Игра со смертью! Даже с этого расстояния можно было заметить злобный блеск очей колдыринской бухгалтерши. Да и весь ее вид не обещал ничего хорошего. Упертые в бедра ладони и широко расставленные локти. Развевающиеся волосы и синяк во все лицо придавали Людочке странный сюрреалистический эффект. Моя нога начала шарить в поисках педали тормоза, а правая рука потянулась по привычке к "ручнику". Тормоз отсутствовал, зато "ручник" нашелся, хотя и оказался рулем. Это спасло. Катамаран накренился и лихо описал дугу, выдав такую волну, что зубастой мстительнице поневоле пришлось отбежать. На тропинке за ее спиной появилась запыхавшаяся завсанаторием. В ее руках поблескивал ствол охотничьего ружья. Вот это уже было серьезно. В отличие от рук. Дробь или, не дай Бог, картечь дотянутся до меня на большом расстоянии. Разъяренные женщины на многое способны. Даже пальнуть в молодого симпатичного мужчину, которого еще очень даже можно использовать по прямому назначению. - Нихт шиссен! - Закричал я и поднял руки вверх. Катамаран, лишенный движущей силы, покачивался на волнах. Тишину нарушали только приглушенные расстоянием крики "робинзонов" и шум листвы на прибрежных деревьях. Докторша отдала ружье Людочке и сложила руки рупором: - Рус! Сдавайся! Кляйне швайн! Бухгалтерша тоже решила внести свою лепту и хриплым голосом прокричала, избегая свистящих и шипящих звуков: - Комон, бэби! Фак ю! Мне ничего не оставалось делать, как риторически ответить: - Донт ворри, би хэппи! Только не убивайте! Я жить хочу. - А вот это уже нам решать. - Донеслось с берега. Мама! Они ведь не шутят. Завсанаторием взяла обратно ружье и прицелилась в меня. - Давай к берегу, мил человек! - Крикнула она. Я медленно опустил правую руку на руль и поставил ноги на педали. Суденышко развернулось и медленно понесло меня на встречу с последней минутой жизни. В чистом голубом небе проплывали невесомые облачка и пролетали веселые пичуги, щебеча свои незамысловатые песенки. На мелководье резвились, выпрыгивая из воды, мальки. В траве на берегу стрекотали кузнечики, а над цветочками вились бабочки и пчелки. Все радовалось жизни. Словно все живое сговорилось усугубить мои страдания. Совсем не так я представлял свой последний час. Совсем не так. Теперь-то я знал, что никакие воспоминания не проносятся перед мысленным взором в последнюю минуту существования. Совсем наоборот, перестаешь вообще что-либо соображать. Словно бульдозер сгреб в кучу обломки воспоминаний, искорежив при этом все образы и оставив в душе пустоту и холод. А птички заливались трелями... паршивки! Катамаран ткнулся носом в песок и замер. Людочка-бухгалтерша уверенно подошла ближе и поманила пальчиком. Зловещая улыбка обнажила стройные десны. Так вот он какой, лик смерти! - Шударь. Будьте так любежны шойти на родной берег. У наш ш вами ешть о шем потолковать. - Она протянула ко мне костлявую руку. Подгибающиеся ноги едва подняли тело над сиденьем и с трудом переместили меня еще на два шага ближе к закономерному концу. В голове комаром пропищала мысль: "Они не имеют права! Я не виноват!" Вслед за ней пришла другая: "А может быть еще не все потеряно?" Третья не заставила себя ждать: "Надо сопротивляться до конца!" - Может быть не надо? Живой я еще смогу на вас жениться... Неожиданно тишину прорезал звук невесть откуда взявшегося мотора. Я оглянулся. В сторону островка несся белый катер с красной полосой. "Спасатели! Все. Мне - крышка." Людочка тоже увидела начало спасательной операции на воде и опять улыбнулась. - Пождно. - Обрекающе звучал трубный глас колдыринского финработника. Никакой неуверенности, все уже спланировано, даже, наверное, могилка выкопана "неизвестному ламеру". Речей, скорее всего, не будет. Похоронят скрытно под покровом леса и темноты, пугаясь каждого шороха, готовыми как зайцы прыснуть в разные стороны от малейшего хруста. Мои руки безвольно опустились вдоль еще живого тела. Только на самом краю сознания зудела какая-то упущенная деталь, мешая спокойно уйти в мир иной. Я мучительно пытался вспомнить, но... Фатальный бульдозер основательно вычистил все мало-мальски ценные