Игорь Петров aka лабас (c)

Архивы рубрики Игоря Петрова "Короли и капуста". | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |

НОВОСТИ "ВАВИЛОНА": THEY LIVE

Всем привет!

Читаем-читаем.
Новая подборка стихов Ди Эфендиевой  «Молоко» в «Словесности».
Книги стихов (http://www.art-lito.spb.ru/2001/poetry/batchen/) Ники Батхен «Шоссе Экклезиастов», (http://www.art-lito.spb.ru/2001/poetry/kotova/) Ирины Котовой «Болезнь высоты» и (http://www.art-lito.spb.ru/2001/poetry/winter/) Изяслава Винтермана «Оптимизм дневного света», проза (http://www.art-lito.spb.ru/2001/prose/bekhterev/) Андрея Бехтерева «Роман, который закончился» в Арт-ЛИТО.

А мне сегодня хочется поговорить о чем-то высоком типа о башнях...

Когда однажды в студеную зимнюю пору третий день подряд идет дождь, когда серый сумрак овладевает пространством и временем, когда душа рвется наружу из потных объятий повседневного хаоса, когда понимаешь, что более пошлых образов придумать уже не сможешь, тогда самое время набирать дрожащими в окошке браузера пальцами vavilon.ru.
И сразу внутри становится тепло и покойно, неприятности улетучиваются, как пиво из бутылки,  и часами зачарованно бродишь между этими огнями другого города, любушься красками иного мира, изучаешь артефакты незнакомой цивилизации...
Нет, серьезно,  при всей многополюсности Рулинета, почти всегда чувствуешь какие-то точки соприкосновения несмотря на все этические, идеологические или эстетические разногласия, к примеру :ЛЕНИН: или «Обсервер», они совершенно реальны, вплоть до того, что, кажется, еще давным-давно встречал Юлю Фридман в бесконечных физтеховских коридорах или намедни видел Льва Пирогова в клубе за тем угловым столиком.
А вот «Вавилон», он сам по себе, до задранного выше носа подбородка, до врожденной ксенофобии, до аннигиляции при случайной встрече. Два мира - два щастья. Впрочем, есть важное отличие. Мой, с этой стороны, подход, он экстравертивен, мне интересно, что там у них за стеклом. Не потому сразу, что там чем-то хуже или лучше, эти дефиниции, они потом вырабатываются, в часы пыльного досуга и ковыряния штепселем в носу, а изначально просто из любопытства, из желания расширить границы мира, желания, столь свойственного нашим знаменитым предкам Колумбу, Белинсгаузену и Евгению Евтушенко.
На «Вавилоне» же все внутри. Они там живут, питаются, размножаются почкованием. Стены зеркальны, внешний мир не имеет никакого значения. Интраверт интраверта к батарее... ой нет, ни слова больше о полку Игореве... И вообще, хватит абстрактных рассуждений!

