— Комедианты, — услышал Миша баронов голос. Жарко ему было и стыдно, чувствовал, что смешно было бы отбиваться от пригожей цыганки.
— Ай да Степанида, — слышалось в зале, и множество народа с кружками и трубками собралось около их стола, пересмеиваясь, слушали гаданье, на которое скупа считалась Степанида.
— A еще скажу тебе, голубь мой, последнее слово, — кончила она и надавила вдруг мизинцем кончик носа Мише. — Не двоится, знаешь, что значит? — шепотом, нагнувшись сказала на ухо. — Любови не знаешь еще, а сильно думаешь и ночью и днем.
Сделав вид будто еще что-то шепчет, губами дотронулась пониже уха.
— Оставьте меня, — странную новую решимость чувствуя, поднялся Миша.
— Принц, — воскликнул барон встревоженным голосом. — Смотрите, смотрите! — Миша повернулся и в небольшом овальном зеркале увидел в короне и далматике, как рисуют Императора Павла, с пылающим строгим лицом юношу, почти мальчика. В первую минуту он не узнал чудесно изменившихся черт своего собственного лица. Узнав же, почти потерял сознание и, отвернувшись от зеркала, пошатнулся на руки подоспевших барона и Цилериха.
ГЛАВА ПЯТАЯ,
в которой описано коронование Миши Трубникова и все, что этому предшествовало
Очнулся Миша в сугробе. Он лежал, побледневший, с закрытыми глазами, как убитый, на меху шубы, совсем маленьким мальчиком. Барон растирал ему виски снегом. В переулке было тихо и звездно. Шум и духота ресторации казались приснившимися.
— Ну вот, ну вот и все прошло, — проговорил барон ласково и просто. Цилериха же не было.
Миша встал. Слабость и какую то пустоту чувствовал он будто после угара. Очень хотелось спать и есть.
Барон взял его под руку. Медленно они шли по переулку с темными окнами и едва протоптанной тропинкой между сугробов.