Журнал "Аполлон"
Номер 1, 1909 год
Содержание
Я небеса разбудила,
Разбудила горя.
И ветер, пылая
Вечной тоской,
Звал меня, пролетая
Над моею рекой.
Но в тяжелой печали
Я безрадостно спал.
О, веселые дали,
Я вас не видал!
[стр 89]
Я впрочем рад, что Сологуб прилежно читал Верлена. Если я не ошибаюсь, одна из лучших его пьес, Чертовы Качели [стр. 73 сл] навеяна как раз строфою из "Romances sans paroles" [Т 1, р. 155]
О mourir de cette mort seulette
Que s'en vont, cher amour qui t'epeures
Balancant jeunes et veielles heuresi
O mourir de cette escarpolette!
Сологуб перевел его плохо, а я сам позорно. Не буду и пытаться переводить еще раз это четверостишие. Лучше постараюсь объяснить вам Верленовские стихи, в их так сказать динамике. Представьте себе фарфоровые севрские часы, и на них выжжено красками, как Горы качают Амура. Горы — молодые, но самые часы старинные. И вот поэт под ритм этого одинокого ухождения часов задумался на одну из своих любимых тем о смерти, т. е., конечно своей смерти. Мягко монотонное чередование женских рифм никогда бы, кажется, не кончилось, но эту манию разрешает формула рисунка: "Вот от таких бы качелей умереть".
Чтобы скрыть от нас картину, породившую его стихи, Верлен заинтриговал нас, вместо мифологических Гор поставив слово часы с маленькой буквы, и вместо Амура — написав любовь, как чувство.
Не то у Сологуба. Его качели — самые настоящие качели. Это — скрип, это — дерзкое перетирание конопли, это — ситцевая юбка шаром, и "ух — ты!" Но здесь уже дело не в самом Сологубе, а в свойстве того языка, на котором была когда-то написана и гениальная Пушкинская "Телега". Вот качели Сологуба в выдержке:
Над верхом темной ели
Хохочет голубой: —
Попался на качели,
Качайся, чорт с тобой —