НОВОСТИ «ВАВИЛОНА»: THEY LIVE

Самый мой любимый проект на «Вавилоне» - «литературный дневник». К сожалению, в последнее время он зачах, отчасти из-за того, что легендарный Дм. Кузьмин, обидевшись на эстрадный коллектив Бони М, отошел от активного участия в процессе. Это ужасно обидно, т.к. в последнее время Кузьмину несколько раз даже удавалось в пылу полемики перейти на русский язык, отчего оппоненты, не ожидавшие от Д.К. такой потрясающей военной хитрости, немедленно цепенели и сами складывались в аккуратные штабеля около бата... кххх... извините.
Но свято место пусто сами понимаете, и вот февраля третьего числа на сцене появляется Алексей Верницкий с размышлениями «об оптимальном для разных читательских запросов устройстве литературного сайта». Сразу видно, что все два с половиной месяца, прошедшие с предыдущего появления Верницкого в «Литдневнике», мысль его напряженно работала. Но давайте по порядку, ибо сам текст предваряет прелестное, не побоюсь этих десяти букв, предисловие того же Кузьмина.
Я очень эмоциональный, тонко чувствующий человек, именно этим объясняется то, что навернулось у меня на глаза после первой же строчки.
Дома у меня живет кролик. Карликовый, естественно.
А какой еще? Какой еще другой кролик может жить дома у Кузьмина? У моих московских соседей, в Кожухово, на балконе живут большие кролики, настоящие. Но эти соседи наряду с известным в прошлом генетиком отцом Федором – несомненные носители отживающего патриархального дискурса. Этот дискурс аппетитно хрустит морковкой и производит некое амбре, столь поражающее воображение морозными зимними ночами. Дискурс же Кузьмина (нет, кролика зовут Паша) современен, удобен, экологичен. Читаем далее
Мне всегда безумно интересно: каким он меня видит? Ведь глаза у него, собственно, смотрят не вперед, а по сторонам...
Мне даже хочется закрыть глаза на то, что эта строчка – явный плагиат с прогремевшего пару лет назад эссе П.Афанасьева «Как ебутся ежи». Сама мощь постановки вопроса отметает придирки и ухмылки, как веник, изображенный на эротическом плакате «Рабочий и уборщица». Каким он видит и видит ли он вообще, если у него такая беда с глазами? И кто виноват, что сказуемое отвечает на вопрос «что делать»?
Опять я отвлекся. Вернемся теперь уже к размышлениям Верницкого. Благоговейно цитирую
С какими намерениями читатель может обращаться к сборнику стихов? Я выделил четыре разных (но не исключающих друг друга) подхода. (Конечно, я говорю скорее о читателе, читающем поэзию с развлекательными, а не с научными целями.)
1. Я хочу прочитать случайно выбранное стихотворение этого поэта. Просто раскрою книгу на середине и прочту то, что попадется.
2. Я хочу прочесть все стихи в этом сборнике, с первого до последнего.
3. У меня есть определенные предпочтения в поэзии, кроме того, у меня сейчас вполне определенное настроение, и я могу в принципе описать, какие стихи мне в настоящий момент могли бы понравиться. Например, я хочу прочесть стихотворение о природе, и чтобы не длиннее страницы и ни в коем случае не анапестом.
4. У меня есть определенные табу, и я не собираюсь нарушать их. Например, я не собираюсь читать стихи с матом, о голубых, наркоманах и т.п. - я надеюсь, что мне не попадутся такие стихи...
Наверняка, читатель, тебе не надо объяснять, как это все жизненно. Сколько раз ты брался за книгу с твердым желанием найти стихотворение о любви из 26 с половиной строк, написанное до середины трехстопным амфибрахием, а далее александрийским стихом, чтобы в нем было два матерных слова, упоминания о милиционерах и Розе Люксембург, но ни одного глагола. И что, читатель, подстерегал ли тебя облом? Это все потому, что все книги, за которые ты имел несчасться браться, были неверно структурированы.
А щастье, как выясняется, совсем рядом, судите сами
Когда посетитель приходит на главную страницу сборника поэта Икс, ему предлагается выбор из двух, в крайнем случае из трех-четырех альтернатив. Скорее всего, это будет выбор "поэзия или проза". Он выбирает поэзию. Тогда его спрашивают: "с размером или без". Он, допустим, отвечает: без размера. Его опять спрашивают: "с рифмой или без" - он отвечает: с рифмой. Его спрашивают: "похоже на Бродского или нет" - он отвечает: да. Его спрашивают: "с матом или без" - он отвечает: без. Тут вроде основные дихотомии кончились.
ВотЪ. Именно тут и кончились. Это ровно то, чем счастливо одарены авторы «Вавилона». Идти до конца. 99.99% человечества, я сам, да и ты, читатель, наверняка остановились бы уже на Бродском. Но Верницкий делает столь смелый заключительный шаг. А., переходящие в о.
На самом деле, в рамках этой пьесы абсурда совершенно замечательно смотрелось бы подключение на заключительном этапе рандомайзера или, на худой конец, увеличение количества менюшек выбора до 50 (дихотомии пришлось бы измельчить в порошок), а на выходе - всегда, допустим, «Я помню чудное мгновенье...», мы ведь все выросли из рейтузов Пушкина. Хотя некоторые лабасы и продожают их упрямо носить.
Тем более последняя идея замечательно согласуется с заключительным пассажем изобретателя велосипеда:
Как известно, одним из условий и показателей успеха сайта является суммарное время, которое проводит на нем пользователь, или, точнее говоря, среднее число нажатий мыши на сайте, которое производит пользователь за одно посещение сайта. Рекомендуется применять различные средства, чтобы увеличить этот параметр. Для этого пользователь должен не сразу достигать того результата, на который он, собственно, рассчитывал, но только после прохождения через цепочку страниц-приманок, каждая из которых обещает, что вот-вот за поворотом будет то, за чем пришел пользователь.
Скажу вам по секрету, Алексей, еще более надежное средство достижения того же результата – порнушные серии с неспешным раздеванием. Мышь просто пищит от постоянных нажатий. Главное, чтоб цель оправдвывала средства.
А так, если по делу, то похожая на вышеописанную идеология начала реализовываться на сайте всех времен и народов стихи. ру. Там  уже сейчас можно выбирать между гражданской лирикой, драмами в стихах или рубаями. Осталось добавить пару других дихотомий, и такой орешек станет не по зубам любому дантисту.
Но я все-таки больше люблю на стихах.ру кнопку «случайное». Данный процесс именуется в народе «гадать по стихам.ру». Сей момент мне выпало, кстати, стихотворение Михаила Ломоносова  «Вечернее размышление о божием величестве при случае великаго севернаго сияния». Вероятность одна восьмидесятитысячная. СлабО повторить?

