часть 1. часть 2. часть 3. часть 4. часть 5. часть 6. часть 7. часть 8. часть 9. часть 10. - Я могу что-нибудь писать по-русски! - говорила она, кокетливо улыбаясь и стреляя глазами по адресу немцев. Маруся принимала и выписывала паспорта, в это время маленькая беленькая Таня добросовестно переписывала круглым четким почерком громовые приказы, в которых каждый абзац кончался словами :"будет расстрелян"; на одной стороне листа помещался немецкий текст, на другой - русский; приказов этих требовалось заготовить несколько сот экземпляров. Лидия за весь день переписала два русских текста и один испортила, зато все это время работала языком, рассказывая всевозможные анекдоты и сплетни и, не переставая, атаковала своими взорами то одного, то другого немца. Перед уходом с работы комендант дал Марусе и Тане по одной буханке хлеба, а новенькой - две.
+++
В комендатуру явился сам бургомистр города Липни Сальников Петр Спиридонович. Он низко поклонился, комкая в руках шапку, и попросил "Кондратия Иваныча" (так уже стали величать в Липне переводчика Конрада) сказать коменданту, что пришли полицейские, которых он, бургомистр, навербовал среди горожан. Комендант пожелал их видеть. Вошли и выстроились в ряд десять человек в самой разнообразной одежде. Маруся пробежала взлядом по лицам и увидела несколько знакомых. Вторым от края справа стоял Матвей Иванович Буянов, слесарь с обозостроительного завода, хороший мастер и неплохой человек, но горький пьяница; рядом с ним Семен Петрович Плющенков, которого вся Липня знала под прозвищем "Свинодер"; он работал на бойне и, кроме того, имел огромную частную практику: все хозяйки приглашали его резать свиней, так как он был непревзойденным мастером операции "под лопатку и в кадушку", и не требовал особенно дорогой платы, лишь бы ему поставили на стол "три пятнадцать" (четвертинку водки) и "жаренку" из свежей свинины. Следующие были незнакомые.... но крайний слева?... Кто это?... На Марусю смотрели с исхудавшего лица очень, очень знакомые глаза, и в них бегали насмешливые искорки... Витька Щеминский!... Откуда он здесь?... Комендант осмотрел шеренгу. - Вер ист дер шеф-полицай? - спросил он. - Кто начальник полиции? - повторил Конрад. Вперед выступил еще молодой человек высокого роста в черном дубленом полушубке; лицо его было бы красиво, если бы не пьяная одутловатость и, главное, исключительно неприятный, наглый взгляд больших серых глаз навыкате. "Иван Баранков" - так был записан этот человек в документе, удостоверявшем, что он является начальником липнинской полиции. Комендант дал всем полицейские удостоверения на немецком языке и белые нарукавные повязки с черными буквами ОД(Орднунг-Динст), пообещал завтра выдать оружие и отпустил их, повторив несколько раз, что их обязанность состоит в том, чтобы следить за порядком в городе. Виктор и еще один, невысокого роста, коренастый, рыжеватый парень задержались и подошли к Марусе. - Привет! - сказал Виктор, протягивая ей руку. - Вы, значит, теперь паспортными делами заправляете? Маруся кивнула головой. - Оформите-ка мне это дело! - и он подал ей справку, что он, Виктор Степанович Щеминский, является в Липне местным жителем; написана справка была вполне грамотно, четким, с красивыми завитушками, почерком самого Виктора и только подписана Сальниковскими каракулями. - Без паспорта могут придраться: я ведь из плена... И вот еще дружку моему тоже сделайте!... Он подал вторую справку, также написанную его рукой, на имя Константина Петушенкова и указал на своего товарища. ... Кот!... Знаменитый Кот!... Вор, не выходивший из