часть 1. часть 2. часть 3. ... "Если завтра война, всколыхнется страна, От Кронштадта до Владивостока..." Пел весь вагон; в общем хоре выделялись два голоса: высокий, заливистый тенор Виктора и звучный, бархатный баритон Венецкого; песня ширилась, подпевали соседние вагоны, аккомпанировал стук колес... ..."Всколыхнется страна, велика и сильна, И врага разобьем мы жестоко..." Недоезжая леса был переезд и маленькая будка; поезд замедлил ход. По дороге с горы спустилась к переезду стройная девушка в синем ситцевом платье и белом платочке и остановилась у шлагбаума, пережидая поезд; вагоны один за другим проходили мимо нее. Венецкий вдруг узнал ее: это была "Леночка из райзо", та самая, которую приводили к нему часовые на игрушечной войне, к которой его приревновала Валя... Он сорвал с головы непривычную пилотку и махнул несколько раз; другие тоже махали, и Лена в ответ махнула рукой, и Николаю очень хотелось, чтоб это прощальное приветствие было послано именно по его адресу, но он знал, что это маловероятно: гораздо правдоподобнее было считать, что оно относилось к кому-то другому в поезде, или ко всем вместе, а его лично она даже вряд ли узнала... +++ Кончился памятный июнь 1941-го года. Наступил июль. Стояло жаркое, но не засушливое лето; хлеба на полях поднялись стеной, ожидался огромный урожай, такой урожай, какого в малоплодородном Липнинском районе самые старые старики не помнили. Но теперь об урожае почти никто не думал. В деревне и в городе люди работали, но работали по инерции, потому что не было еще ничего такого, что остановило бы привычную работу, но каждый уже чувствовал, что работает он впустую... Война с каждым днем подступала все ближе и ближе; нескольким сокрушительным бомбардировкам подвергся областной город Днепровск. Однажды какой-то немецкий самолет, по-видимому, заблудился и залетел в Липню, в которой отродясь не было никаких военных объектов. Он минут десять кружил над городом, строчил из пулемета по крышам и сбросил одну небольшую бомбу. Пулеметной очередью убило поросенка, а бомба поломала амбар и разворотила картошку на двух смежных огородах. В общем, потери были небольшие, но страху с непривычки натерпелись липинцы немало... +++ Во дворе райисполкома все служащие, вооружась лопатами, копали траншеи, которые почему-то назывались "щелями"; согласно тоненькой брошюрке о правилах противовоздушной обороны, эти щели полагалось рыть зигзагами. И зигзаги заняли половину двора, огород уборщицы Степановны и заехали в неогороженный сад соседнего так называемого "Ольховского" дома, где до революции жил помещик Ольховский, а теперь размещались почта, телеграф, телефонная станция и радиоузел. Около самой стены Ольховского дома копала Маруся, рядом с ней оказалась Лена Соловьева. Маруся работала торопливо, с ожесточением нажимая на борт лопаты подошвой туфельки с высоким каблуком. Лена копала спокойно, даже как будто медленно, но ее работа продвигалась быстрее Марусиной. - Как я их ненавижу! - сказала Маруся, с сердцем отбрасывая очередную порцию глины. - Фашисты проклятые!... Вот так бы и убила фашиста своими руками, если бы подвернулся!.. Лена промолчала. - Слушай, Лена, как ты можешь так?.. Минск эти мерзавцы взяли, Бобруйск взяли, того и гляди к нам пожалуют!... А ты спокойна, хоть бы что!... - Тем, что я стану беспокоиться, я все равно немцев не остановлю... - большая лопаты глины аккуратно легла на край траншеи. - Не беспокоиться надо, а действовать! - перебила Маруся. - В армию надо идти!.. - Чего же ты не идешь в армию? - Да я ходила в военкомат, а там толку не добьешься: я хочу в связисты, а меня на курсы медсестер посылают... а мне медицина хуже горькой редьки... Некоторое время они копали молча; потом Маруся опять заговорила. - Я бы так хотела на фронт!.. Знаешь, мне кажется, если бы сказать нашим солдатам (она мечтательно