мне снилось нечто, непонятный сон:
напротив умирали комиссары,
брандмауэр измазан был в крови,
на мостовой вальсировали пары,
и безучастно что-то о любви
пел репродуктор. брошенный понтон
стучал о сваи мертвого причала.
и дивная мелодия звучала.
и голос безучастно вторил в тон.
Он грезил о мягкой перине и молоке перед сном, от которого легче забыться. Он бы стеснялся очков (да и так их терял постоянно, как память и голову; а то - глаза нагревались и свербели за окулярами), и потому смотрел теперь сонно и тупо в сплошное пятно, вызывая испуг и сочувствие.
Процедура правосудия (слово justice по-английски означает и "правосудие", и "справедливость") оставила у меня странное впечатление откровенного базара, сдобренного приличными манерами. Когда очередь дошла до меня, адвокат без обиняков заявил, что с меня причитается 3000 долларов залога, внеся которые, я тотчас пойду домой. Я ответил, что у меня нет таких денег. Адвокат посовещался с судьей и снизил ставку до 2000. Тоже нету, - ответил я. Опять краткое совещание - и ставка снижается до 1500. Это уже становилось забавным. Нету, говорю, 1500.
И дальше, и дальше. Замелькала Мама-Раша по бокам, по обочинам. Не такой пейзаж очумелый у Мамы-Раши, не такой, как в Москве, у дочери ее любимой и не любимой одновременно, которая тянет из пенсии маминой жалкой на цацки дорогие, себе в уши, к страданиям матушки глухие, на косметику, чтобы щеки свои блядские напудрить. "Здравствуй, Мама-Раша, прощай, Москва, ненадолго. Вернусь, куда денусь? С тобой мне век коротать, добиваться ласки твоей продажной, до доски гробовой".
Распердяев уже пропустил давечась важное дело - в уездном городке его дожидался подьячий поверенный, с которым они должны были справить у нотариуса купчую на Землю. Напрасное дожидание: граф и не собирался ехать. Слепому кучеру Ивану велено было распрягать из брички холеных в холке рысаков, что простояли попусту три часа во дворе.
Граф Распердяев мечтал.
- O lombo, o senhor. O lombo, a senhora.
Индеец смотрел поверх наших голов, устремив свой крупный, растущий прямо изо лба нос в некую невидимую точку. Хотя исходя из собственных наблюдений, я знал, что у случайно сохранившегося коренного населения с улыбками туговато, мне это показалось не совсем вежливым. Я вызывающе осклабился. В ответ индеец слегка приподнял уголки губ в некоем подобии дружеской улыбки. Этикет был полностью соблюдён, и мы получили новую пайку.
- O lombo, o senhor. O lombo, a senhora.
Индеец смотрел поверх наших голов, устремив свой крупный, растущий прямо изо лба нос в некую невидимую точку. Хотя исходя из собственных наблюдений, я знал, что у случайно сохранившегося коренного населения с улыбками туговато, мне это показалось не совсем вежливым. Я вызывающе осклабился. В ответ индеец слегка приподнял уголки губ в некоем подобии дружеской улыбки. Этикет был полностью соблюдён, и мы получили новую пайку.
Серёга пообещал замочить классрука при первой подходящей возможности, но при первой подходящей возможности он грохнулся сам. Гибель его была фарсова и нелепа, - как трагичный день рождения Костика, - а узнали мы обо всём, когда уже стало ясно: те семеро из двадцати, что уцелели к шестому семестру - люди безусловно достойные финишной прямой, усыпанной цветами.
Но эти охранники - они плохие, они бьют, все злее и злее, все больнее и больнее - почему? Лала - и ее били, долго били, потом утащили куда-то. Она пришла - и плачет, плачет. Но все равно там, на верху хуже - холодно и голодно. Может все станет лучше, когда нибудь - ведь не может быть всегда плохо, потому что есть же холод, а есть тепло, есть бесконечная тьма, а есть свет. Есть свет. И добро значит где-то есть.
СЫН. Это кто, мама?
МАТЬ. Балерина.
СЫН. Зачем?
МАТЬ. Не задавай глупых вопросов.
СЫН. Я одену штаны.
МАТЬ. Какие штаны? Возьми ее и идите на кухню. Ну, давай же, давай, времени совсем нет. Ну, что ты стоишь?
ласкать взахлеб смотреть во все глаза
по праву лицезренья осязанья
обвить опутать прорастая за
границы слуха зренья обрезанья
льнуть всей ладонью нет двумя и ртом
членораздельность отрицать сдвигая
сливая буквы смыслы сопрягая
пробелы будут но потом потом
Я тебя предупреждаю:
вот ларец, в котором беды,
в шалаше не будет рая,
но возьмешь любовь такую,
как вчера, когда, тоскуя,
всех друзей я взял и предал.
[читать]
- Александр Ефимов (c)
ИЗБРАННЫЕ ПЕРЕВОДЫ
Эзра Паунд
Харт Крейн
ТОМАС ЭРНЕСТ ХЬЮМ
УИЛЬЯМ КАРЛОС УИЛЬЯМС
Джеймс Джойс
Она остается с тобой прошлой осенью,
где платья всегда наизнанку, и лед, и крошево,
где нет и не может быть ничего хорошего, -
она остается: закладка в одной из книг,
тяжкий карболовый дух в магазине снизу,
подушка сминает сон, блицкриг переходит в крик,
а дворник бряцает лишь ключами от парадиза
Смотрит многоэтажка
сотнями окон в грязь.
Если не жизнь, то бражка,
кажется, удалась.
В правом углу - стаканы.
В хлебнице - пирожок.
С этого пира в Кану
не торопись, дружок.
панятна шо тада вапрос половых отношений был покрыт мраком неизвестности. увидев как питух топчит курецу я, каню панятна, решыла шо курицу абижают, я да сих пор инада так думаю, не пра куриц канеша, но када кавота ебут с пристрастием, то чесна непанятна дасихпор. а я ж гринпис на выезде, всех всида пытаюсь защещать. а куреца паходу была саседская. я пака ее спасала - ей кстате нахуй памоему было не надо никакое спасение - схлапатала от сына хазяев курей.