О`Санчес
Я КИРПИЧ (сказка-феникс)
Разум не способен не сомневаться. Иду, такой, по коридору, там десять секунд хода, а то и меньше, а сам успеваю подумать про себя и проблемы свои: «Какого черта!?» Иными словами - чего я жду, чего ищу и, главное, зачем??? Отца, судьбу, любимую, украденное имущество?.. Погоди, погоди… погоди… память моя…
- Разрешите?
- Да, пожалуйста. Добрый день. По какому вопросу, позвольте спросить?
Кабинет этот – почти обычный, почти просторный: весьма умеренно захламлен канцелярской мебелью, в углу на столе небольшой монитор, с мышкой, с ковриком, с действующей пепельницей, с наушниками, под столом системный блок. Слева у дверей шкаф с открытыми полками – специальный, под бумаги, пол выложен плитками, пол почти голый, если не считать резинового квадратного коврика под креслом у стола… Темное-серое полустул-полукресло из литой пластмассы, всего их три в комнате, одинаковые… Окно здесь одно и странное: снаружи типа ставнями прикрыто, а изнутри забрано металлической решеткой с толстенными прутьями. Освещение только искусственное: над головой матовый плафон, на столе оранжевый абажур с лампочкой, монитор спит или погашен. Умеренно накурено.
Во многие разы быстрее - увидеть это все и осознать, нежели пересказать словами, и в подобных случаях у меня всегда временной разрыв: сначала зрительные, слуховые и иные впечатления, а уже вслед за услышанным и увиденным, редко когда параллельно, происходит переодевание эйдетических корпускул смысла в вербальные, то есть, в словесные… по типу: «ай! – током ударило!» Иногда я уверен, что эти мои особенности - суть диагностические признаки человека-тормоза, пережившего трудное детство, а иногда вовсе даже наоборот, в любом случае во мне остается место для сомнений.
В комнате еще есть какой-то хлам, но я его я не успел рассмотреть, поскольку не за этим прибыл, да и собеседник поторапливает, к доверительному общению рвется.
- Да, добрый. У меня тут вот какое дело… насчет машины, красной бээмвухи…
Передо мною, метрах в полутора, стоит мужик в зеленом не застегнутом халате, оттуда скромно и недалеко выглядывает пузо, обтянутое синей рубашкой, мужик спокоен, ему далеко за полтинник, очки приподняты надо лбом на лысой круглой голове, ростом пониже меня, безбородый, безусый, подбородка два. Глаза карие, зубы вставные, щеки красные… Крепыш. Фиг его знает – что могут означать для меня все эти подробности, чему зацепками служить? Если бы он в это время рисовал левой, кстати, татуированной рукой, или мышкой ею двигал, я бы еще вдобавок мог определить, что он левша… Звать его Миша, если верить синим буквам на пальцах левой руки.
- Какой бээмвухи, о чем вы?
- Ну, красной, «копье». Такие в народе копейками зовут. Только это не жигули-копейка, а…
Мужик прервал меня на полуслове и сделал это небрежно, без нервов, не напрягаясь и не заботясь о том, что я при этом почувствую:
- Молодой человек, вы уж извините за прямоту: вы не по адресу, идиотов лечат в других местах.
Сурово он меня охарактеризовал… Ну, я за словом в карман не полез, мне теперь главное – из ситуации вырулить, в которую я сам и заехал по собственной воле. Так что, как говорится, нахальное нахальным:
- А я и не собираюсь никого лечить. Мне бы только поговорить с владельцем транспортного средства… номер ха двести девять эс… уй!..
Дверь, которую я аккуратно за собою прикрыл, резко распахнулась и стукнула меня в спину… даже затылку чуть-чуть досталось. Сначала удар и вскрик – потом осознание: дверью!
Мне кажется, что я даже и не особо удивился в тот миг, когда обернулся и увидел толкнувшего меня мужчину… Они ввалились втроем, но вошедшего первым и главного среди них я узнал: это был тот загадочный чувачок, что на перекрестке Серебристого советовал мне сменить хобби, забыть об изучении так называемых «общественных» насекомых. Только ныне он одет гораздо «официальнее»: щегольская серая в полоску пиджачная пара, бордовый, почти черный галстук-шнурок поверх светло-розовой рубашки, причесан, выбрит, и на ногах небось, какая-нибудь обувь имеется - не хоббит, чай, но сейчас не посмотреть, просто потому, что неохота перед ним взгляд опускать.
- А-а, Савелий Васильевич! Какими судьбами? Как говорится – и года не прошло! Могу чем-то помочь?
Два мужика у него за плечами – крепкие ребята, но ничего такого качково-омоно-гангстерского, нормальные парни – плотные, рослые, ни единой зловещинки в зубах и лицах, что у одного, что у другого. Молчат, морды внимательные, славянские, одеты просто, ближе к офисному стилю, оба в пиджаках, но в джинсах…
- Здравствуйте. Простите, а вас как? Ну, по имени-отчеству, а то вы меня знаете, а я не это… ни сном, ни духом. Неудобно как-то.
- А вам-то зачем? Ладно, зовите меня… Лаврентий Павлович… нет, лучше Иван Иванович. Итак, Савелий Васильевич, поскольку мы с вами уже познакомились, подружились, позволю себе повторить вопрос: какими судьбами? Что вас сюда привело, могу ли чем помочь?..
Угу, подружились! Мне этот Лаврентий Иванович еще в первую встречу крепко не понравился, да и теперь симпатичнее не стал, несмотря на то, что дважды уже пообещал оказывать помощь. Но - процесс проникновения в истины и тайны так или иначе пошел, а я совсем не против от этого, мандраж бы только унять...
Тронул сознанием верную и преданную Букач – та ни в зуб ногой, полное спокойствие и абсолютная индифферентность! Съежилась в планшетке и дремлет себе, или медитирует, никак себя не проявляя, во всем положившись на овеликого меня… С одной стороны это не есть хорошо, ибо я, лишенный ее поддержки, пусть даже такой тщедушной, остался один на один с неизвестностью, а с другой стороны – может, оно и к лучшему, поскольку передо мною обычные люди, не какие-нибудь там джинны с вампирами.
- Так ведь, Иван Иванович… Я уже дважды эту историю повторил.
- Какую историю?
- Насчет бээмвэ-копейки, красного цвета, которая утром при свидетелях повредила дорогую детскую коляску во дворе моего дома, возле моей парадной.
- Неужто?
- Да, у меня и номер автомобильный записан для памяти.
- Прекрасно! Понимаете, Савелий Васильевич…
- А вы зовите меня Лаврентий Павлович, если это имя освободилась, будем вместе псевдонимы носить.
Чувак хохотнул, оглянувшись влево, на хозяина кабинета, а тот с готовностью хмыкнул в ответ, но не как равный, а как бы соблюдая дистанцию по отношению к старшему.
