DeadJournal №: 1 2 3 4 Да-да, именно вот так, «сер-виз-из-ней-зиль-ге-ра». Именно такую открытку я получил от девушки, чье имя позабыл, ближе к середине декабря. Знаете, были вот такие милые открытки, нарисовано что-то, а чтобы понять, что именно - сзади приписано: «Сервиз из Нейзильгера». Боец первого года срочной службы, каковым я тогда являлся, здорово озадачился. Что бы это значило? Он прокрутил открытку в руке несколько раз, вызывая нездоровый интерес полузамерзших однополчан и, наконец, прочел приаттаченный текст. Я его тоже позабыл, но вы сами наверное помните, или кто-нибудь вам конечно может напомнить, этакая лабуда про солнечный день декабря… лалала… пусть снежинки пушистого снега… поцелуют тебя за меня, примерно так. Еще что-то вроде «целую-жду» и подпись. Почерк пэтэушницы. Мажется местами тридцатипятикопеечная авторучка. Ну, в общем, все путем. Запустивши открытку по кругу (а сидели мы в курилке возле казармы, куда эти сволочи нас в такой мороз отчего-то не пускали, точно не помню - отчего), я закурил и уже всерьез предался размышлениям. Была тут какая-то мрачная символика: «Сервиз из Нейзильгера». Это звучит как-то по-тевтонски, как-то готически даже, ну короче мрачно и важно. На снежинки мне, допустим, наплевать. Снежинки могут поцеловать меня в зад, что периодически и делают, благо гарнизонный сортир у нас изумительно продувается снизу, как хорошая печка. Девушка, которая явно не собиралась дальше со мной переписываться, меня тоже не смущала: во-первых, она моей девушкой была приблизительно неделю, случайно, во-вторых, пишет всякую чушь, про собаку свою больную на голову, в-третьих, мне вообще не охота писать писем, и я рад, что можно не отвечать. Сама по себе открытка - предмет вполне безобидный, хотя и бесполезный. Вот письма, которые получили мои приятели, успокоятся в том самом сортире, принеся максимум пользы, а жесткую открытку остается только изорвать, потому что спичек почти не осталось. И руки замерзли, не хочется из карманов доставать. Открытка тем временем, пройдя положенный круг, вернулась ко мне на колено, откуда ее тут же сдуло ветром. Она воткнулась уголком в снег, и мне было чрезвычайно удобно рассматривать «Сервиз из Нейзильгера». Что-то вроде темного хрусталя, что ли… Кувшин, стаканы. Выпить бы, холодно. Какого рожна надо поздравлять с Новым Годом сервизом из хренпойми? То есть я понимаю: завалялась дома открытка, где-то вместо сдачи сунули, вот теперь нашла куда ее применить, молодец. Но все это только путь, девушка всего лишь орудие, она исполнила свою мрачную миссию и свободна, а я вот сижу с этими дураками, расспрашивающими меня про московских телок, и пялюсь на «Сервиз из Нейзильгера». В чем тайный смысл происходящего? Пытаюсь перебирать варианты, что довольно трудно совмещать с мелкой дрожью. Значит, все хорошее отбрасываю сразу - что тут хорошего с таким сервизом? Это немцу хорошо, а мне кранты. Каким же образом? Так-так. По пунктам. Заболею и умру. Если просто заболею, так это вовсе не мрачно, это и не плохо бы. Значит, всерьез помру. Ну что ж, вполне возможно, третий месяц мокрые и на холоде, в казарме на нашем этаже не топят, окно в умывальнике выбито, шинелей на ночь не дают. Голова лысая, менингит веселый парень, до столовой километр пешком в одних ПШ, сапоги текут, кругом все гниют и прочая и прочая. Но, честно говоря, верится с трудом, еще все таджики живы, как ни странно. Просто убьют. Да вроде бы и некому - сержанты у нас в учебке уставняки, а остальные до того за день ухайдокиваются, что ночью эксцессов нет. То есть вообще никаких, наблюдал дневальным: тишина кладбищенская, даже не бормочет никто ничего. Иногда только кто-то вдруг сядет в койке выпучив глаза: «Ой бля!!», оглядится, поймет, что