Выяснив, наконец, как нам реорганизовать Рабкрин, перейдем к текстам, а именно к новому, январскому, выпуску одноименного журнала «Текстонли».
Здесь необходимы некие предварительные замечания. Мне бы не хотелось создать впечатление, что я вслед за незабвенным Николаем Озеровым кричу: «Такой хоккей нам не нужен». Во-первых, я стесняюсь говорить за «нас», а предпочитаю за себя. Во-вторых, мне совершенно похрен, какой он там будет, этот хоккей, в грустном туманном будущем. Однако, не стоит забывать, что, если играть в него по колено в воде, без бортов, с мотыгами и баскетбольным мячом, то, скорее всего, это будет немного другая игра. Я совершенно не против, что ее тоже называют «хоккей», но приоритет хотел бы оставить за тем, первым. Продолжая аналогии – для меня не вызывает сомнений, что хоккей интересен зрителям исключительно в тесной связи с существующими правилами. Игра, в которой будет разрешено хватать шайбу руками, бегать по площадке вдвадцатером, переносить ворота с места на место, такая игра вызовет лишь сиюминутный всплеск интереса с гарантированным последующим кремированием. Возвращаюсь к теме.
Большинство из поэтов, представленных в новом «Текстонли», продолжают настойчиво искать грань, за которой поэзия, как они это называют, становится, наконец, прозой, как это называет неискушенный читатель. Характерны в этом смысле тексты Сергея Тимофеева, к примеру
"Я - певец эстрады, обычно я выступал с симфоническим
оркестром" - говорил мне в окраинном парке человек
с челкой, худой, нервный, невысокого роста, похожий
на артистичного морфиниста. "А вот мой племянник,
единственный оставшийся от семьи, отсидевший три
года, встреченный мной с протянутой рукой и в пальто,
вышедший после трех лет заточения с пятью латами
в кармане и немедленно отправившийся в клуб "Алладин",
где танцуют полуголые женщины, чтобы выпить сока
с булкой и, заплатив за вход, голодать потом еще
неделю".
Отменить пару инверсий, вставить несколько местоимений, и получится нормальный прозаический текст. Никакими характерными поэтическими образами, приемами, ходами автор не пользуется принципиально.
Более того, даже в этих упрощенных правилах, чем-то напоминающих игру в «чапаева» по сравнению с шахматами, Тимофееву не удается выполнить обязательную программу:
племянник встреченный мной с протянутой рукой и в пальто, -
в чем логика построения фразы? Ну не пришей тут к пальто рукав, простите за выражение.
где танцуют полуголые женщины, чтобы выпить сока
с булкой и, заплатив за вход, голодать потом еще
неделю".
Женщины, значит, танцуют, чтобы выпить сока с булкой, и, заплатив за вход, голодать неделю. Говорить больше не о чем. Склоним головы.
С другой стороны после публикации уважаемым в опр. кругах изданием подобных текстов возникает неудержимая страсть к экспериментам. Вот я попробовал:
Все счастливые семьи похожи друг на друга,
каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.
Все смешалось в доме Облонских. Жена узнала,
что муж был в связи с бывшею в их доме
француженкой-гувернанткой, и объявила мужу,
что не может жить с ним в одном доме.
Положение это продолжалось уже третий день
и мучительно чувствовалось и самими супругами,
и всеми членами семьи, и домочадцами.
А, неплохие стихи писывал граф, правда? Ну, для пущего благозвучия чуть подрихтовать надо, я уж не стал, для чистоты опыта.
Тут весьма к месту процитировать Бродского:
Строгая форма - это способ упорядочить то, что заведомо не поддается упорядочиванию. И весьма достойное занятие - попробовать справиться. Если вы используете строгую форму для вполне современного содержания, то увидите, что облеченное в эту форму, оно приобретет большую силу, потому что возникает нечто вроде напряжения между тем, что говорится, и формой, в которой это выражено...
Если же вы намереваетесь использовать форму свободного стиха для выражения нового современного содержания - проблем не будет. Стихи могут гулять нагишом, но порой хочется видеть их одетыми.
Продолжая мысль, замечу, что отказ от формы зачастую, наоборот, расслабляет. И вот уже даже Барскова и Левин, глядя на соседей по «Вавилону» и подсознательно, видимо, щелкая «А чем я хуже?», тоже подбрасывают свежатинки на этот пир духа. В нынешнем «Текстонли» характерно расслабляется Дмитрий Воденников. Заключительный текст подборки:

