Журнал "Аполлон"
Номер 1, 1909 год

сравнить его с протестантской строгостью морали в той современной, весьма банальной семье, описанной Жидом, где отроки и девушки, читающие Бодлэра, Суинберна, Фому Кемпийского и Паскаля, тоже стремятся к спасению души, с холодной и жестокой страстностью истребляя в своих сердцах наивные и чистые ростки детской любви. Они сами создают непреодолимые препятствия для своего счастья, и души их увядают в трагическом бесплодии. Весь роман Жида выдержан в прямых, очень сухих и скучноватых линиях, подобающих его теме, и лишний раз утверждает старую истину что из всех видов эгоизма наиболее сухой и бесплодный тот, который стремится к самоусовершенствованию и спасению души. И книга A. Франса и роман A. Жида, представляя интересное литературное явление последних месяцев, на наш взгляд, не стоят в ряду ни самых лучших, ни самых характерных книг этих авторов, и в смысле художественной значительности драматическая сцена A. Жида "Bethzabe", появившаяся в январско-мартовском выпуске "Vers et prose", представляет больший интерес.

Максимилиан Волошин

ПИСЬМА О РУССКОЙ ПОЭЗИИ

Сергей Городецкий. Русь. Песни и думы. Москва. 1909 г. Изд.Сытина. Цена 15к.

Валериан Бородаевский. Стихотворения. СПБ. 1909 г. Изд. Оры. Цена 85 к.

Борис Садовской. Позднее Утро. Стихотворения. Москва 1909 г. Цена 1 р.

Иван Рукавишников. Стихотворения. Книга шестая. СПБ. Цена 1 р. 50 к.

В прохладное весеннее утро хорошо идти одному по тропинке, не ожидая никаких встреч. Солнце на траве, на одежде, слегка

влажная земля мягко ложится под ноги — и тогда невольно начинаешь петь, приплясывая и притопывая, поводя плечами и помахивая тростью. Петь, разумеется, без слов, слова не вспоминаются в такое удивительное утро. Это не торжественный гимн созревающей для творчества мысли, как бывало у Шиллера, это непосредственное упоение бытием, и только бытием — ржанье купающихся коней, стремительный взлет жаворонка и неистовые прыжки разыгравшейся собаки. Такой песней захлебываешься, и от неё больше ничего не надо.

Но Сергей Городецкий возымел странную мысль подобрать к ней слова и из получившихся строк составил книгу, назвав ее "Русью", пятой книгой своих стихов. Я прочел ее с чувством сладкой меланхолии и еще большей неловкости, потому что спеша подбирать слова к все нарастающей и нарастающей мелодии, автор не успел ни взвесить их, ни расценить, ни даже выбрать подходящие. Ни о стильности, ни об интересности построений или технической утонченности тут не может быть и речи. Городецкий забыл все, что он когда либо знал или должен был знать как поэт. Книга названа Русью, но России здесь нет, — есть только легкие ноги, фуражки набекрень и улыбающиеся, красные губы. Имеет ли это какое-нибудь отношение к литературе, я не знаю, но к поэзии, мне кажется, имеет.

Книга стихов Валериана Бородаевского совсем в ином роде. В ней чувствуется знание многих метрических тайн, аллитераций, ассонансов; рифмы в ней то нежны н прозрачны, как далекое эхо, то звонки и уверенны, как сталкивающиеся серебряные щиты. Но глубокая неудовлетворенность миром и жгучая жажда иного не позволяют поэту сосредоточиться на своих образах, они бывают не всегда продуманы, обладают досадно-случайными чертами. И так часто в самых высоких и красивых нотах его пения слышна дрожь приближающейся истерики.