Вероника Батхен (c)




КОРОЛЕВА РОЗ
роман-феерия

Глава пятая

Ланселот проснулся оттого, что луч рассветного солнца брызнул ему в глаза. Плохо. Очень плохо. Дракон успеет согреться и будет проворнее, чем хотелось бы. Где-то в скалах зашуршали камешки - кабаны. Поднимаясь по балке, Ланселот видел следы и помет.

Далеко внизу над долиной лежал туман. Привязанные к чахлой березке лошади, ласкаясь, терлись головами друг о друга. С того дня, как белая кобыла прибилась к отряду, Гром как будто помолодел - стал резвей и игривей.

Ланселот встал, проверил заготовленный с вечера факел и пошел будить Персиваля. Принц спал, разметавшись - так обычно спят дети. Тяжелый плащ лежал поодаль, золотистые кудри смешались с травой, лицо стало мягче. По округлым линиям губ и скул было видно, что принц - еще совсем мальчик. Ланселот потряс Персиваля за плечи:

- Пора вставать, парень.

Принц открыл глаза, безоблачно синие, будто кусочки неба упали ему под веки:

- Я готов.

Они молча умылись у ручейка, преклонили колена, прочли молитву. Отвязали лошадей, на всякий случай попрощались с ними... Тропа змейкой ползла к вершине. Ланселот выследил логово с вечера, оставалось пройти полмили.

Серокаменная площадка, шагов в двадцать длиной, смотрелась гладкой и голой, как пастбище в ноябре. И смердела. Из логова несло застарелой тухлятиной и почему-то рыбой. У самого входа в пещеру лежали останки пастушки. Ланселот поморщился и оглянулся на Персиваля. Принц слегка побледнел, но держался бодро. Из парня вырастет славный рыцарь. Ну, с богом!

Ланселот с размаху швырнул факел в пещеру. Мгновение было тихо. Потом раздалось мерзостное шипение, под тяжестью мощной туши заскрежетали камни. Ланселот поднял меч. Персиваль опер копье о землю, ожидая приказа. Из темноты показалась плосконосая голова на длинной и гибкой шее. Дракон.

Первые три удара пришлись впустую - меч скользил по броне. Лишь с четвертого взмаха Ланселот угодил клинком твари под веко. От визга чудовища у него потемнело в глазах. Дракон наугад щелкнул пастью и убрался обратно в пещеру.

Если эта скотина засядет в логове, без десятка копейщиков будет не справиться. Ланселот прикинул, хватит ли хвороста по округе, вспомнил, что выкуривать тварь бесполезно, и - полетел на землю от удара драконьей башки.

Персиваль остался один на один с чудовищем. Дракон медленно выползал из пещеры. Его чешуя на солнце отсвечивала медной зеленью, глаза тусклели, как у ящерицы или змеи. Персиваль вздохнул с облегчением - слава Богу, взгляд дракона не завораживал. Впрочем, от этого было не легче.

Дракон поднялся на задние лапы, оперся на толстый хвост и расправил крылья, закрывая собою солнце. Чудовище было крупнее, чем представлял себе Персиваль - высотой с часовню, когти размером с крестьянский серп, чешуйки на шее чуть больше ладони.

Раскрыв зубастую пасть, дракон заревел. Было видно, как по могучему горлу под чешуей движется звук. Персиваль перехватил копье. Дракон медленно шел вперед, балансируя крыльями. Персиваль услышал крик Ланселота, но не смог разобрать слов.

Принц направил копье под заднюю лапу дракона, туда, где синевато блестела тонкая кожа... Через гладкое древко он успел ощутить, как дрожит, разрываясь, плоть чудовища. Потом стало темно и больно.

Ланселот не успел оттолкнуть принца. Падая, дракон придавил Персиваля хвостом и лапой. Каменная площадка стала скользкой от зеленоватой крови. Кажется, рана была серьезной. Только бы тварь не поднялась!

