Журнал "Аполлон"
Номер 1, 1909 год
Содержание
ники) поют их плохо, безрадостно, с негодными, сломанными гуслями и тимпанами. Однако, если и многое забыто, то и многое (слишком многое) служит напоминанием. Как утопающий вспоминает в одно мгновение всю жизнь, так последние поколения перед большим и неизбежным низвержением (целительным, без сомнения, но ужасающим) вспомнили все, предшествовавшее им. Но слишком много советов и призывов теснится и пытается спасти мчащихся. Мы растерялись и тонем глубже и глубже.
Не утонуть ли вовсе? Не отдаться ли трусливо и подло отчаянию — в лапы Зверю? Но и захотели бы этого люди (тяжелый грех принимают те, кто решаются вполне захотеть и совращают других), они все же не изменили бы хода судеб. В будущем все же не смерть и не тьма, а жизнь и просветление.
Нужно молиться о вдохновении, о том, чтобы Светодатель потребовал к священной жертве. И нужно еще молиться о том, чтобы гимн этот не был «красивой литературой», а подлинной частью жизни, вернее всей жизнью. Мало говорить и думать прекрасное; надо еще выявлять красоту, надо постоянно рождать ее. И мало рождать ее в неодушевленных кристаллизованных образах; нужно, чтобы прекрасное двигалось и сплеталось со всей деятельностью человека. И опять вспомним о танце. Люди изгнали его на подмостки и сами решили стать уродами. На подмостках же танец, предоставленный себе, отрезанный от жизни, превратился в судорожное метание и постыдное гаерство. Нужно, чтобы люди стали прекрасными непрестанно во всех своих действиях, и танец сделался бы законом жизни. А покамест пусть художники танца (эти жрецы пока неосвященного храма) вспомнят о своем назначении: служить красоте — и только ей.
• • •
В конце XVIII века европейцы пожелали воскресить красоту древней Эллады. Но получились тогда лишь обратные результаты. Принялись в строгой системе копировать статуи, фрески, храмы, и постепенно замерло все, — жизнь точно навеки отлетела от искусства. До начала этого периода была большая красота жизни, правда, слишком ребяческая и развратная (развратные дети создали искусство швыркулей и завитков, пудры и косичек), но все же человечество жило в красоте. Быт был красив, и красота разлита по всему быту. Увлечение античностью породило мертвечину педантизма и впервые вытеснило искусство из жизни в ледяные сферы эстетической специальности. Отсюда началось разложение, как следствие разлада красоты жизни с красотой искус-