не приснилось, и упадет: «Ой бля...» И все. Замполит с фонариком проверяет наличие состава. Идиот. Несчастный случай. Это хоть на что-то похоже, все-таки машины с полковыми дедами за рулем, мокрые лестницы, оружие вот даже. Возможно, сервиз прислан мне в предзнаменование трагедии, которая произойдет, когда я в этой псевдобане наступлю на псевдомыло? Какой был бы несчастный пиздец… Лучше бы мне Кузнечик в затылок очередью задербанил при попытке подогнать ремешок автомата, все не так обидно. Ну вот, так или иначе, я определился: надо поберечься от фатальных неожиданностей. Но следующая печальная мысль одолевает меня сквозь дремоту замерзающего: как же от неожиданностей можно уберечься? Это, вроде бы, против всяких правил, неожиданность она и есть неожиданность. От этого меня разбирает зло - ну что за фигню мне прислала эта дура! Ну пусть бы лежала у нее под жопой, где никому никаких неприятностей причинить не может, ну зачем эту дрянь слать мне! Мало мне тут развлечений? Куда уж больше - каждый день снег гребем, а он все сыплется, и каким-то образом, зараза, мокрый, хотя холодно жутко. Хоть понимает эта тварь что натворила? Конечно нет. Но если не знаешь, что делаешь, на фига делать? Да ну тебя к чертям. Ты тупая, пухлая, ни к чему в жизни не стремящаяся дура. Да, тупая дура. Это не ошибка, это так и есть. Ты ничего толком не умеешь, зато очень много хочешь, причем, сволочь, все это получаешь непонятно за что и почему. А потом, в благодарность, ты шлешь практически незнакомому человеку, не сделавшему тебе никакого зла, всякую дрянь, вместо того, чтобы ее выбросить. Да ты еще и жадная гадина! И главное, теперь вот… сколько сейчас времени? у кого часы есть? ага… - теперь вот сидишь с кем-нибудь в подъезде, сволочь, на коленках, а я вот думай: какой гадости мне ждать от твоего сервиза! Я что - ненормальный? Чхал я на твой сервиз и подъезд. Я решительно нагибаюсь, выдергиваю из снега совершенно занесенный уже «Сервиз из Нейзильгера» и с трудом рву его пополам. Пальцы ноют. Хорошо, что отсырел немного, так легче. А спичкой его теперь не взять. Пробую порвать еще раз, сложив половинки, но получается косо, кое-как. Сервиз еще жив. - Ты чего? - это Вовка-Морковка. - Красивая открытка. Вовка из Новгорода, у него на морозе быстро краснеет нос. - Пэ-рэ-живает… - бухтит Керим. Долговязый, в короткой шинели, с маленькой головой, похож на страуса в тайге, но вполне реален. А «Сервиз из Нейзильгера» нереален. Что-то призрачное, вроде как все эти письма из несуществующего дома, но недоброе, зловещее. Пихаю сервиз в карман, так бросить нельзя, он оклемается и отомстит, надо уничтожить. Зовут в роту. Можно. Поднимаемся на третий этаж, топаем, хлопаем, трем. На входе послушно машем рукой обалдевшему от стояния на вытяжку дневальному, не до споров. Снимаем шинели, я перекладываю сервиз в карман ПШ. Разбредаемся. Ну что с ним делать? Иду в умывальник, там темнеет выбитое окно. Холодно, жутко холодно, рву. И бросаю вниз, уперевшись рукой в обледеневшее железо карниза. Холод может причинять удивительную по тембру боль, надо просто дойти до кондиции и вот так прижать руку ко льду на стылой полоске железа. Это хорошо, это жертва. Теперь все будет хорошо, теперь все будет как вчера. У тебя, сучка, ничего не вышло. Вскоре ужин. Холодный воздух обжигает легкие, со всех сторон мерный топот, ПШ топорщится на морозе, а впереди горит звезда. Это лампа перед входом в столовую, где нас кормят хлебом, маслом, картошкой, рыбой и чаем. Подбегая я думаю, что никогда эту звезду не забуду. Наверное, потому и помню. Я не смог бы теперь это съесть. Такая гадость. А открыток с «Сервизом из Нейзильгера» больше не печатают.
Интересно, что они используют вместо.
|