и подходящие к стилю декорации, срепетировать хорошенько народные сцены, одеться актерам понаряднее и читать с некоторой торжественной выразительностью звонкие стихи Жуковского, тем более, что центральное лицо трагедии, Глаголин Жанна Дарк не могло бы испортить и более строгого ансамбля. Глаголин дал интересный образ полу-истерички, полу-шарлатанки, привлекательный красотой не женской и не юношеской, а какой-то средней — ангельской, приковывающей все время к себе, почти страшной своею ни на минуту не забываемой зрителем гермафродитностью. Женского достоинства Орлеанской девственницы он не оскорбил ни одним словом, ни одним жестом, мужское же начало в этой деве-воине вряд ли без оперной слащавости могла бы передать актриса, не обладающая на то особо выдающимися физическими свойствами. Зато все Дюнуа, молодчики в красных вязаных куртках, изображающие то обращенных в бегство англичан, то свиту Карла VI, перезрелые пажи и окрестности Орлеана с заплатанным полотном вместо неба, все это было поистине великолепно в провинциальном своем убожестве.
Впрочем, театр, публику которого по преимуществу составляют демимонденки и мелкие канцеляристы на галерке, не может особенно интересоваться трагедиями; другое дело, если бы шел Арсен Люпен или мелодрама с французского.
Хотя даже в новинках своего истинного репертуара Малый театр в нынешнем году как то оплошал. Покорившее Париж "Царство Скачек", с его миллионными жульничествами, злодеями, торжествующими добродетелями, живыми лошадьми, обысками шулерских притонов, драками, народными волнениями и скаковым азартом, вышло вовсе не шикарным в Малом театре с такими парижанами, как гг. Добровольский и Нерадовский; да и публика русская, даже мало театральная не дошла еще до той степени пресыщения, когда все эти
развязные трюки парижских драматургов могут вызывать что-нибудь, кроме скуки и раздражения. Явственно преобладающий "шип" встретил эффектную фразу под занавес одного из скаковых герцогов, что народу нужны иногда революции, и пусть они лучше происходят здесь, чем в другом месте. Очевидно, русская революция не восполнена еще Малым театром.
"Звезда нравственности" Протопопова — попытка перенести парижский шик на русские нравы. Те же бароны и графы миллионщики, сложные плутни и т. д. Неприятным прибавлением являются пришитые белыми нитками к этим положениям из бульварного романа дрябленькие обличения. Ну что же делать, если даже демимонд русский требует благородной позы с обличительными речами проститутки посрамлением модных докторов, благотворительных дам и всяких титулованных особ. Менее, правда, усердный, чем на "Царстве Скачек", свист делает некоторую честь эстетическим вкусам публики, так как сделана и поставлена вся эта стряпня действительно в высшей степени вульгарно, "кюхельбекерно и тошно", сказал бы Пушкин.
Очень недалеко ушел от "3везды Нравственности" анекдот с поучением и настроением господина Чирикова, поставленный в новом драматическом театре А. Саниным. Есть что-то общее у Протопопова и Чирикова в способах восприятия описываемого ими мира. Какая-то манекенность. Не люди, хотя бы самые непохожие на обыкновенных, самые странные, но живые, а грубо-базарно сделанные куклы повторяют с тупой механичностью все те слова, совершают все те поступки которые, как мы давно-давно знаем, полагается совершать и повторять всем обличаемым и осмеиваемым чиновникам Передрягиным в разных Чухломах и Козьмодемьянсках. Но сумел же Сологуб и в знакомых, бедных мелочах провинциального быта найти черты страшного и вечного, а не только ма-