- Нет, извините, Савелий Васильевич, в любых обстоятельствах, при любых раскладах и допущениях не следует терять чувство меры. Сегодня вы у нас в гостях, а не наоборот, поэтому право решающего голоса… ну, вы понимаете…
- Нет, Иван Иванович, я вас не понимаю.
Чувак, попеременно представившийся Лаврентием Павловичем, а потом Иваном Ивановичем, кивнул, взяв после этого небольшую паузу, а двое подручных его немедленно отреагировали на кивок: я и пискнуть не успел, как они ринулись на меня вдвоем, согнули буквой г, вцепившись мне в волосы и захватив руки за спиной… щелк-щелк – холодное на запястьях, никак наручники!.. Ни разу в жизни до этого не носил я наручников, даже игрушечных не примерял, хотя Женечка однажды предлагала… Но я тогда справедливо заметил ей, что в таких играх грань между извращением и нормой проходит как раз по гендерным и социальным параметрам: наручники в постели – для женщин, если им так нравится брутальный секс, а в тюрьме – для мужчин. Отнюдь не наоборот! Но лучше без них! У Женьки, если вспомнить, вообще были странноватые наклонности в любви…
Меня выпрямили.
- Чё, дурак, что ли!? – только и успел спросить я. - Уй!.. – это парень-подручный выпустил из захвата в горсти мой скальп, а освободившейся рукой саданул точно в солнечное сплетение. И опять мне пришлось согнуться, да еще и ноги подкосились… Очень сволочное ощущение, когда ясно понимаешь, что если не вдохнуть сей же миг, то умрешь… и при этом не вдыхается!..
- Володя, аккуратнее, лопнет у него селезенка или печень – пойдешь в отпуск в декабре!.. А вы потерпите, Савелий Васильевич, еще буквально несколько секунд - и станет легче. Носом, носом дышите и больше не дерзите мне… нам… Хорошо?
Я кивнул и задышал носом. Боль постепенно улетучилась, уведя за собою страх, а взамен пришла ярость. Но ярость была не дикая, а своя, ручная, холодная, хорошо понимающая команды разума…
Пока мой организм корчился от рукотворных, насланных извне болезненных состояний, парни, послушные тихим приказам своего старшего, отстегнули и вновь застегнули наручники на моих руках, но теперь не за спиной, а впереди. А я уже мог стоять вертикально, и даже колени выпрямились.
- Сергей, ну-ка, глянь в сумочку. Что у него там? Давай ее сюда.
Парень отдал Ивану Ивановичу мою трубку-соньку и для верности потряс над полом перевернутой планшеткой.
- Все, пусто.
Ай да Букач! Ай да молодец, сообразила, что здесь пока не стоит никого за пальцы кусать, набросила на себя невидимость и неосязаемость… И главное – ни малейшего беспокойства за своего обожаемого овеликого! Но это она правильно, так и надо, так я и хочу.
- Поскольку я сам сегодня вел эту… как вы ее называете – «копейку», то знаю абсолютно точно, что никакой коляски я не сбивал и не сминал, а вот как вы нас нашли – это животрепещущий вопросец, и мы совместно с вами поищем на него ответ. На этот и на все другие вопросы. Боевики, детективы смотрите?
- Нет.
- Ну, читали, наверное?
- Нет. – Ярость, хоть и прирученная, все же порыкивала во мне, подталкивала возражать, врать и упрямиться даже там, где это не имело никакого смысла… С собственным упрямством вообще бороться труднее, чем с остальными чувствами и порывами. Так, по крайней мере, обстоит дело у меня, как у остальных не знаю. И то упрямство почти беспрепятственно подтолкнуло мой язык добавить более развернутое отрицание. – Ни разу в жизни! Уй!..
- Володя! Стоп. Держи себя в руках, бери пример с меня. Нет, ты врубился? Ты бьешь только по моей команде. Ты понял?
- Да.
- Еще раз повтори: ты понял?
- Да, Иван Иванович.
- А ты?
- Да, понял, Иван Иванович. Куда его теперь, в тачку?
- Угу. Так. Так… так… как бы нам замаскировать… Савелий Васильевич! Отдышались, говорить можете? Вас вырубить, или вы обещаете молчком сесть в машину?
- Молчком.
- И правильно. Борисыч, одолжи-ка нам халат! Снимай, снимай, к вечеру вернем, Володе все равно документацию завозить… Савелий Васильевич! Если же вы нарушите свою торжественную клятву, начнете буянить, брыкаться, звать на помощь, то вас постигнет всеобщая ненависть и презрение трудящихся, плюс мы все равно вас вырубим, но второпях и менее бережно. И погрузим в машину временно бесчувственного. Выбирайте?
- Не буду брыкаться. Мне и самому любопытно кое-что выяснить. Надеюсь, вы меня убивать не собираетесь?
- Убивать??? Никоим образом, это не по нашей части. Стало быть, наши с вами цели совпадают. Вот вам халат… погодите, вдвое сверну… и поперек… вот вам на руки халат, как будто вы его несете… Понятно, да? Приедем на место – наручники снимем, я обещаю. Итак, господа, вопрос общий, относится ко всем присутствующим: всем все ясно? Каждый, включая нашего гостя, понял свои права и обязанности?.. Хорошо. Готовы? Борисыч, ты тут остаешься, в обычном режиме… Есть что делать?
- Пф! Выше головы, как всегда!
- Хорошо. Я иду впереди, Володя за мной, Савелий Васильевич за Володей… вот, за ним держитесь, а замыкает группу Сергей. В случае нештатной ситуации действовать соответственно и оперативно.
Парень по имени Сергей легким тычком дал мне импульс-направление, но я успел воткнуть вопрос сквозь Вовину тушку в прямую спину Ивана Ивановича:
- А далеко едем?
- Все ответы на все вопросы потом. Через полчаса на месте будем, если пробки не помешают, вот там и начнется что-где-когда и прочие кавээн.
Почему-то я был уверен, что мы поедем в этом пресловутом БМВ, но – нет: разместились в белом отечественном автофургончике, по типу городской маршрутки, Лаврентий Иванович за рулем, а мы втроем – в закрытом кузове. Поскольку «вырубать» меня пожалели, поверив моим обещаниям, я на выходе успел поглазеть на охранника и вахтершу – оба как ни в чем не бывало несли свою службу, а на меня ноль внимания. Вот ведь как оно бывает: человека средь бела дня похищают, наручники надевают, по телу кулаками стучат – а они хоть бы что! Турникеты, будни, мокрое лето, окурки, уличные офени, машины раздраженно бибикают – и здесь же наяву триллер с киднепингом!
Вот такая вот она – реальная жизнь, дружище Букач, удивительнее любой сказки! Слышишь меня?