Ланселот одним прыжком взбежал по крылу на спину дракону и начал рубить хребет у основания шеи. Удар, второй, третий. Дракон орал и пытался достать Ланселота пастью. Потом хрустнула кость и тварь затихла. Чешуйчатое тело мгновенно обмякло, рыцарь не удержался на ногах и скатился на камни. Победа.

Ланселота трясло, липкая кровь пропитала его одежду. Но, не думая о себе, он бросился помогать принцу.

...На горизонте уже показались башни монастыря. Ланселот отер пот со лба и поморщился - ссадина на виске ныла, наливаясь сукровицей. Ерунда - монахи вскроют царапину и промоют ее настоем на травах. А вот за Персиваля Ланселот беспокоился - мальчику все еще было плохо.

Дракон, падая, зацепил принца когтистым крылом. Рваная рана на бедре загноилась той же ночью. Трое суток мальчик горел и бредил, слабея с каждым переходом. Края раны почернели, нога опухла. Эти признаки были Ланселоту знакомы. Слишком хорошо знакомы.

Ланселот никогда не думал, что у него могут быть дети, но в эти долгие ночи ему казалось, что у него на руках умирает его собственный сын. Как-то вечером, у костра, он вспомнил Моргаузу и легенду о чудесном цветке. Если б Роза явилась ему сейчас, он не повез бы ее Гвиневре, но отдал принцу, лишь бы мальчик остался жив.

На четвертом привале белая лошадь оборвала повод и убежала в лес. А потом позвала к роднику. Сутки кряду Ланселот беспрестанно промывал рану Персиваля рыжевато-ржавой водой и поил мальчика. К следующему утру жар спал. Персиваль был еще слаб, почти все время дремал и бредил во сне, но опасность дли жизни минула.

А еще через день их, наконец, догнали. Его Величество Гильдебранд Самонадеянный посчитал, что пяти конных рыцарей и полутора десятков солдат хватит на одного Ланселота.

Они столкнулись у края вересковой пустоши - одной из бесчисленных розовых полян Логрии. Ланселот предложил поединок, рыцари отказались - зря. Дурно умирать без причастия. Солдаты сбежали сами. Ланселот отделался ссадиной, Грому стрелой оцарапало шею. Не страшно. Главное, чтобы королевские псы не сунулись в монастырь.

Из размышлений Ланселота вывело звонкое ржание лошади. Он обернулся - кобыла стояла на месте и трясла головой так, что грива окутывала ей морду.

- Что случилось, милая? Испугалась? - Ланселот подъехал к кобыле, погладил ее по шелковистой шерсти.

Лошадь подняла изящную голову и по-человечески пристально посмотрела в глаза рыцарю. Ланселот понял - дальше она не пойдет. Он осторожно спустил Персиваля со спины кобылы и пересадил на Грома. Снял уздечку, отстегнул стремена. Поцеловал лошадь в морду.

- До свидания. Спасибо, что помогла нам.

Гром грустно заржал. Белая лошадь шагнула к другу, в последний раз потерлась об него носом. Посмотрела на Персиваля, повернулась и медленно ушла в чащу. Ланселот вздохнул с неожиданным облегчением - он не любил чудес ниоткуда.

Так кончилось лето. В монастыре Ланселот пробыл до выздоровления принца. Монахи, осматривая рану, могли только качать головами - если антонов огонь привился, человек умрет. А Персиваль через месяц уже пытался ходить. Изумленный отец настоятель попросил Ланселота отыскать источник, благодаря которому совершилось чудесное исцеление.

Неделю рыцарь и трое монахов обшаривали окрестные заросли и болота. Родника не нашли, зато Ланселот подобрал совенка. Гром в темноте чуть не наступил на пушистый, яростный комок перьев. У птенца была сломана лапка, но он собирался драться за свою несмышленую жизнь до последнего. Ланселот подумал, что маленький дикарь станет хорошим подарком Белой Сове. Невзирая на когти и вопли, он завернул птенца в рубашку и взял с собой в монастырь.

