Глава 1. Глава 2 Глава 3. Глава 4 Глава 5. Глава 6 Глава 7. Глава 8 Глава 9. Глава 10 Глава 11. Глава 12. Интермишн. Глава 13 - последняя Это была сцена с оборотнями. Я читал и не верил. Вспоминалось… В тебе кто-то живет, больший чем ты сам. Обернись… Ты увидишь свой собственный взгляд, только он будет старше от глупой чистоты… Раздеть людей так легко. Будет еще приятнее, если все это исчезнет. Я имею в виду, конечно, их взгляды, слегка умные, слегка мокрые. А как же скука? От нее все хотят откупиться. Верят или темнеют - в зависимости от характера и новых танцев старого времени. Но она все равно остается - в том же... в тех же. А я замечаю только боль. - Ну, давай! - Стопку! - Ты скоро идти не сможешь. - Ладно, тогда я пошел прямо сейчас. - Иди. - Не-а… Уши видны. - Укройся чем-нибудь. - Может все-таки по стопке? - Ну, давай по стопке… . - Дай я укроюсь Доротеиным платком… . - Бери и возьми еще Лехину куртку на голову. Отлично выглядишь, Мишка. Он икнул - где ты? И вошел в вагон. Я- тоже. Все пассажиры смотрели только на него. - Вы что, - спросил он, - я же еще ничего не начинал… Что-то дует в этом метро… Вот плакат. Плакат. Метр или метр пятнадцать. Кролик Роджер был слегка примят бутылкой от водки, и эффект новизны уже пропал. - Заметьте, - это я говорю, вслушиваясь в пустоту, только где она, пустота, я пока не могу понять, - парень держит плакат, на котором Кролик Роджер ест клубнику. Справа от него находится коробочка с шоколадом. На коробочке с шоколадом изображена рождественская ночь, когда мама кролика Роджера - назовем ее так, пытается… - Нет, - перебил меня Мишка, - шоколад слева. Справа - желе. Я улыбнулся. Наверное, он все таки поспешил, поспешил… Наверное, ему надо было поступать в колледж. - Хи-хи… Оказия. Ладно, исходим из того, что желе справа. На желе изображен папа кролика Роджера, который тоже пытается… - Что пытается? - бормотал Мишка. - Где ты видишь, что он пытается? - Ну вот… - я, улыбаясь, поводил пальцами по плакату. - Вот тут… - Отойди, - он сосредоточился, - извини, Макс. Мне нужно им кое-что сказать. Он поглядел и сказал. Он сказал это, как будто был в чем-то уверен. А, может, его просто глючило и он просто хотел прорваться сквозь этот туман, говоря нормальные вещи. Жалко его. - Покупайте желе фирмы… - И шоколад. - Да, и шоколад фирмы "Ка-ка"… желе фирмы... - "Карнавал". - Да. - Теперь стих? Мы встали рядом. Я помню, как мы встали, и он сказал мне по-русски: - Три - четыре.
Я не хочу говорить об этом больше. Все закончилось, и было сложено надежными руками в маленький мешок ненужной памяти. Только куда бы его… так сказать? Предчувствие пришло. Не дает дышать. Рвет сердце. Замирает… Я знаю, что мы всегда будем скучать, по тому, что выметено, по тому что не сделано или не трахнуто. Я видел, как люди, заболев, возвращали события столетней давности, как они их любили. Это целое искусство. Короче, тем вечером мы пошли в голубое кафе. Я имею в виду, что там собирались голубые. Доротее в нем нравился один бармен в зеленых обмотках. Он ей когда-то что-то нашептал о погасшей звезде, которая должна возродиться в одной из земных девушек… - Нет ни начала, ни конца, - сказал я, когда мы продвигались по улицам, названным Один, Два, Три… Так прикольно. Война за бесконечность. - Что же есть? - спросила Доротея. - Есть … Я осмотрелся. Хотел бы я сказать ей - "я". Но она не поверит. Она не такая. Снова головная боль… Она была права - меня привораживали болезни, болезни сознания. Глаза, которые измучены отрицательным резусом. Еще мгновения - мои собственные мгновения - и все это сбудется, поклялся я себе. Но я хочу продлить эту остановку, когда мы идем, чувствуя только себя, и говорим о том, что летали бы… о папоротниках и так далее. Кто-то бесшумно открывает рот. - Эй, кто-то! - орет ему Доротея. - Дайте даме подкурить! На нее оборачиваются. Сегодня она в голубом. Я ей подарил футболку с кроликом Роджером. Мне она больше не пригодится. Если бы я мог угостить ее желе... Так говорят, когда близится конец, когда начинает всего не хватать, когда люди становятся взрослыми. Когда это начнет происходить у вас - знайте уже недалеко время, когда польются слезы… Но потом что-то сгладится, и жизнь потечет как прежде, только без вопросов. В кафе сейчас тихо. Здесь нет ничего малинового или опасного - все пастельное и спокойное. Максимум Дорс. - Стренжерс он зэ роад, - кривляясь поет Доротея. - Когда ты уже выйдешь замуж? - спрашивает у нее Леха. Он начал