- Да, о Великий! – мыслями проскрежетала Букач, смирно сидящая (стоящая?) на полу маршрутки, метрах в полутора от моих ног. У меня даже шевельнулась мысль – натравить ее на моих врагов, но я легко ее погасил, потому что к этому моменту страх из меня заметно выветрился, потому что я, оказывается, больше боюсь неизвестности, нежели материализовавшихся угроз… Подождем, посмотрим.
На окнах шторки – ребята-сопровождающие не поленились задернуть, а обзор в лобовые стекла не был мне доступен, потому что сидел я спиной к Ивану Ивановичу, нашему командиру и водителю в одном лице, так что даже и повязка на глаза не понадобилась. Считать повороты и ловить направления после этих поворотов я заманался в первые же две минуты, поэтому весь оставшийся путь молча таращился в серую ситцевую занавеску на заднем оконце фургончика, и на случайную муху, которая, устав суетиться в тесном пространстве фургончика, то и дела ныряла под занавеску, наверное к окну, к свободе поближе… Да, и еще: из принципа не сделал ни единой попытки пообщаться со своими угнетателями-похитителями! Мне они по фигу, ни злить их, ни задабривать не собираюсь! Гоблины, блин!..
Они также не делали попыток со мною заговорить, так, перебросились мимо меня парою малозначащих фраз…
- Мать-перемать, откуда эти мухи? Только что ведь не было!?
- Ну, а как ты хотел? – лето.
И все, и снова молчат, головами и плечами покачивают, в такт фургону.
Ах, я лопух! Эх, поздно сообразил опробовать на мухе новые свои возможности, чуть было не сказал – умения! Чтобы уметь – это учиться надо, усердно, постоянно, и все же, все же… Пусть эта жирная жужжащая тварь покрутится под носом у кого-нибудь из них… из этих двоих!.. Интересно, поддастся она магии моей?.. Вот бы поддалась!
На диво легко и точно (легко для моих ментальных потуг) муха подчинилась и стала выделывать пируэты перед носом у Вовы-костолома, как я его про себя назвал. Молодец муха, выбрала именно того, кого надо! Еще давай, еще!
Муха сугубо по моей просьбе протаранила Вове щеку и, увернувшись от контрудара, взяла повыше, чтобы в глаз!..
- Да ты сука!.. Ах, ты!.. – Вове повезло, а мухе нет: беспорядочно маша руками, он все же умудрился захватить ее в горсть и раздавить прямо в кулаке. Муху на пол – брезгливым швырком, а левую ладонь поочередно обтер носовым платком и об джинсы. А вот это ты зря, дружок! Ой-ёй-ёй-ёй как зря! Зря ты ухватил ее голой рукой и запачкался о мушиные потроха! Они грязные, они полны инфекции, очень гнусной такой инфекции… быстродействующей… Чувствуешь, Вова, как зазудела кожа на ладони и на пальцах, именно в тех местах, что запачкались?.. Зудит кожа, Вова, зудит и уже покраснела! Ты только взгляни!
Вова засопел и вновь взялся рассматривать растопыренную левую ладонь. Может быть, кожа там действительно чуточку порозовела от обтирания, но это не важно: я уперся в его мысли своими: зудит, такое ощущение, что инфекция успела проникнуть в глубь кожных покровов, надо еще протереть! Чтобы начисто!
Вова послушался и мелко, одними краешками языка и губ плюнул в ладонь, протер ее одною стороной носового платка, потом другой…
- Чё ты, чё там такое?
- Да ну… Ненавижу эту пакость помоечную, мух этих… лучше перебдеть, чем недобздеть, как говорится… Говорят, вместе с индокитайцами такие бациллы к нам понаехали, что их никакими анабо… э-э… антибиотиками не взять!..
- А-а, ну правильно, да.
Правильно, все правильно, господа мордовороты. Все очень правильно и хорошо. Протер и молодец, победил инфекцию, сдаюсь. Теперь вы у меня… в случае чего… страшилки я придумывать мастак. Вы еще когтей моих не видели и томагавков! Вот вы увлеклись разговорами о гигиенических угрозах, а того и не видели, как моя Букач – испросив взглядом моего разрешения, остатки той раздавленной мухи подобрала и, вероятно, уже усвоила без остатка. Но вас она пока на зуб не пробует, ибо команды ей такой не поступало… опять же – пока не поступало. Да, Букач?
- Да, о Великий, ты только прикажи! Как ты добр!
- Может, я и добр, - подумал я в ответ, - но с тебя пока и мухи хватит.
- Как прикажешь, о Великий!
Вова, сидевший слева от меня, отвлекся, наконец, от инфекции на ладони и заглянул под занавеску со своей стороны.
- О, уже приехали. Это… Иван Иванович!? Мы так же, тем же порядком?
- Да. Проверь халат у него на руках, загляни под халат, проверь. Ты впереди идешь, Сергей замыкающим, этот – между вами. А я уже за Сергеем.
- Куда его, в двадцать вторую?
- М-м-м… Да, в двадцать вторую, погоди… Вот ключ. Откроешь – сразу вернешь.
- Все понял. Тэк! Всем все понятно? – Вова, даже голосом подражая своему старшему, скопировал вопрос, но, так и не дождавшись ответа от меня и Сергея, распахнул дверцу, вылез первым.
День как день, асфальт как асфальт, с голубями. Пока мы вчетвером выстраивались в неровную колонну по одному, я успел обозреть и уяснить для себя круговую панораму: ровно залитый асфальтом внутренний двор какого-то четырехэтажного белокирпичного здания, почти правильный (с небольшими выемками) прямоугольник, где-то пятнадцать на двадцать. В таких эстетически незамысловатых дворцах брежневской эпохи любят размещаться прокуратуры, военкоматы, штабы МЧС, но беглый взгляд подсказал мне, что этот здоровенный дом – не есть госучреждение! Скорее, частная лавочка. Да хотя бы потому, что из дюжины машин в полупустом дворе ни на одной нет госномера, все личного пользования, даже грузовой зилок. Большинство машин среднего класса, один – хаммер, странная телега, если вдуматься: одновременно заметная, навороченная и несуразная. Это уже о чем-то говорит, что номера на машинах такие. Выход со двора перегораживают массивные стальные ворота, и не решетчатые, а сплошняком, глухие. У центрального входа-выхода нет урны, где же они перекуривают, интересно? По кабинетам, что ли? Типа, новые времена с гонениями на курильщиков их не касаются? И кто это – они, интересно знать? Интересно – значит узнаем, затем и приехали. Главное – опять не поддаться трусости и мандражу во всех конечностях.
- Букач, ну-ка, нюхни: есть здесь нечисть поблизости?
- Это… это… нет, о Великий! Вон, вон в том подвальце домж прячется, слабый-преслабый, уже почти сдох. А больше никого.
- Домж – это кто?