концлагерей!... И этот оказался здесь!... Когда полицейские ушли, Лидия Пузенкова, беженка из Днепровска, всего несколько месяцев тому назад обосновавшаяся в Липне, но тем не менее, знавшая о липнинцах все мельчайшие подробности, со значительным видом сообщила: - Знаете, девочки, этот Баранков, который будет начальником полиции, он на самом деле - сын старого Сальникова, потому он его и сделал начальником... - Почему же у него фамилия другая? - наивно спросила Таня. - Ах, неужели непонятно? У старика есть жена, и еще была другая женщина... сын записан на фамилию матери... он незаконный, как раньше говорили, но все знают, что это его сын... - Удивляюсь той женщине! - откликнулась на это сообщение Маруся. - Этот Сальников такой противный, что не поймешь, как с ним и одна-то жена жила, а тут оказывается, у него их несколько штук было... - Да, да, вы правы! - подхватила с готовностью Лидия. - Он очень неприятный... А этот Иван Баранков, говорят, ужасный пьяница и такой развратный... Знаете, он первую жену бросил с ребенком, другая эвакуировалась, а теперь он живет с какой-то беженкой... - Вообще, сынок в батю! - сделала вывод Маруся и взялась за переписку грозных "бефелей" на двух языках, так как посетителей больше не было. Паспортная очередь уже схлынула. Теперь люди приходили поодиночке в течение целого дня и сдавали документы; под вечер комендант подписывал заготовленные Марусей аусвайсы, и на следующий день она их выдавала владельцам вместе с русскими паспортами. Однажды пришла в комендатуру худая сгорбленная старуха в рваном пальто и, робко оглядываясь, как-то боком подала Марусе свой паспорт. ..."Златкина Рахиль Моисеевна, национальность - еврейка"... В немецком аусвайсе графы "национальность" не было, и Маруся заполнила бланк, как обычно, но тут в дело вмешалась Лидия. - Мария Владимировна! Как вы написали? Она ведь еврейка!... Вы написали, что она еврейка? - Этого негде писать! - сухо ответила Маруся. - Графы такой нет!... - Но надо спросить!... Нельзя же ей выдавать такой же паспорт, как всем нам!.. Она же не русская... И Лидия бросилась к коменданту, который был в соседней комнате, и с помощью Конрада объяснила, что пришла "юде", и что нельзя же ей давать такой же паспорт, как русским!... Маруся сидела над паспортами нахмуренная и то краснела, то бледнела; комендант, тоже нахмуренный, явился в обществе Лидии, сияющей от сознания исполненного долга, и потребовал показать паспорт еврейки. Пришлось подчиниться. - Юдин? - спросил комендант, внимательно разглядывая фотокарточку старухи. Маруся молча кивнула головой. Тогда немец достал из кармана красный карандаш и написал это слово "юдин" крупными буквами, наискось через весь маленький документ. Глаза Лидии блестели торжеством. - Вам эта старуха какой-нибудь вред сделала? - злым шепотом спросила Маруся, когда немцы отошли. - Вред? Нет, никакого... Но ведь она - жидовка! Нам могли сделать замечание, если бы мы пропустили этот паспорт! Маруся про себя осыпала усердную поборницу чистоты русской расы самыми нелестными прозвищами: шпик, пролаза, подлиза, сплетница накрашенная!... но сдержалась и вслух не сказала ничего. Но на следующий день она, все-таки, сумела переложить этот паспорт в другую пачку, выписала Златкиной новый аусвайс и под самым носом Лидии подсунула его на подпись не коменданту, а его заместителю Гансу. Ни один человек этого не узнал - ни самой старой еврейке, ни своей матери, ни своей лучшей подруге Лене, с которой она была наиболее откровенной, никому на свете Маруся ничего не рассказала.
+++ ГЛАВА 9. ПРАВОСУДИЕ ЗАВОЕВАТЕЛЕЙ.