курс интенсивной терапии, перестал пить и занялся методикой лечебных шпагатов. Ему не хватало водки и соуса. Ему также не хватало рук и ног, положенных на него… Любви? Да нет… Просто рук и ног. - Она безответственна, - выдыхает коричневый пар Лекси, - не умеет страдать от всяких вонючих тряпок. Лекси так мало думает, но так много знает, что я иногда забываю обо всем, кроме как смотреть на нее и чувствовать. Наконец-то приходит Мишка. Он уже позолочен от успеха. Притащил с собой мой рюкзак, в котором валяются какие-то не мои вещи. - Кто будет коктейль? - он падает, задевая края роз. Они отражались в Доротее какой-то улыбкой, на которую она очень рассчитывала. - С чем коктейль? - ее губы на стекле. Задумалась - это видно. - Ликер- капуччино, - он раскладывает вещи по столу. - По поводу? - жалостно спрашивает Леха. - Вы будете тут надираться как свиньи? - Я закончил Трэффик-джем, - спокойно отвечает он. Один стакан для Доротеи, другой для меня, третий - для него, четвертый - для Макки, который спал, пятый - для Лекси. - Я хотел сделать тебе сюрприз, - говорит он мне тихо-тихо, тихо-претихо, потому что мне только кажется, что он говорит. - Мишк, - спрашиваю я, - что теперь? Что теперь будет? - Возможно, большая сцена? Выйдем и покажем им… все это. Он улыбается, но ему не смешно. Он опять ждет моей реакции. - Большая сцена маленького павильона? Большая сцена маленького павильона тихого зоопарка? Большая сцена маленького павильона тихого зоопарка вечерних улиц? Я не против вечерних улиц… Совсем не против. - Ты видишь будущее?- спрашивает меня проснувшийся Макки. - В газетах всякое пишут. - Слава богу, он его не видит, - сказала Лекси, умучивая Леху своей позой, - иначе бы это было очень плохое будущее. - Бармен, - улыбается Доротея и молчит. Когда Доротея улыбается - никому не смешно. Возможно, это как-то связано с теорией угасания звезды. - Принесите нам чего-нибудь из шоколада. - Мадам, - он кивает. Что сейчас в голове у Доротеи? Она, наверное, плюнула на меня как на мужчину. Что ж… Мы сидели и молчали. Свет гас. Я знал, что когда-то, даже сейчас, мне придется встать и выйти. Я прислушивался к себе, выискивая там знак или какие-то чувства. Наверное, мне должно быть по особенному как-то… Но мне пока было просто никак. Я определенно настроился на конец, но в остальном это был обычный день. День, который должен был закончиться в постели с той надеждой, что завтра будет точно такой же день… - Доротея, - я пригорюнился на ее двух ладонях, - тебе бы хотелось сейчас проснуться в постели? Она посмотрела на меня так, как будто это тронуло ее всю, особенно губы и ресницы. - Я люблю тебя, Макс. Никто этого не услышал. Даже она. Но после этого, я понял, что мне пора. Как животному - что-то куда-то тянет, а вот что и куда - непонятно. Я хотел их всех обнять, вернее, хотел ли я их всех обнять? Не знаю. Они сидели, выпивая ликер, медленно, но отрывисто болтая… Почему никто не плачет? Почему нет звезд? - Макс, - позвала Доротея, но ее голос отзывался лишь звоном. В кафе заходили люди. Они улыбались. А у меня уже было все искажено, каждое из отражений, цветов - все это плыло и заканчивалось кровью в носу, куда вчера был насыпан кокаин и кое-какие молитвы. - Мне надо выйти, - сказал я, вставая. Я так еще никогда не дрожал. Хотелось, чтоб они этого не видели - как я теряю связь с предметами, поэтому я постарался с силой захлопнуть свой этот стул. Мне казалось, что он железный и будет громко… . Но они уже смотрели, хотя еще никто ничего не понял. - Не смотрите, - попросил я их, вылезая в окно. Там был балкон, а они вставали и подходили ко мне, какие-то вопросы, какая-то обыденность… Все стало чересчур мягким, до отвращения понятным и понятым - все в один момент. Я слышал их чувства каким-то внутренним ухом, видел их таланты и человеческие красоты, буквальные запахи, и даже ухитрился понять, что это было не зря… Но я не мог оставаться. Я не чувствовал ностальгии по ним. Это было странно. Ведь были моменты, когда я поверил в то, что я человек, и в то, что я могу любить не только душой. Только люди всегда ошибаются… А правду хранят другие. Как бы это сказать - последнее, что я услышал, был голос Доротеи? Да… Наверное, это то, что я и должен был услышать. Но на самом деле я запомнил лишь голос Макки, выдающееся первосортное ругательство на английском, который я учил по учебнику Эккерсли. Я представил, как они сейчас смотрят на меня… и как они никого не видят. Глава 1. Глава 2 |