- Не ведаю, о Великий, доселе не встречала его. Был домовой, да остался без приюта, вот и домж.
- А-а, по аналогии с бомжем. Понятно.
Последнее слово, я видимо, произнес вслух, и Сергей тотчас пробурчал из-за спины:
- Чё тебе понятно? Давай, давай, шлепай и молчи покуда.
Взошли на второй этаж, Вова открыл дверь, но она, против ожидания, оказалась не металлическая, а деревянная, двустворчатая, со скудными вертикально сбегающими узорами старого, наверное совдеповского образца… Стандартный служебный кабинет, с канцелярским столом, компьютером, двумя шкафами по стенам, одно широкое окно, выходящее во двор, зарешеченное, но не зашторенное, не замазанное… Тут меня пробил вопрос, пока еще не шибко актуальный, но все-таки…
- А в туалет мне как-то можно зайти?
- В туалет… - Иван Иванович, уже успевший угнездиться за столом, в хлипком офисном кресле на колесиках, явно попал в затупку… - А что, невмоготу?.. Впрочем… Володя, догони-ка Сережу, и быстренько сюда… Так, коллеги, вдвоем сопроводите молодого человека в гальюн, вдвоем, потому что наручники придется снять, а на коридорных просторах не должно быть никаких неожиданностей, мы здесь все-такие не одни и не должны никому мешать.
Да, мне захотелось в туалет по малому делу, но я свободно мог бы потерпеть еще два-три часа, а то и больше, пока по-настоящему не приспичит, да только на фига мне терпеть, когда я могу обойтись и без этого, а повезет – глядишь, удастся и рекогносцировку местности провести?
Туалет был на этаже, неподалеку, через две двери в третью. В коридоре светло и безлюдно, пол из светло-песочного ламината, по нему через весь коридор до самой лестницы – ковровая дорожка, стены светло-кремовые, голые… Ну, никакого леденящего кровь мрачняка! Что тут еще смотреть, что анализировать?.. Хрен его знает, но запахи в туалетах отнюдь не выгребные сортирные, а облагороженные недорогими дезодорантами, уже приятно. Были бы только одни кабинки в туалете – я бы непременно попытался закрыться, так, из чисто исследовательского любопытства проверить реакцию моих конвоиров, но сам ведь обозначил, что по малому делу прошусь, а оба писуара вне кабинок: стой и облегчай душу под подозрительными и брезгливыми взглядами Вовы и Сережи… Букач не в счет: сидит себе на узеньком подоконнике у слепого окна, а в темно-багровых глазенках ничего не прочесть, кроме безмятежной преданности овеликому мне…
- А это… воздушного полотенца-осушителя тут у вас не предусмотрено?
- Нет, вон, салфетками вытрись.
И верно: сбоку от умывальника целый короб с гигиеническими салфетками. Обычная офисная цивилизация… казалось бы – обычная, а сами квартиры по ночам грабят, шалунишки, а днем и того хуже: похищают людей, побоями тешатся!
Иван Иванович кивком обозначил вопрос одному из моих сопровождающих, там, так же молча, вероятно подали знак, что все обошлось без происшествий, и только после этого Иван Иванович переключил свое внимание на меня:
- Все в порядке, Савелий Васильевич? Еще какие-нибудь пожелания будут?
- Ну… Кроме самых животрепещущих… о самом факте, так сказать, моего здесь присутствия… Если из второстепенных – не хотелось бы наручников, я ведь не буйный.
- Да, из вопросов – до поры ограничьтесь второстепенными, а наручники пока вот здесь, на сейфе полежат, они тут никому не помешают... Сейчас, буквально через минуты, подоспеет мой коллега – и вот тогда уже мы втроем поговорим вволю, он в теме наших общих дел. Сергея мы временно отпустим по другим служебным надобностям, а Владимир останется на случай разрешения мелких оперативных оргвопросов: чайничек, там, заварку освежить, рану перевязать… шучу, шучу насчет раны, это знаете, дома у меня родственники жены сериалы смотрят, ну и я иной раз, мимо проходя, зацеплю глазом или ухом очередную сентиментальную триллерщину… Увы, не лучшим образом сказывается даже на лучших умах. А в принципе я как раз горячо солидарен именно с вашим кредо на сей счет: избегаю телевизора.
- И чем вы заменяете отсутствие телевизора? Ходите в кино?
Иван Иванович фыркнул, видимо оценив шутку:
- Нет, заменяю чтением книг, реже газет и журналов, заменяю ночными бдениями у компьютера, все как у людей. Но еще больше – работаю, работы просто завались!
Я понимающе кивнул в ответ:
- Ну, еще бы! У одних замки на дверях обычные, а у других – с секретом, намучаться можно!
Иван Иванович опять ухмыльнулся, но в этот раз куда более натужно, без веселой искорки в уголках глаз, я бы даже сказал – слегка оскалившись.
- Понимаю, одобряю ваше чувство юмора, но я не домушник, несмотря на то, проникновение со взломом в вашу квартиру происходило под моим руководством и при полном моем участии. Я отдаю себе отчет, что это можно считать… и нужно считать преступлением, а все же я не уголовник, не преступник в привычном толковании этого слова и в самое ближайшее время надеюсь вас в этом убедить. О!.. Вроде бы идет! Володя, Володя, давай, открой и быстро-быстро-быстро нам всем троим чайку!.. Кофе у нас не в ходу, Савелий Васильевич, так что извините, зато чай двух видов: черный байховый и зеленый с жасмином. Вам какой?
- Черный байховый, без сахара.
Дверь отворилась – Иван Иванович поспешно встал. И Вова, опустив вдоль тела руки с чайными принадлежностями, тоже вытянулся почти по стойке смирно. Вошедший был сантиметров на пять выше Вовы и потяжелее где-то на пудик, и не столь спортивного вида, но все равно выглядел подтянутым, крепко сбитым, возраст лет сорок с небольшим, безусый, безбородый, седовласый, лицо красное, щеки в мелких фиолетовых прожилках, как у человека имеющего проблемы с давлением и при этом любящего пропустить глоточек чего-нибудь «тонизирующего» сосудорасширяющего. Солидный такой чувак, из руководящей породы, тоже при пиджаке, но без галстука. В руках у него был старомодный коричневый кейс, какие в фильмах прошлого века показывают, чуть ли еще не брежневско-горбачевских времен. Явно увесистый.
- Добрый день, господа-товарищи! А, это и есть наш гость? Очень приятно. А не худо бы нас всех другу другу представить? А?
Мужик поздоровался как бы со всеми нами, но обратился к Ивану Ивановичу, и обратился безлично, словно приглашая того немедленно и за всех определиться с формой обращения к собеседникам.
