В тени Косматой ели
Визжат, кружась гурьбой
— Попался на качели
Качайся, чорт с тобой!
Заметьте, ни малейшей грубости, никакой фамильярности даже в этом чорт с тобой — оно лукаво, вот и все.
Ведь качает-то действительно чорт. А эти повторяющиеся, эти качальные, эти стонущие рифмы! Нет, Сологуб — не переводчик. Он слишком сам в своих, им же самим и созданных превращениях. А главное — его даже и нельзя отравить чужим, потому что он мудро иммунировался.
Проделала эту прививку, на свой лад, конечно, ведьма. И проделала жестоко:
— Будут боли, вопли, корчи,
Но не бойся, не умрешь,
He оставит даже порчи
Изнурительная дрожь
— Встанешь с пола худ и зелен
Под конец другого дня
В путь пойдешь, который велен
Духом скрытого огня
— Кое что умрет, конечно,
У тебя внутри — так что ж?
Что имеешь, ты навечно,
Все равно, не сбережешь.
[стр. 139]
Вот каково может быть было посвящение Сологуба в пророки. Исаия, как видите, уж ровно ни при чем!
Рядом с литературными портретами Брюсова и Сологуба я опускаю портрет Вячеслава Иванова [выступил в 1897 г — "Кормчие звезды", потом "Прозрачность" 1904 г.], т к. тот сборник на основании которого портрет мог бы, кажется, быть сделан ("Cor ardens"), еще не вышел. Но, говоря далее об искусстве, я многое еще скажу о поэзии Вячеслава Иванова.
(Продолжение следует)