Николай Сергеевич Венецкий, бывший главный инженер и заместитель начальника строительства Липнинского льнокомбината, беглый пленный, беспаспортник, отправился к бургомистру города за справкой, что он - местный житель. Подходя к новому красивому дому эвакуированного учителя математики Ферапонтова, в который с недавних пор переселился из собственной развалющей хатенки Петр Спиридонович Сальников, Венецкий издалека услышал залихватские переборы гармоники; когда он открыл дверь, на него пахнуло густым запахом спирта, табачного дыма и жареного мяса. За столом сидело около двадцати человек: тут был сам бургомистр, начальник полиции Иван Баранков и почти в полном составе вся его полиция, три или четыре старика, несколько женщин... На столе стоял большой, литров на пять, глиняный кувшин со спиртом, деревянная бакдага с самогонкой, сковорода с поджаренным крупными кусками свиным салом, кислая капуста, соленые грибы и огурцы, жареная картошка, холодец, белый хлеб домашней выпечки, пироги и еще какие-то угощения. Большинство гостей были пьяны. - Здравствуйте! - проговорил Венецкий, оглядывая разухабистую компанию. Старик Сальников буркнул в ответ что-то невнятное, а сидевший спиной к двери Баранков повернулся к вошедшему вместе со стулом и расхохотался. - Глянь-ка!... Сам товарищ директор пожаловал!...- он добавил непечатное ругательство. - Что?... Небось кончилась коту масленица?... Раньше в кабинетике посиживал:"я занят!" ... "приходите в другой раз!"... "выйдите вон!"... Наиздевались над рабочим человеком, жидовье пархатое!... - и он опять добавил целый завиток ругани. Венецкий вспыхнул. - Во-первых, господин Баранков, я был не директором, а только главным инженером, во-вторых, никогда не был жидом, а, в-третьих, никогда не выгонял рабочих из кабинета... Если вы... Баранков подмигнул Виктору Щеминскому, державшему на коленях гармонь, и тот со всей силы "резанул" "Катюшу", заглушая слова Венецкого. Гости вразброд, пьяными голосами подхватили: ..."Выходила на берег Катюша..." - Отставить! - закричал вдруг Баранков. - Долой советскую песню, туды твою... И, не дожидаясь гармони, он затянул "Стеньку Разина". Николай Сергеевич немного постоял на месте, потом обошел вокруг стола и вплотную подошел к Сальникову. - Петр Спиридонович! - громко проговорил он сквозь пьяные крики. - Мне нужна от вас справка, что я местный житель... Сальников поднял на него осоловелые глаза. - Меня ... надобе звать... господин...этот... как его?... значит... бур...бургамис... - Господин бургомистр, дайте мне, пожалуйста, справку! - отчеканивая каждое слово, проговорил Венецкий, еле сдерживаясь. - Справку?... Какую тебе еще справку?... Ты же коммунист... как я тебе могу дать справку?... - Я беспартийный - можете спросить кого угодно из рабочих нашего строительства... - Эти штучки ты брось! - вмешался Баранков. - Мы знаем, какой ты беспартийный!... Ты коммунист и юда... ты нашу рабочую кровь пил...мы тебя еще повесим, жидовская морда!... Эти слова почему-то привели в восторг соседку Баранкова, вдребезги пьяную Фрузу Катковскую. - Всех коммунистов повесим!... и жидов!...- бессмысленно хохотала она, раскачиваясь на стуле. - А вы - коммунист, вы - товарищ директор... все товарищи директора - коммунисты... а мы русские... мы вас повесим... - Не дам справки! - стукнул кулаком по столу Сальников. Венецкий круто повернулся и вышел, чувствуя, что еще немного - и он не выдержит и не на шутку схватится с нахальными представителями новой власти. В сенях его остановил маленький старичок, в котором он узнал почтальона, носившего почту и на строительство, и на Вторую Заречную. - Вы к ним, Сергеич, не так подошли, к начальникам-то нашим, - сказал бывший почтальон. - Вы бы им принесли спиртику, да сальца, выпили бы с ними - вот и была бы вам любая справочка!... Сухая-то ложка рот дерет... - У меня нет ни спирта, ни сала! - резко сказал Венецкий. - Ну, как это "нет"?... Не может быть!... Вы же теперь с Михайловной, с агрономшей живете? - а она здесь была, в Липне, когда немцы приходили в первый раз... У нее должен быть спирт... - Нет у нее спирта!.. - Ну, да рассказывайте!...Тогда все, кто здесь оставался, спирт с завода носили... ведрами... Может, она припрятала куда-нибудь?... Вы спросите - неужто она для вас пожалеет?... Вы же ей теперь вроде как муж... А пиджачок-то на вас плохонький... продувает, небось, с непривычки?... Как начальником-то были, пальто у вас хорошее было... Я помню... Ну, да то было ваше время, а теперь другое...От тюрьмы да от сумы, говорят люди, не зарекайся!.. Венецкий не дослушал назойливых соболезнований старика и большими шагами пошел прочь от бургомистровского дома. Внутри у него все кипело.