- Да, конечно! Правила вежливости требуют начать с представления гостя: Кирпичев Савелий Васильевич, так сказать, объект нашего научного любопытства. Владимир – наш сотрудник и мой помощник, Я - Иван Иванович Иванов… и-и-и-и…
- И я, Петр Петрович Петров. Вот и познакомились, вот и хорошо. Иван Иванович, вы уже обрисовали, что к чему – рассказали господину Кирпичеву? Обозначили ему наши проблемы и вопросы, прояснили его недоумения?
- Нет еще, не успел: буквально десять минут назад приехали сюда с Комендантского. Собственно говоря, наше сегодняшнее знакомство произошло именно по его инициативе…
- Да, да, я в курсе, мне уже изложили. Но каким образом ему… вам, Савелий э-э-э… удалось выйти… на Ивана Ивановича? Информационный поиск каким-то образом связан с компьютерными технологиями? И если да, то с какими?
Последний вопрос был предназначен конкретно для меня, и я опять выложил им наспех состряпанную и уже опробованную на прежней «точке встречи» заготовку, но она, увы, по-прежнему не устраивала ни Ивана Ивановича, ни Петра Петровича.
Иван Иванович еще раз объяснил мне и остальным присутствующим, что категорически никакую коляску не сминал и отбыл из моего двора еще до рассвета, «а посему рассказы про ущерб и свидетелей - в пользу бедных».
- Со своей стороны и я, - включился в его речь Петр Петрович, - сразу же после звонка Ивана Ивановича навел кое-какие справки и успел кое-что изучить, пока сюда ехал, а именно посмотрел визуальную хронику событий этого дня, смонтированную из камер наружного наблюдения, включенных в доступную для нас общую сеть. Наш… визави Савелий Кирпичев шел от дома к нашей лаборатории Приморского района пешком и вел себя странно для обычного человека: словно бы по следу шел, как гончая! Идет, идет, такой, вдоль трассы… Потом крюка к проезжей части, голову вытянет, повертит ею – и опять идет! В верном направлении, что характерно! Сообщников, координаторов, подсказчиков при этом не наблюдалось. Иван Иванович, что при нем было? Да сиди, так отвечай.
Иван Иванович покорно плюхнулся на хозяйское место за столом (Петр Петрович явно имел право согнать его оттуда в свою пользу, но не пожелал, присел напротив меня, предварительно отодвинув стул на метр дальше против прежнего положения) и отхлебнул чаю.
- Мы, так, поверхностно осмотрели, но… Кастет, нож, ключи, трубка-смартфон. Бумажник. Планшета при нем не было, только сумка от него, других электронных устройств тоже не было, кроме флешки в бумажнике. Флешка стандартная, пустая. Наш ручной сканер и конторский, который наружный, больше никакой электроники на нем не увидел и не показал.
- Угу. И мой молчит. - Петр Петрович на мгновение вынул из кармана какую-то коробочку, похожую на смартфон-пятидюймовочку, и сунул обратно в боковой карман пиджака. – Молодой человек, а зачем вам нож и кастет, позвольте полюбопытствовать?
- Да так, на всякий случай. Против грабителей ночных и против неизвестных личностей, которые любят подходить на улице и угрожать.
- Это он на меня намекает, Петр Петрович, это когда я к нему давеча подходил и вежливо попросил…
- Значит, недостаточно убедительно и недостаточно вежливо, если наш гость не только не послушался, но и нас искать побежал, да еще вооружился. А в милицию вы не пробовали звонить, а, Савелий? Тогда и сегодня, а?
Я вновь занервничал, и меня успело достать его квазистарческое акание. И взгляд… Если бы он, вслед за Иваном Ивановичем принялся меня уверять, что убийства не по его части, я бы усомнился. Блин, точняк: в тусклом сиянии этих карих глазок наверняка не обнаружить разницы между понятиями расстрел и производственная необходимость. «Букач, крошка, сумеешь в случае чего покусать этого… мужчину, который напротив сидит?..» Та уверила, что сумеет. Уже приятно.
- Не пробовал. Между прочим, искал я свое имущество, а не Иван Иваныча.
- Не врет насчет ментуры, Петр Петрович, абсолютно никаких сигналов по этой части от него куда-либо «туда» - не зафиксировано, как сегодня, так и в предыдущий период времени.
Петр Петрович покивал молча, двинул вперед ладонью и тотчас сжал ее в неплотный кулак, как бы показывая, что информация им усвоена должным образом, и что сейчас желательнее всего наше общее молчание.
Помолчали. Наконец, Петр Петрович поднял взор и соизволил распечатать уста, с места в карьер взявшись погружать меня в пучины проблем и тайн, в которые так некстати впутался некий любитель-энтомолог Савелий Кирпичев. Вова прилежно изображал из себя глухонемого, а Иван Иванович в достаточно свободном режиме, с подчеркнутым уважением, и, в то же время, без подобострастия и солдафонщины, позволял себе вмешиваться в рассказ, уточнять, где-то даже поправлять, но чаще давать по ходу дела информационные справки с той или иной степенью развернутости.
С давних пор повелось, еще чуть ли не при академике Несмеянове, когда в лапы отечественной науки попали первые информационно-вычислительные машины, что вокруг новомодной вычислительной техники завертелись, зароились кибернетики, шарлатаны, психи, энтузиасты – и с каждым годом все в больших количествах, и все жаждали чуда, которое каждый из жаждущих понимал на размер своего головного мозга или индивидуального психического сдвига.
Потом, по мере того, как компьютерная эра все глубже проникала в обыденность, ажиотаж вокруг цифровых технологий в значительной мере угас, но любопытство осталось, действенный интерес со стороны людей мыслящих сохранился, и даже возрос, и даже начал ветвиться по самым разным направлениям. И так случилось, что в городе Санкт-Петербурге, тогда еще в Ленинграде, нашли друг друга и сплотились в некий клуб по интересам люди, которым захотелось узнать и понять: «А что дальше?»
Да, вот идет-гудет цивилизация, в процессе жизнедеятельности оставляя на своем пути следы, кучка за кучкой: Баальбекские террасы, пирамиды Хеопса, Кносские лабиринты, легенды об Атлантиде… Ей помогают в этом люди-человеки: первопечатник Федоров, паровозник Ползунов, Мичурин со своими горошинами в кулак размером, монах Мендель… Дальше больше: полет Юрия Гагарина, группа криденс клеа воте ривайвл, лайкра, потом сотовая связь, потом интернет… А человек как был овощем на грядках у рабовладельца Петрония, так и остался овощем – почти поголовно, за самыми редкими исключениями. Но и эти исключения внешне и внутренне выглядят абсолютно так же, как и современные нам овощи-антропоморфы из пивной неподалеку, и ни малейшей принципиальной разницы! Бывает нередко, что у светломозглого яйцеголового печень еще больше, чем у пропойцы-сантехника, и даже проблемы с алкоголем не меньшие… Но это лирика. А вопрос-то остался: «Что дальше???»