соображения прямо из коры головного мозга. Сзади опять затарахтел двигатель. Звук его приближался к нам. Докторша показала ружьецом в сторону санатория, и мне не оставалось ничего делать, кроме как двинуться куда приказано, понурив голову и шаркая ногами. Руки болтались где-то внизу. Такие ненужные и сиротливые. Ими еще столько всего можно было сделать, пощупать, потрогать, по... да, впрочем, чего уж там. Все кончилось. Чтобы не мешали ходьбе, я сунул их в карманы. Ага!!! Как я мог забыть? Мой талисман! Самая важная деталь моего почти провалившегося плана! Дубина стоеросовая. Чуть было не погиб уже. Я же специально приобрел эту вещицу в киоске, вместе с нерастраченными безделушками для курортного флирта. Стоп... Только не сейчас. Нельзя показать вида, что жизнь вернулась ко мне. Идти также как и шел. Голову ниже. Нельзя допустить, чтобы палачи в женском обличьи заметили повеселевшие глаза и счастливую улыбку. Живем! Но живем очень-очень грустно. Типа, последние минуты живем. Как я и предполагал, не доходя до корпуса санатория, мы свернули в лес. Здесь нас догнали "робинзоны", успевшие высадить десант и теперь изнывающие в ожидании близкой развязки. Мганганангале шел в общей толпе, засохшие водоросли делали его зверскую морду еще страшнее. Он бормотал про себя что-то из афро-семитского фольклора. Я различал лишь "глы-глы", что в общем ничего хорошего мне не сулило. Процессия подошла к каким-то развалинам. "Бог ты мой! Это ж склеп!" - понял я, разглядев их повнимательнее. Так вот, какую кончину уготовили "поклонники моего таланта", присутствовавшие на всех моих "выступлениях". Задаром, между прочим! Ну что ж, я к этому готов. Где-то в ветвях каркнула ворона. Вот, блин, накаркает... Я внезапно выдернул из кармана мой "талисман", огромный, розовый и ужасающе цилиндрический. Развернулся к толпе лицом. Палачи отпрянули назад. Многие, ох, многие испугались. Ничего-ничего, то ли еще будет! На моем лице играла торжествующая улыбка. "Талисман" мелко дрожал в руке, передавая напряжение момента. По физиономиям прокатилась волна узнавания, как катится волна встающих болельщиков на матчах самых крутых футбольных клубов. В задних рядах кто-то рухнул на землю, не выдержав моего сюрприза. Завсанаторием от неожиданности даже выронила ружье... Бах!!! Выстрел ушел в небо. Спустя мгновение к моим ногам шлепнулась докаркавшаяся ворона. Что ж, эффектно! Теперь отключился Мганганангале Иосифович, также испытавший немало. Вместе с ним захотела прилечь и Людочка-бизнесменша. Психика этой черно-белой парочки не блистала закаленностью. Еще недавно жертва, а нынче - триумфатор, я взялся за конец "главной детали плана" и повернул, потом еще, еще. И так, пока винтовая крышка не упала на землю. Вытащив из непромокаемого железного футляра собственно "талисман", слегка надкусил, сплюнул и сунул его в рот. Какой-то дородный мужик завороженно протянул мне огонек зажигалки. Сигара охотно задымилась. Обжигающе-крепкий дым клубами окутал пространство вокруг меня. Людочка-бухгалтерша, невзирая на вороний труп, брякнулась рядом с ним на колени, выдохнула "Арнольд!" и также лишилась чувств. Узнала. Благоговеющая толпа расступилась, пропуская меня. Я уверенно направился к корпусу, попыхивая сигарой и натужно улыбаясь ртом, растянутым великанским табачным изделием до своего диаметра. Да, я похож на Шварцнеггера. Но только тогда, когда из моей головы торчит настоящая гаванская сигара. Преображение настолько же удивительное, насколько и странное. Куда мне до голливудского качка, с моей-то худощавой комплекцией и весьма средними габаритами... ...Уже через два часа я сидел дома и пил водочку, пытаясь забыть как кошмарный сон свой замысловатый отдых и оплакивая утраченные иллюзии. Женщины - это зло. Я ненавижу их всеми фибрами своей в общем-то доброй души. Только самка способна на такие измывательства над светлой душой мужика. Начиная с этого момента, ни одна особь противоположного пола не сможет причинить мне огорчений, а попытается - узнает, что такое мощь ненависти. Отныне и навеки веков. Аминь. А ночью опять была эрек... И снилась обнаж... Тьфу!
|