ВОТ Я СТОЮ ПЕРЕД ВАМИ, ПРОСТОЙ РУССКИЙ МУЖИК,
ЖИЗНЬЮ БИТЫЙ,
СОБОЮ, КАК ВОДИТСЯ, ЛОМАННЫЙ -
ВОТ СТОЮ Я И ДУМАЮ:

а ведь нету претензий нету обид
все что могло - все стряслось
а что не сложилась
как-то иначе моя ненаглядная жизнь -
ну не сложилась

ЗАТО -
КТО-ТО ЗАВИДУЕТ МНЕ,
КТО-ТО БОИТСЯ,
А МНОГИЕ ДАЖЕ МЕНЯ УВАЖАЮТ.

Как это мне удается -
мне неизвестно.

Ну что тут сказать. И мне неизвестно. А написано мощно. Обилие свежих мыслей. Не зря уважают. И БОЛЬШИЕ БУКВЫ МНЕ ТОЖЕ ОЧЕНЬ НРАВЯТСЯ.
Обратного же эффекта, возвращения свободных художников к форме, пока без микроскопа не наблюдается. То есть, когда Сергей Завьялов, поэт, хорошо известный в кругу древнегреческих авторов, написавший уж две книги, наполненные такими текстами
Ну вот
ты уже миновал Арвернское жерло
теперь ты всё знаешь
что действительно страшно что нет
в этом черном ущелье царства теней
вдруг проявляет самоироничную рефлексию типа
а нельзя без выпендрёжа? или
да, что-то ты сегодня на
редкость лаконичен.
просто радуешься, как ребенок. Надо же, ничто человеческое не чуждо титанам. Закончу на этой возвышенной ноте обзор «Текстонли».
На сладкое у нас впечатления неофита от чтения «Хроники литературной жизни» (обозрения московских литературных вечеров) за январь. Собственно, мои вступительные интенции, да и заголовок относятся, скорее, именно к этой части. Вот он, далекий и волшебный мир тусовки, с одной стороны, трогательно неземной, а с другой стороны заботливо прошитый и пронумерованный неусыпным архивариусом. Чего стоят одни умилительные ссылки
рассказы этого цикла уже звучали 26.12.97
звучавших на его предшествующем выступлении 6.07.99
повторяя сказанное 29.01.99
Вскричать в случае чего «А у нас все ходы записаны» - это ли не прекрасно.
Довольно ровные и убаюкивающие тексты «Хроники» со своими хармсовкими, переходящими из заметки в заметку героями (к примеру, Олег Дарк всегда выступает «с парадоксальными, по обыкновению, замечаниями») иногда обнажают некий полусонный нерв:
Тему политкорректности продолжили Крусанов и Стогов, заявив о своей потребности иметь право "называть ниггера ниггером, а пидора пидором", не взирая ни на какие внешние ограничения... заявив одновременно о своем категорическом неприятии сложившегося в литературе "гомосексуального лобби" (несмотря на настоятельную просьбу Дмитрия Кузьмина, фамилии участников этого лобби названы не были).
Ужас, читатель, что у них в литературе творится! Будь теперь внимательнее. При покупке книги выясняй у продавца сексуальную ориентацию автора. И главное, называя пидора ниггером, не ограничивай себя. Хватит этих полумер.
Я, кстати, не жаловался раньше на чувство юмора, но при чтении «Хроники» мне очень не доставало специальных значков, указывающих, где нужно смеяться. То есть я так и не смог понять, насколько серьезны авторы. Не стебутся ли они втайне, написав
творчество Мельникова на любом языке остается фактом русской литературы
не хихикают ли они за кадром после слов
Алехину, впрочем, тут же возразил Герман Лукьянов, заявивший, что автор, пишущий не только верлибром, но и, одновременно, конвенциональным стихом подобен честному семьянину, на стороне предающемуся однополой любви.
не ржут ли они нагло во весь голос, говоря
Отметим исполнение текста "Белые цветы на краю родины", в котором серии длинных тире передавались в звучании сериями постукиваний пальцем по микрофону.
С другой стороны, нет никаких сомнений, что стучание пальцем по микрофону – это нетривиальный факт литературной жизни. стишки-то часто читают, а вот пальцем додуматься... Бриан – это голова.
При внимательном прочтении «Хроники» катарсис практически неминуем. Он наступает сразу после осознания факта, что жизнь на Марсе есть:
радовал также имидж автора, надевшего на голову "шапочку инопланетянина" (с постоянно подрагивавшими пружинками-антеннами).
Вот это, я считаю, самое главное для литератора: вовремя подрагивающие пружинки.
Так победим!

Высказаться?