Итак, «куда ж нам плыть?» Абсурдно думать, что человечеству, homo sapiens, как виду суждено прожить столько же, сколько стрекозе и акуле (Савелий Васильевич, мы стараемся для экономии времени и сил оперировать примерами из ваших личных гносеологических закромов, надеюсь, вы не против?), гораздо практичнее будет предположить, что в геологически обозримом будущем Природа легко и просто обойдется без нас, без ее самозваных царей! Такова истина, и мы должны к ней привыкнуть заранее, тем более, что десяток-другой обывательских поколений, следующих за нами, вполне даже могут не переживать по данному поводу, потому как история рода человеческого вряд ли закончится на них. Но мы-то – ученые, мы хотим понять, мы хотим постичь и представить, и смоделировать, и, если удастся… как-то так… использовать, отреагировать…
Одни прогнозисты привыкли думать, что цивилизация, люди погибнут в войнах, другие – что от все более и более зловредных вирусных штаммов, нами же самими выращенных, третьи не сомневаются, что нас всех, живущих на Земле гуманоидов, прихлопнет астероид или комета подходящих размеров… Уфологи имеют свой отдельный взгляд на суть грядущего апокалипсиса, но с ними лучше не связываться, это к психиатрам. Так называемый ленинградский клуб, о котором зашла сегодня речь, избрал себе для изучения и прогнозирования несколько иную «делянку», на стыке двух отдельных научных дисциплин, имя которым кибернетика и энтомология, или, говоря проще, наука, изучающая насекомых, плюс система научных и околонаучных взглядов на моделирование внечеловеческого разума.
- Типа искусственного, что ли?
- Вроде того. Но что есть искусственное, Савелий Васильевич? Геометрически правильный кубик каменной соли перед нами, который миллионы лет назад рожден где-то в неглубоких недрах Земли – это искусственное образование, или естественное?
- Естественное.
- А если я, с помощью скарпели, наждака, или простым упорным облизыванием придам кристаллу форму правильного куба – это что?
- Это искусственное.
- Вот как? Но разве я сам, Петр Петрович Петров – не есть порождение Природы с большой буквы? И разве оба кубика эта самая Природа ваяла непосредственно, волею одной? Нет, в обоих случаях она применяла свои природные инструменты – где-то лава, неорганическая химия, давление и температура, а где-то высунутый язык старательного сумасброда Петрова Петра Петровича! Так, почему тогда в одном случае правильный соляной куб – это естественное образование, а в другом искусственное? А?
Хм! И действительно… Я как-то растерялся от этого риторического вопроса, да еще, на беду своему интеллекту, представил себе как этот чувак, внешне похожий чем-то на московского градоначальника Сергея Собянина и столь же солидный, старательно лижет каменную соль, в попытке придать ей правильную форму!..
- Я затрудняюсь ответить, честно скажу. Хотя – да, вижу определенную логику в ваших словах, и здравый смысл ощущаю.
- И то хлеб. Тогда продолжим. На чем мы… А!.. искусственный разум. Кибернетики стремились вдохнуть разум в цифровую технику, а некоторые энтомологи посчитали, что следует попытаться обнаружить уже существующий разум в природных устойчивых скоплениях так называемых общественных насекомых. А вдруг, - это энтомологи так подумали, не я, - что термитники, муравейники, пчелиные и осиные рои – как некое новое целое, состоящее из автономных единичек - обладают зачатками собственного насекомьего сверхразума?
Решили и решили, взялись искать. Результаты – примерно такие же, как у наших кибернетиков по конструированию искусственного интеллекта: блистательные, интересные и неожиданные, но еще очень, и очень, и очень далекие от желаемого искомого!.. Я не слишком ли… Я стараюсь говорить как можно проще, уважаемый Савелий… Кирпичев, постоянно ваше отчество забываю…
- Васильевич.
- А, да, Савелий Васильевич, верно, просто меня все время на Викторович кренит. Стараюсь говорить проще и надеюсь, что вы пока все понимаете?..
Иван Иванович деликатно кашлянул как бы в ответ на слова своего старшего коллеги, и тот спохватился:
- А, да, прошу прощения. Ну, конечно понимаете, но, все равно, я по древней своей воинской привычке и дальше буду стремиться к благородной простоте смысла в нашем с вами общении…
- По военно-морской, вероятно, привычке? – я не утерпел и решил блеснуть интеллектом, просто, без особой цели, чтобы… ну, так… из хвастовства. Не люблю чужую спесь, предпочитаю свою.
- Да! А, кстати, а как вы определили? Утолите мою любознательность: вроде бы я без зюйдвестки сегодня и без морских татуировок, да и по-боцмански не ругаюсь? Это Иван Иванович, что ли, вам про меня рассказал?
Оу! - мне было весьма радостно узреть неприкрытый испуг на лице лощеного и уверенного в себе Ивана Ивановича!.. Врасплох чувака застали! Я немедленно поддался наполовину интуитивному, мгновенно проскочившему в извилинах расчету и подтвердил:
- Почти да. Иван Иванович явно привык к вашему руководству, значит, давно с вами и при вас. Вы, все присутствующие, говорите, действуете, двигаетесь… по печени и в дыхалку бьете – четко, без этакой гражданской расхлябанности, свойственной нам, штафиркам, и при этом Иван Иванович туалет гальюном называет... Доктору Ватсону доводилось раскалывать ребусы и посложнее, я уж молчу о мистере Холмсе…
- А-а-а! Ларчик-то просто открывался! Все равно: Иван Иванович, извольте еще раз перешерстить компьютерное наследие господина Кирпичева – отдадим должное остроте и гибкости его ума – и перепроверить пусть даже гипотетическую возможность его проникновения в наши ресурсы. А о гальюнах поговорим приватно чуть позже.
- Да, Петр Петрович.
Черт побери, как, все-таки, приятно бывает сделать ответную гадость дальнему своему! За информационный косячок, так удачно мною подмеченный, Иван Иванович будет иметь бледный вид перед начальством, это уже очевидно! А не дерись и не воруй!.. Ух, я нынче злорадный!
Петр Петрович опять завел свои пояснения и, между прочим, слушать мне их интересно! По-настоящему, без притворства интересно, пусть я даже и не догадываюсь, куда он клонит со своими лекциями.
Если прямая имитация человеческого разума с помощью компьютерных технологий была еще очень и очень далека от совершенства, почти столь же далека, что во времена Голема и Франкенштейна, то моделирование более простых алгоритмов, к примеру, фиксации пофакторного сходства и различия между отдельным организмом дерева березы и общественным организмом муравейником у подножия данной березы, шли на ура.
