Журнал "Аполлон"
Номер 1, 1909 год

дивариуса. Но счастливец, соперник королей и магнатов, мэтр все же не может завершить начатое им соло. Решительный взлёт пьесы, хотя и неопровержимо рассчитанный композитором, ему не дается. Явившийся во сне дьявол играет мэтру на своей скрипке прообраз, недающуюся ему мелодию и мэтр, сознав, что не может земная скрипка повторить, не искажая, эту дьявольскую мелодию, в отчаяньи разбивает своего "страдивариуса" и сходит с ума.

Новелла интересна и несколько напоминает старый миф о Фамире-Кифареде. Он тоже разбил свою кифару, убедившись что муза играет безмерно лучше его, вызвавшего ее на состязание и прославленного греками музыканта. Ночь растет в саду, "словно сумрачное ораторио старинных мастеров", железные пюпитры удивительной формы, как бредовые видения, как гротески Лоррена Калло, теснятся в углах.

Яркий, оригинальный язык, фантазия, интересная в большинстве случаев архитектоника фразы — но все же проза г. Гумилева несколько утомляет. Она как-то уж слишком густа а периоды её тяжеловаты для самой формы рассказа: "Сегодня ты совершенно случайно напал на ту мелодию, которую я сочинил в ночь, когда гунны лишили невинности полторы тысячи девственниц, спрятанных в стенах фригийского монастыря" — или: "приносился ветер от благовонных полей эздрелонских, крупные, южные звезды смотрели не мигая и тени слетали "как пыль с крыльев гигантской черной бабочки — ночного неба". Когда читаешь прозу этого интересного поэта, то все кажется, что за нею был раньше стихотворный размер, автором уничтоженный. Несколько портит "Скрипку Страдивариуса" её конец: сторож нашел героя мертвым от жажды и ночью закопал его во рву как скончавшегося без христианского погребения.*)

*)Не опечатка ли?

В таких торжественных и искусственных вещах, как "Скрипка Страдивариуса", lapsus'ы особенно досадны: за ними невольно ищешь какого-то сокровенного смысла и не сразу прощаешь автору бесполезность поисков.

В августовской книжке "Нового журнала для всех" г. Сазанов старательно рассказал о первом говении одного мальчика ("В первый раз").

Немногим интереснее, там же отрывок Э. Гольдштейн "Из дневника маленького революционера". На сцене еврейский юноша, ушедший "в борьбу из серой тины ешиботов, торы, магидов и меламедов". В рассказе дрожат иногда искренние нотки, и этим ноткам, нарушающим безнадежно серый тон рассказа, невольно удивляешься: ведь автор откровенно предупреждает в первых же строках "Дневника", что он пишет "лежа на кровати, уткнувшись лицом в подушку"...

Здесь же помещено "Счастье Лии" М. Премирова, рассказ про уродливого и несчастного горбуна, влюбившегося на даче в красивую девушку, которая почти отвечает ему. рассказ мало чем выделяется из десятка других, таких же, хотя прочтется и не без интереса. Напрасно только г. Премиров необдуманно берет иногда краски с чужой палитры: "и лицо его стало как детская молитва". Этот трюк Сергеева-Ценскаго — трюк именной а не на предъявителя.

Из помещенного в сентябрьском "Новом журнале для всех" некоторое внимание останавливает "Старуха" А. Серафимовича. Конечно, этой страницей из жизни многосемейного и хозяйственного деревенского священника автор не открыл нам каких-нибудь новых далей, но в простоте отчетливого её рисунка краски подобраны довольно гармонично.

Никакого впечатления не производят добросовестные перепевы из быта тюрьмы