнего порога
Сердце, стань,
Сердце стань.
Жертва, пей из чаши мирной
Тишину
Тишину.
Смесь вина с глухою смирной
Тишину,
Тишину.
Вам, конечно чудится здесь символ сознанных сил и власти над настроением Но мне — Бог знает почему — жалко той наспех обученной ритуалу и неискусной в самом экстазе мэнады, про которую когда-то уверяли, что она видит
Фиолетовые руки
На эмалевой стене