Вдруг выяснилось, словно бы само собой, без чьего-то конкретного приоритета, что коммуникационные инструменты современного города, мегаполиса, типа Москвы, Петербурга – весьма похожи, с точки зрения энтомолога, на коммуникационные инструменты муравейника, термитника, осиного или пчелиного роя, а с точки зрения кибернетика – на нейронную сеть автономного довольно сложного организма, ранга медузы или морской звезды! Электрические сети, сантехнические сети, газопроводы, автомобильные, трамвайные, троллейбусные магистрали и метро, системы светофоров, пожарная сигнализация, радио и телевидение, слухи, моды… А общепринятый язык, на котором разговаривают человеческие особи, а закодированная в символах лавина регламентов, правовой, конституционной и иной правилообразующей информации???
И сам комплекс этих правил, трубопроводов и сетей, с каждым годом нарастающий, как масштабами, так и вновь открываемыми каналами-нервами – и этим принципиально отличающийся от «ниточек», «корпускул» и «нейронов», присущих организму по имени муравейник!
Но муравейник сто тысяч лет назад, сто миллионов лет назад был таким же, как и нынешний, не хуже и не лучше!
Но искусственный интеллект, формируемый в недрах современных ЭВМ – принципиально почти не отличается, или отличается незначительно от того, который строили на своих многотонных гробах кибернетики шестидесятых: как был тест Тьюринга основным критерием, так и остался!
И совсем иное дело – Муравейник по имени человечество, стремительно развивающийся, бурно «оцифровывающий» себя как старыми, так и новыми системами обратной связи!
- Петр Петрович! Можно вопрос по ходу дела?
- Да, задавайте, я как раз чаю глотну, горло освежу. Но старайтесь покороче, Савелий Васильевич, и, по возможности, не отвлекаясь в посторонние дебри.
- Конечно. Один муравейник?
- Что, что?
- Человечество стало проявлять себя как один-единственный муравейник, или как система автономных муравейников, развивающихся по сходным лекалам?
Петр Петрович вытаращил на меня припухшие глазки и переглянулся с Иваном Ивановичем. Видно было, что из них троих невозмутимым после моего вопроса остался только боевой секретарь Вова, и мне это польстило.
- Я же говорил, Петр Петрович! Правильно мы его нащупали! Просекает фишку почти наравне с нами наш визави!
- Правильно, там, нащупали, неправильно – еще и еще раз проверить наличие обратной связи: что могло попасть невзначай к нему от нас! Гм… Отвечаю: ваш вопрос остается открытым, поскольку приверженцы есть у каждой из этих двух различающихся точек зрения, и у каждой есть весомые аргументы, И ни у одной из спорящих сторон нет аргументов решающих, исчерпывающих. В качестве рабочей гипотезы мы пока приняли версию, что нащупали один такой мегаорганизм, будучи готовы немедленно внести соответствующие гносеологические поправки, если на то возникнет хотя бы малейший конкретный резон. Продолжу. Раскол во мнениях, однажды возникнув, подсказал нам грядущую опасность в наших исследованиях, которую можно обозначить старинной русской поговоркой: сколько людей, столько и мнений. Поэтому было решено пожертвовать плюрализмом мнений в пользу единой определяющей теории-схемы, опять же с готовностью – здесь, в данном пункте, было проявлено стопроцентное совпадение взглядов - поменять эту схему при несовпадении с реальностью. Благо, мы не государственное образование, а, стало быть, и не новгородское вече, где побеждают самые сплоченные и крикливые. Нет, наше образование вот уже два десятилетия финансируется не исподволь на казенные деньги, как при советской власти, но прямо, определенными людьми, отнюдь не из-за бугра, у нас своих богатеньких меценатов хватает… Я, к примеру, один из них. Да. И в силу этого могу оказывать протекцию тем взглядам, которые мне лично кажутся более перспективными и правильными. Опять же в силу этого, я определил дальнейшее сужение разноголосицы мнений – естественно, что с риском ошибиться и зайти в тупик.
В чем заключается эта узость? В попытке разрешить оперативно очередную понятийную проблему.
Предположим, что этот супермегарзум уже существует. Что дальше? Каким он будет дальше, и какими будем мы, нынешние удельные князья природы? Станем ли мы безропотными исполнителями при этом почти божественном разуме, или наречемся ему младшими братьями по разуму? Вот, какое было бы ваше личное мнение на сей счет? А, Савелий Васильевич?
- Блин! Вы хотите, чтобы я так сходу ответил? Может, вы меня сначала домой отпустите и комп отдадите? Раз уж вы меня убивать не собираетесь?
- Это кто, интересно знать, сказал вам, что вас не собираются… того?.. Опять Иван Иванович, что ли?
- Он самый, - мстительно подтвердил я. И похолодел, потому почувствовал абсолютно искреннее удивление Петра Петровича словам Ивана Ивановича.
- Гм. Здесь он принципиально прав, не собираемся. Разумеется, если только вы сами, Савелий, не подтолкнете нас к иным решениям. Поясняю: вот вы сейчас заорете и броситесь меня душить. Коллеги мои, при всем уважении к вашей молодости и талантам, считают, что мое здоровье важнее вашего – и, предприняв по обстановке должные контрдействия, вполне способны причинить ущерб… в том числе и невосполнимый вашему здоровью, вашей жизни. Есть в этой позиции логика и здравый смысл?
- Есть, - с едва заметным облегчением признал я. Но правдивою в этом маленьком вставном диалоге была только имитация моего согласия с доводами Петра Петровича, все остальное, вместе с «едва заметным облегчением», было фальшивкой, ибо я четко почувствовал иную правду: убьют и не поморщатся. Когти на моих руках выскочили и послушно втянулись обратно. Синеватый кинжал на деснице вытянулся в гладиус и тоже исчез. Тут важно бдительности не терять и панике не поддаться. Букач, тебя касается: если почувствуешь конкрет… большую и близкую угрозу моей жизни со стороны этого… со стороны кого бы то ни было – немедленно действуй, предотвращай. Понятно?.. Молодец. Главное, не ошибись в ту или иную сторону.
- Что это вы всё на пальцы смотрите? Проверяете на тремор или испачкали?
- Угу, проверяю. Я готов отвечать на ваш вопрос.
- Какой вопрос? А! Да, отвечайте. И помните, отвечая: ваша лапидарность в репликах очень мне по душе.
- Попробую коротко, но тогда не судите строго мое косноязычие. Есть такая штука в Антарктиде – катабатические ветра. Дуют себе и дуют миллионы лет, подчиняясь местным законам природы. И нам все равно – какую цель они преследуют и о чем мечтают. Им тоже все равно – в каком году Владимир Ильич написал апрельские тезисы, почем креветки в универсаме возле моего дома, и даже судьба евро с долларом оставляет равнодушным сообщество перемещающихся масс антарктического воздуха. Так или иначе, судьбы катабатических ветров и человеческой цивилизации никакого практического отношения друг к другу не имеют. Есть, конечно, вероятность, при которой человечество, обладающее термоядерным оружием, сумеет на какое-то время изменить условия существования данных ветров, но даже и в этом случае почти всем нам по фигу их судьба, а они совершенно не обращают внимания на нас, им безразличны как наши геополитические расклады, так и диагональные размеры современных смартфонов. Заканчиваю: общечеловеческому термитнику… муравейнику могут быть совсем неинтересны и чужды наши о нем представления. Стало быть, и мы смело можем чихать на чаяния и резоны супермуравейника. Мы не зависим друг от друга.