+++
- Значит, я была большая дура, что не натаскала спирта, когда это можно было сделать, - сказала Лена, выслушав рассказ Николая об его неудачном визите к "начальнику города". - Я считала, что если я не пью сама этой дряни, то она мне и не понадобится... А теперь достать спирт действительно трудно... Несколько минут оба молчали. Венецкий с тоской поглядел на окна, которые он только вчера заделал на зиму досками, фанерой и горелым железом, и вздохнул. Ему очень не хотелось покидать свой приют и идти в неизвестное, еще больше не хотелось уходить от ясных глаз и ласковой улыбки Лены, но не мог же он в благодарность за спасенье подвергать ее опасности. - Спасибо вам, Леночка, за все, за все! - проговорил он тихо. - Я завтра уйду... - Это еще зачем? Куда? - Куда глаза глядят... Без документов мне здесь оставаться нельзя: из-за меня могут придраться к вам, а я этого не хочу... И так вам достаточно неприятностей из-за того, что вы меня приютили... - Мне никаких неприятностей нет! - возразила Лена. - А сплетни? Вас уже кумушки за меня замуж выдали... - Ну, и хорошо!... Мне гораздо удобнее числиться замужней особой: никто приставать не будет. Мне даже завидуют, что у меня хороший хозяин: и картошку со мной ходил копать, и головешки на дрова заготавливал, и окна заделал... - Не мог же я сидеть на вашей шее да еще бездельничать!... - Вот и хорошо! - повторила Лена. - А насчет документов не стоит горевать: я завтра пойду к Марусе Маковой - она работает в комендатуре и, вероятно, сможет достать вам немецкий паспорт без всяких справок от этой пьяной компании. Но идти к Марусе не пришлось: на следующее утро она сама прибежала к подруге. - Ленка! Ты все деревни в районе знаешь? - спросила она, останавливаясь в дверях. - Знаю! - Все? - Кажется, все... А зачем тебе? - И сельсоветы знаешь? - Знаю и сельсоветы, и деревни, от всех сведения собирала и сводки составляла, и чуть не во всех деревнях бывала и в посевную, и в уборочную... А в чем дело? - Идем со мной! Шнелль! Экстренно понадобились все деревни и сельсоветы. - Кому? Твоему рыжему коменданту? - Рыжий уже "нах Москау" поехал, только Конрада здесь оставил в наследство... Теперь новый комендант - сельско-хозяйственный... Очень хороший дядька... Фамилия его Шварц, и ему нужен список всех деревень по сельсоветам, и никто ему такой список сделать не может. Собирайся!