улыбнулась), они бы перестали отступать, ринулись бы вперед на немцев и разбили бы их вдребезги.... Лена засмеялась. - Значит, если ты скажешь солдатам ринуться - они тебя сразу послушают и разобьют немцев?.. А я и не знала, что у нас в Липне имеется такая Жанна д"Арк! - А почему нет? Жанна д"Арк была простая крестьянка, а стала во главе армии... - Ну, что же, попробуй!... К тому же ты можешь с ними говорить по радио, а у Жанны такой возможности не было. - У тебя, Ленка, не поймешь, когда ты всерьез говоришь, а когда смеешься! - с досадой проговорила Маруся; она забыла, что сама была первой насмешницей. Снова последовало молчание. Обе подруги усердно копали землю. - Лена, пойди сюда, посмотри! - вдруг позвала Маруся. Лена с трудом протиснулась мимо нее в узкой траншее и посмотрела: оказалось, что Маруся, копавшая у самой стены Ольховского дома, углубилась ниже фундамента; потом, из-за своего всегдашнего любопытства, она выгребла из-под этого фундамента землю, и ее лопата неожиданно прошла насквозь в пустоту. - Как ты думаешь, что там такое? - Вероятно, подвал... Только почему он ниже фундамента? Странно... - Давай посмотрим! И Маруся принялась энергично расширять лопатой отверстие, а когда оно оказалось достаточно большим, полезла исследовать; Лена немного подумала и тоже полезла. Все остальные в это время копали зигзагообразную траншею на противоположной стороне двора и ничего не видали. Вскоре исследовательницы вылезли обратно: ничего интересного не оказалось, это был самый обыкновенный подвал, низкий, сырой и темный, а в том месте, где снаружи в стену уперлась траншея, с внутренней стороны у самой стены была вырыта яма для хранения овощей; на дне ее были остатки гнилой картошки. - А знаешь, - сказала Лена, обчищая юбку от земли. - По-моему, от бомбежек гораздо лучше можно спрятаться в таком подвале, чем в этих канавах. - В подвале прятаться нельзя! - авторитетным тоном возразила Маруся. - В случае прямого попадания может засыпать!... - Это в инструкции так написано? А в этом зигзаге что от тебя останется в случае прямого попадания? Маруся на минуту задумалась, внимательно оглядела "зигзаг", потом лихо тряхнула своими темными кудрями с шестимесячной завивкой и ответила: - А, вероятно, останутся рожки да ножки, как от бабушкиного козлика. - Вы кончили? - спросил сверху чей-то голос. - Сейчас кончим! откликнулась Маруся и начала поспешно заделывать глиной лазейку под фундаментом и уничтожать следы своих исследований. +++ Дня через три после этих земляных работ, Лена пришла утром на работу и поднялась на второй этаж райисполкомовского дома. Но в помещение райзо, находившееся в конце коридора, она пробралась с большим трудом: коридор был набит битком, толпа осаждала двери Куликовского кабинета. Женщины, многие из которых привели с собой детей, старики (последние большей частью евреи), требовали предоставить им транспорт для эвакуации. - Товарищи, не устраивайте паники! - кричал Куликов, стараясь покрыть общий шум. - Машин у нас нет: все машины мобилизованы под военные перевозки!... Шум усилился. - Что же нам делать? Пропадать, что ли, с малыми ребятами? - послышались плачущие женские голоса. - Пусть лошадей дают, если нет машин!... Немцы уже к Днепровску подходят!.. Беженцы оттуда идут... говорят, Днепровск весь разбомбили... - Товарищ Куликов, нам никак нельзя оставаться! - доказывал мужской голос с сильным еврейским акцентом. - Мы - евреи, а немцы евреев убивают... - Вы обязаны мне предоставить транспорт! - выделялся из общего крика высокий резкий женский голос, показавшийся Лене знакомым. - Мой муж на фронте, у меня ребенок... - Вы-то еще почему ко мне явились? - огрызнулся Куликов. - Идите к Шмелеву - у него свой транспорт... "Ах, это та ревнивая жена..." - вспомнила Лена, узнав по голосу Валентину Венецкую Дверь Куликовского кабинета