- Ничего не понял! Как это - не зависим? Муравей из муравейника – часть целого. Муравейник зависит от муравьев, а они от него.
- Вы же сами попросили, чтобы коротко! Я спешил, фразы глотал, тут и до невнятицы недалеко. Тогда дополню, если можно?
- Можно.
- На примере тех же ветров, ладно? Катабатические ветра могут жить автономно от нас, а могут морозить или даже сдувать в океан зимующих полярников, им все равно, последствий никаких в любом случае, имеется в виду – последствий для их каждодневной действительности и даже на самую долгосрочную перспективу. С другой стороны, ученые Земли с удовольствием будут и впредь изучать систему этих самых ветров, но она, система эта, и они, ветра, ничем не повлияют ни на молодежный сленг, ни на уровень рождаемости в Эфиопии. Ученые могут, если захотят, дать человеческие имена этим ветрам, как это делается с ураганами, типа Сэнди, Клара… Могут еще каким-нибудь образом антропоморфировать в своих монографиях поведение катабатических ветров, это почти никак не повлияет ни на них, ни на нас, ни – И ЭТО САМОЕ ГЛАВНОЕ В МОЕЙ РЕЧИ – не повлияют на наше с ними взаимодействие, общение, ибо его нет. Переходя к муравейнику, заканчиваю: да, муравей зависит от муравейника, да, муравейник зависит от муравья, да, вместе и по отдельности они составляют некие феномены бытия, но с точки зрения диалога, общения – им глубоко плевать друг на друга. Мне, грубо говоря, все равно, что думает обо мне коврик под мышью данного компьютера.
- Он не думает.
- Ок, мне как обывателю все равно, что думает обо мне сей коврик, но мне как ученому далеко не все равно – способен ли он думать.
- Мдя, Савелий Васильевич, краткость отнюдь не всегда сестра таланта, не могу также сказать, что ваши доводы и взгляды показались мне глубокими, но… кажется, я понимаю, почему Иван Иванович проявил к вашему хобби такой живой, такой неподдельный интерес.
- Проявил, и готов обосновать еще и еще раз, но данные рассуждения, честно говоря, и до меня туго доходят. Что значит, муравейнику плевать на муравья? Рабочий муравей – это боевая единица, это рука, нос, глаз, копье муравейника! Если он не будет заботиться о каждой отдельной своей частице…
Плохой из меня полемист, а еще худший – объясняльщик. Ребята законченные антропоморфисты, вряд ли есть смысл надрываться, что либо дальше им объяснять… - подумал я, но, увы, не выдержал и продолжил спорить дальше:
- Погодите, дайте с мыслями собраться… Вот ноготь. Он подрос и я лишнее остриг. Серпик остриженного ногтя упал на пол, или в умывальную раковину, или в пепельницу – отныне он может меня интересовать только лишь как единица мусора, но не как часть меня. И ему, этому злосчастному бывшему куску меня, все равно, доживу ли я, большой отрезанный от него ломоть, до премьеры тридцатой серии бондианы или нет, заварю ли я себе кофе этим вечером, или нет… Вот и ваш супермуравейник-мегаполис не захочет ни порабощать существующее человечество, ни брататься с ним на правах Большого брата, либо, там, в качестве Деда Мороза с подарками!
- Погодите, Савелий! Я кажется, понимаю то, что вы говорите, но все равно не соглашусь. Смотрите: нам ведь далеко не все равно – существует или не существует этот квазимозг, состоящий из нас и газопроводов с электросетями!? Почему же ему должно быть все равно?
- Откуда я знаю – почему!? Когда сосулька падает с карниза, ей чихать – убьет она кого, напугает ли, освободит ли от своей ненужной массы старенькую кровлю! У нее иная система жизненных ценностей!
- Какая!?
- Подчиняться гравитации и физике твердого тела.
- Мля! Петр Петрович, он просто над нами издевается! Давайте лучше от лирики перейдем у вопросу о содержим его компьютера? Как и собирались заранее? Пока он у нас, в нашем распоряжении, так сказать, и настроен на диалог.
- Тебе кажется, что он настроен на диалог? А мне кажется, что он настроен на пустое сотрясение воздуха. А может быть даже и на порчу его, если мы не предпримем против этого организационные меры. Вы понимаете, о чем я толкую, Савелий, и о чем намекаю?
- Бить будете?
- Ну, не лично мы с Иваном Ивановичем, конечно же…
- Не надо бить, лучше так спросите.
- Конструктивно. Хорошо: что было, какая значимая для нас информация хранилась на вашем компьютере? По результатам нашей с вами беседы вы хорошо представляете сферу и диапазон возможных ответов, которые бы мы желали услышать. Не, испытывайте наше терпение, не заводите рака за камень, не предавайтесь словоблудию. Пожалуйста!
- Погодите, я всемерно готов ответить на все ваши вопросы, пусть только ваш сотрудник Вова от меня отодвинется! Но сначала просветите меня: а что бы вам самим туда не заглянуть, винчестер-то у вас!?
- И здесь мы хотим получить от вас ответ: в один из дней, потом уточним, сейчас это не важно, захлопнулось окошко в ваш компьютер, с помощью которого мы имели возможность… ну, понятно, а теперь и «винт» ваш не реагирует на любые наши действия. Там такой блок выстроился, что ваш жесткий диск предпочел… грубо говоря – обрести физические дефекты в ответ на наши информационные запросы, и мы пока не знаем, что в нем. А хотим знать и собираемся это сделать с вашей помощью. Мы и без вашей справимся, уверяю вас, но с вами это будет быстрее и спокойнее. Итак?
Ха-ха. Представляю, что будет, если я возьмусь им рассказывать про кибера Дэви… А заодно и про нечистую силу Букач…
- Ок. Там искусственный разум сидит, живет. Женского пола, зовут ее Дэви.
Петр Петрович как-то так резко побагровел и растянул губы в улыбке:
- Володя!.. Но в меру!
Володя левым крюком саданул мне в солнечное сплетение и хрипло заорал!.. Это я успел пожелать себе защиту своим ребрам (уж не знаю, из чего она там состояла, но сработала: больно было не мне, а Вове), но не успел остановить Букач, а та, верная ранее полученным указаниям от овеликого меня, укусила Вову и умудрилась сделать это прямо в пах!