+++
"Сельско-хозяйственный" немец и на самом деле оказался "хорошим дядькой": лет пятидесяти с лишним, высокого роста, совершенно седой, с некрасивым лицом и умными глазами; он встретил Лену очень приветливо и вместе с тем по-деловому, без всяких, обычных среди немцев, солдатских шуточек и произвел на нее наилучшее впечатление. Лена обладала исключительной памятью на имена и названия и в течение двух часов сумела составить полный список всех трехсот двадцати двух деревень Липнинского района с подразделением по сельсоветам. Все названия она написала латинскими буквами. Шварц просмотрел список, одобрительно кивнул головой и подал Лене карту крупного масштаба на немецком языке. Это был кусок Днепровской области, где были обозначены, с большими искажениями в названиях, многие, но далеко не все населенные пункты; "Липнья" помещалась в правом нижнем углу, а большая часть района - вообще за пределами карты. Принесли еще несколько подобных карт; Лена соединила вместе четыре штуки, обчертила границы Липнинского района, захватив четыре соединенные угла, разделила на сельсоветы и вписала еще целый ряд недостающих деревень. "Хороший дядька" остался очень доволен работой, а узнав, что Лена - агроном, долго расспрашивал ее о почве, посевах и хозяйстве в разных частях района. Самое деятельное участие в этом разговоре принимали Маруся и ее пузатый словарь. Эта беседа была прервана появлением двух женщин, пришедших к коменданту с жалобой на шеф-полицая Баранкова, который требовал у них спирт, а когда ему не дали, забрал у них вещи: пальто, одеяло и валенки, и в придачу избил хозяйку вещей. Шварц нахмурился. - Конрад! Вызвать бургомистра! Маруся подтолкнула Лену локтем. - Ну, бургомистру достанется! - шепнула она. - Рыжий никаких жалоб на бургомистра с шеф-полицаем не принимал, отсылал всех обратно к бургомистру, а этот дед, кажется, наведет суд и правду. Сальников явился, как всегда с низкими поклонами и с измятой шапкой в руках; нос его был краснее обыкновенного. Шварц сурово спросил, по какому праву шеф-полицай бьет людей и отбирает вещи. Сальников закланялся еще ниже. - Господин комендант!.. Она все врет!... Вы ее не слушайте!... Иван ее и не бил совсем, так - пихнул разок... Она, значит, немецкую власть ругала... - А вещи у нее почему отобрали? - Врет она, господин комендант!... Ничего у нее не отбирали... Но не успел Конрад перевести, как обе женщины накинулись на бургомистра. - Это я вру?... Сам ты врешь, старый пьянюга!... Совести у тебя нет!... Не отбирали?... А пальто?... Новое, зимнее... А одеялко кто взял?... Гад ты, а не человек!... Залил бельмы и над народом издевается!... Кондратий Иваныч, скажи ты коменданту, что нам от них житья нету!... Какие они начальники, что старик, что Иван... Подавай им спирту, да мяса, да того, да другого!... А как не дал чего, Баранок драться лезет!... из винтовки грозится застрелить!... Придет в хату, и давай забирать все, что на глаза попадет... валенки новые с ног стащил... Свои, русские, а хуже немца!... Баба вдруг испуганно замолчала, поняв, что сбрехнула лишнее. - Неужели Конрад такой дурак, что и это переведет? - шепотом воскликнула Маруся, напряженно следившая за разговором. Теперь ее лучшая подруга сидела с ней рядом, и ей было с кем делиться впечатлениями и соображениями. Конрад, сильно сокративший описание подвигов Баранкова, дословно перевел нелестное мнение бабы о немцах; но Шварц только улыбнулся. Вошел Баранков и начал оправдываться, но комендант даже не стал его слушать. - Даю начальнику полиции срок - двадцать минут! - проговорил он, глядя на часы. - Принесите сюда все вещи, которые были отобраны у этих женщин! Баранков скрылся. Не через двадцать, а через десять минут вещи появились. - Что же вы говорили, что ничего не отбирали? - обратился Шварц к Сальникову. Старик, пойманный с поличным, смущенно топтался на месте. - Да они беженки, пан комендант! - наконец придумал он оправдание. - Они от немца уходили, в Маркове были, хотели к красным уйти, к Сталину... - Вернуть всем, беженцам и не беженцам, все отобранные вещи. Бургомистр с готовностью закивал головой и стал уверять, что если господин комендант прикажет, он, Сальников, все выполнит, так как он всей душой предан немецкой власти... - Раус!... Это немецкое слово переводить не пришлось: оно было хорошо известно бургомистру. Когда его лысая голова и мешковатая спина скрылись за дверью, Шварц тяжело вздохнул, прошелся несколько раз по комнате и остановился перед длинным столом, за которым сидели русские сотрудницы. - Бюргермайстер ист айн гроссе эзель! - проговорил он и направился к двери. - Лена! Что такое "эзель"? Ты не знаешь? - послышался шепот Маруси, когда за старым комендантом тихо закрылась дверь. - Не знаю... По-моему, остров Эзель где-то есть... - При чем тут остров?!... Пришлось обратиться к словарю - Осел!... "Эзель" значит "осел"... С тех пор прозвище "гроссе эзель" прочно утвердилось за бургомистром Сальниковым. (продолжение следует...) |