Журнал "Аполлон"
Номер 1, 1909 год

Из французов на большой Берлинской выставке: Гастон-ла-Туш, как будто ослабевший в умении передавать красочные переливы и пылающие страстным горением лица женщин. Этих "купальщиц у пенистого фонтана" — почти так же исполнила бы какая-нибудь Дюфо.

Аман Жан Каро Дельвайль (Caro Delvaille) — все с теми же дамами, зовущими, но совсем не завлекающими, раскинувшимися на широких постелях в волнах кружев и шелка,

Кондер (Charles Conder) как-то в стороне: у него совсем особенные акварели на шелку, пунцовые пятна и зелень сочная, темная, едкая по тону, и гирлянды золотых ожерелий и бледные тела с красивыми, выточенными тонкими руками, и большие подтемненные кругами глаза женщин, — все это на его картинах создает чувственно острую, может быть, слишком роскошную грезу о красивой жизни.

Почти все остальное — грамотно, прилично, и только.

Зато сколько восторгов вызывает это приличие у "солидной публики", особенно после ein paar Bier, которое тут поблизости... Да, пиво безусловно необходимо, как выясняется опытом, для поднятия чувства восторженности у "обозревающих" немцев и как средство для слияния с этим искусством, изображающим виды старых городов, гавани и сюжеты (все еще не прекращающиеся) вроде "Саломей" и "Данай".

Но вот мы в отделе зодчества. Впечатления становятся отраднее — Фотографии с построек Л. Гоффманна (L. Hoffmann) (уже на прочной основе старых достижений) обнаруживают благородное дарование архитектора и глубокое знание сущности строительства, утерянное в наши дни. Бруно Меринг (Moehring) и Бруно Шмиц (Schmitz) выполняют грандиозные программы перспективно в большом масштабе и дают таким образом

цельность слияния постройки с жизнью, уже на проекте выясняя ее во всех подробностях.

Новое помещение VIII Берлинского "Сецессиона", менее претенциозное по внешности, чем бывшее здание на Kantstrasse, заключает в этом году и выставку более обыденную, чем всегда, если не считать ретроспективного отдела. Красивых, темных, несколько декоративных пейзажей Лейстикова и чарующей идилличностью — картины Диана — Ганс Тома.

Из постоянных участников выделяется Вальсер (Karl Walser) — психологической интересностью своих рисунков, красивых самой линией, умением художника рассказать ею занятно самые простые сюжеты (напр. Сломка дома).

Орлик (Е. Orlik) рисующий японским приемом удивительной нежности розовые тела и пейзажи старого города с серыми черепицами. Но в выставленных картинах Л. фон Гофмана (Ludvig v Hoffman), к сожалению, нет его красок райской птицы, а в холстах Климта (О. Klimt) нет ни свойственной ему тонкой прочувствованности и нервности линии, ни мозаично-красивых мазков. У Слевогта (Slevogt) — бурые краски и неприятные, рваные формы (удивительная общность с Ционглинским!).

Вот, наконец, и нечто совсем новое для Сецессиона: не допускавшиеся еще так недавно картины с "сюжетами" — "бытовые", "тенденциозные", "литературные" картины Балушека (H. Baluszek). Его Hamburg, где толпятся евреи эмигранты на берегу, у пристани — типичный образец еще и поныне у нас процветающего "передвижничества". Такого же характера портреты — у престарелого Либермана (у которого все еще красивы рисунки углем) и у графа Калькрейта (Kalkreuth). В заключение — много сюжетов даже на "злобу дня", картин политического и морального характера,