Я сижу на окраине мира,
Теребя жестяное кольцо.
У меня холостая квартира
И довольное жизнью лицо,
У меня свои взгляды на пьянку,
Как на опыт веселой тоски.
Я беру запотевшую банку
Равнодушным движеньем руки.
Снимали в профиль и в анфас
Радетели родной сторонки,
И обеспечили для нас
Еще при жизни похоронки.
Сравнив, кто я и кто они,
Отвечу строчкой многоточий:
То ночи белые, как дни,
То дни бездоннее, чем ночи...
- На. Ешь, - Матвей протянул хлеб. Пес не двинулся.
- Ешь, ты же со вчерашнего утра не ел ничего, - Матвей положил хлеб на землю и отошел. Пес приблизился к куску, понюхал и вернулся назад.
"Эх! Мог бы ты говорить - ты бы на все вопросы мои ответил и увел бы в тот край, где друзья не стареют. Ты бы научил меня жить не теряя, не разменивая и отпускать уходящее с легкой душой. Если бы ты мог..."
- Да?
Пес повернулся и побежал по дороге, взбивая мелкие фонтанчики мягкой и теплой, как пух, дорожной пыли. Матвей смотрел и смотрел ему вслед. На границе между полем и тайгой пес остановился и обернулся. Это длилось секунду вечности. Потом он исчез.
Я выпиваю ещё стопку. Без десяти полночь. Через десять минут наступит Новый Год. Я нажимаю на кнопку пульта, и в меня упирается цепкий взгляд умных прозрачных глаз Президента. Я не слушаю его. Я хорошо знаю, что говорят в этих случаях Президенты, прежде звавшиеся Генеральными секретарями. Новый Год, так Новый Год! Открываю шампанское и наливаю в гранёный стакан. Дома, б…дь, так дома!
Я почему-то знал, когда был маленький, что буду все это писать, и, писать еще не умея, бормотал не дошедшие до сегодняшнего дня варианты.
Над городом кружился теплый снег. Вытянув вверх руку, чтобы достать до бабушкиной ладони, я твердо знал, что существую. Это знание было пронзительным. И я сочинял книгу о существовании.
Я был «писатель», потому что смотрел на все, что происходило вокруг меня и во мне самом, из более глубокого пространства.
Я проникал в какой-то теплый срез бытия - в то место, которое всегда было моим подлинным домом. Происходящее становилось книгой, и я, не умевший ни читать, ни писать, - и читал, и писал ее, в одном лице совмещая обе эти функции.
Модная писательница Ева Пунш пьет с сексуально-продвинутыми студентами "синопскую" водку, студенты радуются близкому знакомству с модной писательницей, пишут об этом в интернете, их лениво спрашивают - "Ну а теперь расскажите нам, как Ева ебется? Также хорошо, как она про это пишет?". Мальчики не спешат раскрывать страшную тайну - что им не удалось поебаться с модной писательницей, они интригуют, отвечают уклончиво.
ПРО МУСОРОВ. Гастрарбайтер-блюз (открытое письмо к соотечественникам)
Будь и впредь политкорректным. А потом как-нибудь теплой майской ночью, когда тебе особенно хорошо и легко от одного только осознания того, что перезимовал еще раз - тебя скрутят на улице мусора в штатском. Потом тебя будут бить в отделе. Потом ты будешь называть всех этих мусоров последними словами и в таких интонациях, что смогут завять любые уши. Потом они тебя будут бить опять, искренне не понимая, что же надо еще сделать, чтоб ты, наконец, понял, куда попал
# Седьмая Вода Составитель и попечитель раздела: Masha
ДОПРОС
-- Она покончила с собой, - говорю я убедительно.
-- Вы уверены? - спрашивает второй серебряным голосом.
-- Абсолютно.
-- Тогда где её тело? Мы хотели бы осмотреть его и зафиксировать факт самоубийства лично.
-- Не знаю, - я развожу руками, - ума не приложу.
-- Я буду быстро падать метров 20-30, пока не раскроется парашют. Затем последует плавный спуск. -- ещё раз крикнул Райхельт, продолжая стоять на краю и глядя вниз.
С одного из кинохроникёров ветром сорвало шляпу. Она шлепнула Райхельта по плечу и полетела, вращаясь, на головы зевак.
-- Я буду быстро падать метров 20-30... -- начал было сбитый с толку Райхельт, но простоволосый хроникёр перебил его:
-- Плёнка кончается.
-- Фран... суа... -- по слогам прошептал Жан-Батист, глядя вслед Райхельту. Он падал.
# Электронный развал Ведущая раздела - Ирина Чуднова.
ПОЗЫ
Хорошо. Но надо написать ответ и послать Камилле, как обычно, календарь на Рождество. В книжном магазине черный кассир, изнемогая без передышки, но все равно улыбаясь, сказал очередной покупательнице, кивнув на длинную очередь позади нее: "Это называется lunch time в "Alexander's books!"
Календарей было много. С такими картинками я уже ей посылал в прошлом году. Этот черно-белый, ретро. Зачем он ей, никогда не бывавшей в Сан-Франциско? Этот какой-то дурацкий ..
И тут я увидел настольный перекидной календарь, который назывался "Sex every day in every way". Календарь с изображением поз. Всего поз было 281, то есть 365-7*12. Новый вариант каждый день, но каждый месяц одну неделю можно отдыхать. Тонкие плавные линии с большим искусством изображали на листках парные фигурки без вульгарности и излишнего натурализма.
Мы сидим на высоте 4200. Двадцать лет назад здесь всегда лежал снег, а теперь - даже трава какая-то пробивается... Двадцать лет назад они разведывали маршрут Мачаме, выясняли, годится ли он для туристов... Тогда был только Марангу, "Кока-кола роат", халявная тропа, по которой туристов таскают уже чуть ли не сто лет. Да и сейчас большинство идут именно по ней... А Мачаме - это "виски роат", говорит Вильсон и смотрит на меня строго. Я понимаю, что надо гордиться, и делаю соответствующее лицо.
Он выходит из дома, покрытого крашеной жестью,
И рука его движется в крестном замедленном жесте.
И, ступая навстречу, роняя неспешное слово,
Он приветливо смотрит, как будто из мира иного,
По сравненью с которым все здешние радости – темень,
В перелатанной рясе смиренный раб Божий Артемий.