хлопнула; он заперся на ключ. Крик в коридоре стал еще сильнее. - Давайте машины!... Лошадей давайте!... - слышались голоса. - Уже из Мглинки беженцы поехали - там немцы подходят!... Что нам делать?... Всех немцы перебьют!.. Не пешком же бежать с малыми детями?!... Мой муж у вас работал... Мужья на фронт пошли, а нас с детьми немцу оставляют!... Сами-то начальники уедут, а до нас, до рабочих, им дела нет!... Они себе машины берегут!... Тут злосчастный председатель райисполкома не выдержал, распахнул дверь и выскочил в коридор - Уходите все отсюда! - закричал он срывающимся голосом. - Никаких немцев в Липне никогда не будет!... Слышите?! Никогда!... А кто распускает панические слухи, того я отправлю в трибунал!... Лена отошла от коридорной двери в комнате райзо и подошла к окну; с высоты второго этажа был очень хорошо виден двор соседнего дома, где жил Куликов. На этом дворе стоял трехтонный грузовик, выше кабинки нагруженный домашними вещами; жена Куликова вскидывала на машину еще и еще какие-то узлы, о чем-то спорила с шофером; потом она села в кабинку, держа на коленях большую сумку, а сын ее, пятнадцатилетний долговязый парень, влез на самый верх и лег ничком на вещи, держась обеими руками за веревки. Машина тронулась, тяжело переваливаясь, развернулась прямо под окном, в которое глядела Лена, и выехала на улицу; между тюками, чемоданами и мебелью белела кора во все щелки напиханных, мелко нарубленных березовых дров, а выше всего трепетали по ветру широкие листья огромного фикуса. Когда машина с семьей и имуществом председателя райисполкома скрылась из виду, Лена снова вышла в коридор. Куликов уже не кричал и не шумел, в коридоре его не было; дверь в его кабинет была закрыта. Все посетители столпились вокруг худощавой женщины средних лет, с тонким, уже увядшим лицом и добрами лучистыми глазами; на ее поношенной жакетке блестел орден - Знак почета. Она всех опрашивала и заносила в список. Это была Евдокия Николаевна Козловская, директор средней школы и депутат Верховного Совета по Липнинскому избирательному округу. - Обязательно всех отправим, - слышался ее негромкий, но уверенный голос. - Никто не останется здесь, если придут немцы. В первую очередь эвакуируем тех, кто с маленькими детьми. Первый эшелон я постараюсь организовать завтра утром; на станции мне обещали дать вагоны... Дверь председательского кабинета распахнулась и Куликов показался на пороге. - Евдокия Николаевна! Сейчас же прекратите эту панику! - снова зашумел он. - Иначе я обращусь, куда следует: вы мне срываете работу, разлагаете труддисциплину!... Уже есть случаи побегов с производства... Это возмутительно!... Люди уезжают, бросают работу, хотя их не уволили!... А если вы начнете эвакуировать детей, за ними побегут родители и некому будет работать!... Козловская выпрямилась и посмотрела на него в упор. - Я буду эвакуировать детей! - сказала она твердо. - Почему вы до сих пор не организуете эвакуацию предприятий? Хотите, чтоб все досталось немцам? - А вы ждете немцев? Не дождетесь!... Их сюда никто не пустит!... - Если в Днепровск пустили, вполне могут и сюда пустить. - послышался голос подошедшего Шмелева. - Я сегодня ночью отправил все оборудование и механизмы, а стройматериалы передал воинской части... - Кто вам разрешил? Вас судить надо за самовольство!... В Днепровске нет никаких немцев!... За такие разговоры!... - В Днепровске - немцы! - уверенно сказал Шмелев. - И твоя жена, Иван Константинович, лучше тебя осведомлена: я ее на дороге встретил - едет на машине и везет все свое барахло; даже фикус прихватила... Куликов вспыхнул, схватился за голову и поспешил скрыться в кабинете. Вечером, в очередной сводке московское радио сообщило, что после ожесточенных боев наши войска оставили города: Днепровск, Родославль и Мглинку. На очереди была Липня. (продолжение следует...) |