Дни летели светло и тихо. В конце августа обитель посетил сэр Агловаль Отважный, добрый рыцарь и верный соратник по Круглому Столу. По просьбе Ланселота, он задержался в аббатстве, а когда к Персивалю вернулись силы, взялся доставить мальчика в Камелот.

Перед отъездом Ланселот посвятил принца в рыцари, и нарек его сэр Персиваль Драконоборец - за славный подвиг. Прощаться они не стали. Принц уехал, увозя с собою совенка в серебряной клетке и письмо королеве Гвиневре. Ланселот тронулся в путь тем же утром, с рассветом. Стоял лучший из дней сентября - Яблочный Спас.

Осень ерошила ветки и волосы, заставляла глаза слезиться - не иначе, от ранней стужи. Пряная печаль осыпалась с деревьев под ноги лошадям. В опустелых полях беззаботно паслись коровы, чуть не каждое утро леса просыпались от звона рогов королевской охоты. По деревням и манорам играли свадьбы. Полусонные души тянулись вслед - крику птицы, порыву ветра, неумолчной мольбе дождя.

Ланселот не жалел о потерянном времени, не торопил коня - он чувствовал, что с каждым шагом Холмы становятся ближе. С перекрестков глядели ему в глаза валуны Северного Уэльса.

* * *

Совенок зашипел и нахохлился пестрым лохматым шариком. Гвиневра отдернула руку. Кусочек мяса упал на ковер. Принц Персиваль говорил, что птица отказывается брать еду из рук...

- Успокойся, трусишка! - Гвиневра выбрала новый ломтик и осторожно просунула сквозь прутья клетки, пристально смотря на совенка.

Птенец забился в дальний угол своей темницы и оттуда сердито сверкал глазенками. Бедный малыш!

Сполоснув пальцы в чаше с гвоздичной водой, Гвиневра отошла к окну, уголком глаза наблюдая за пленником. Совенок неуклюже спрыгнул на пол клетки и осторожно заковылял к еде. Он так забавно вертел круглой головой, что Гвиневра не выдержала и рассмеялась. Птенец шарахнулся и снова забился в угол.

Ланселот писал, что нашел совенка в лесу и, боясь, что малыш не выживет в одиночку, поручил его милосердию королевы. Эта была первая весть от него за полгода. По неожиданному капризу отправив рыцаря за недостижимой целью, Гвиневра почти не вспоминала о Ланселоте. Мало ли какой подвиг удерживает героя вдали от стен Камелота. И, признаться, королева не думала, что Ланселот исполнит обет. Персиваль же сказал - мой господин уверен, что близок к цели.

Впрочем, имя Ланселота возникало в каждой второй фразе принца. С юношеской восторженностью он рассказывал о великодушном и храбром своем господине, не уставая восхищаться его подвигами. А что, если отважный сэр Ланселот и вправду сумеет сделать ее счастливой?

Гвиневра представила себя рядом с мужем в парадной зале замка. Рука об руку выступают они в торжественном медленном танце, сплетаясь взорами, говоря о любви без слов - как она говорила с птицами. А у трона безмолвным стражем стоит Ланселот. Худощавый, высокий, почти нескладный. Большие костистые руки лежат на рукояти меча, губы сжаты, взгляд темных глаз тяжел и спокоен. Наверное, это счастье...

От Торнберри до Уэльса две сотни миль. Уже начались холода, дороги размыло, лес мокнет и дрожит по утрам.

Вспомнив про совенка, Гвиневра повернулась к клетке. Птенец давно покончил с кусочком мяса и явно хотел еще. Он хорохорился и боялся, топорщил перья, открывал ненасытный клюв. Глупыш!

Гвиневра открыла дверцу клетки и решительно протянула к совенку руку с новым ломтиком.

- Бери же!

Птенец раздумчиво переступил с лапы на лапу, моргнул - и мгновенно склюнул добычу, едва не задев пальцы королевы.

Высказаться?