Журнал "Аполлон"
Номер 1, 1909 год
Содержание
зрелище, несравненно более простодушное и менее притязательное: ибо, очевидно, толпа устала быть пассивной, как ослепленный новизною ребенок и только восприимчивой к зрелищу.
Дело в том, что теоретическое допущение, будто действие в театре едино,— и именно то действие, что создает на сцене иллюзию совершающегося истинного события,— толпа же созерцающих событие должна быть загипнотизованной созерцанием, почему и лучше ей (как тиранически приказал Вагнер) окружиться полумраком, чтобы зритель мог всецело уйти взором и душой на сцену и, по возможности, забыть и себя самого и своих соседей,— это допущение есть чистая фикция и не только не соответствует действительной психологии театрального коллектива, но и содержит в себе эстетически ложное требование: нормальным предполагает оно подавление живых сил присутствующего множества, и желательным — разделение уже объединенного общим интересом собирательного сознания на сознания индивидуальные, исключительно восприимчивые и наглухо закрытые от взаимодействия интерпсихических влияний. Достаточно, однако, публике надеть маски, чтобы ощутить себя действующей силой и если мы вообразим маскарад в партере, со свойственным маскараду настроением, и свободный доступ на подмостки из партера, то едва ли ошибемся, предвидя неизбежное смешение обоих коллективных тел, составляющих вместе двойственную жизнь театра, вторжение масок из публики в область масок сцены и хаотические осложнения предположенного действия. Мы имели бы в этом опыте то же двуединое действие старого театра салона, но не в его иерархической упорядоченности, а в анархическом высвобождении присущих ему энергий.
3
Новейшие притязания сцены "развоплотить" (слово на ответственности теософов!) толпу и как бы поглотить ее в иллюзии единого действия — последний шаг в эволюции зрелища и закономерно вызывают протест живых энергий театрального коллектива Еще одна ступень в напряжении этого магизма — и наступит "Zusammenbruch", или же — истерика.
В настоящее время одностороннему и утопическому стремлению слить сознание зрителя с сознанием героя — или героев — сцены, доведя его сочувствование до полноты идеального переживания с героем или в герое всей его участи еще противостоит дух критики, ограждающий в зрителе его я, но разрушающий цельность сочувствования, поскольку сознание его разделено между восприятием и реакциями на восприятие. Логический вывод означенного
