З.Е.К., Masha, Фима, Тибул, Константин Лебедев, Рудис
Комментарии к 105 номеру ВГ
Masha
Когда чего-то не понимаешь, тоже может приколом показаться. Честно признАюсь, я Ивана Калашникова не поняла в этом номере: зачем пистолет, почему стреляли. Поэтому, хотя мне всё равно кажется сильной вещью номера, оказалось за той самой гранью. Вот бы ЗЕК объяснил, он же сразу видит, кто, в кого и зачем превращается.
--------
З.Е.К.
Рассказ И. Калашникова «Рисование» я дочитал до конца, только благодаря Маше. Так бы бросил где-то вначале. Читать Калашникова – мучение. Совершенно непонятно к чему такая НЕНУЖНАЯ подробность эпизодов, которые не имеют в общем-то к рассказу никакого отношения. Но даже если их оставить, то все они могли бы уместиться в одной главке на полторы страницы.
Очень многие эпизоды удивляют несуразностью и фантастической корявостью. Девочка одна идет в детсад, обязательно падает в одну из многочисленных луж (в феврале), промокает. Других детей приводят родители, но перед этим тоже вываливают своих чад в лужах. Поэтому все батареи (с утра!) заняты мокрой одеждой. А вот современный офис (если я правильно понял: по изготовлению телевизионной рекламы), где равнозначным событием становятся и самоубийство сотрудника и установка единственного! обогревателя в кабинете секретарши. А Пролетарский район, основанный и населенный (простите) зеками, где все друг друга режут (а перерезать не могут) – это вообще за гранью нормального разумения. «Выбираясь в центр, жители Пролетарского района старались обходиться без наименования своего местожительства, уклончиво называя культурные объекты: ДК, кафе «Кристалл», СЮТ имени Гагарина». Ну не смешно ли? Нередко попадаются фразы, читать которые почему-то страшновато: «Между тем, в домике уже зажгли свет и ВОТ-ВОТ собирались ложиться спать». Я уж не беру такие выражения, как «индустриальная работа», «обогревательный предмет» и тому подобное. Или как старшая сестра в какой-то момент вдруг становится «младшей падчерицей-Золушкой».
А как вам пассаж с «драгоценным» компьютером, к которому Бродский повел играть Нюркиного племяша? Так определение для ПК мог дать только глубоко провинциальный человек. Провинциальный не по месту жительства. С одной стороны, бог с ним. Но в контексте описания офисса, битком набитого оргтехникой, это вызывает удивление. Кстати, совершенно непонятно, для какой цели весь рассказ по тексту бегает этот самый племяш?
Мне показалась совершенно надуманной идея рассказа – нарисовать/показать детский смех. Может, автор что-то и имел у себя в голове по этому поводу, но я не уловил и намека на этот самый детский смех. Осталось ощущение не только надуманности, но и плагиата. Не конкретного, а вообще. С миру по нитке. Будто автор где-то что-то читал или слышал и, собрав, соединил в своем «Рисовании». Нет?
Вот кратко о самом рассказе, больше не хочется.
--------
Masha
Насчёт Калашникова. Вернее, о том, как я его воспринимаю.
Та "ненужная подробность эпизодов" именно и заставляет меня читать не по диагонали. Я ж уже призналась, что не просекла здесь сюжет (поэтому и обратилась к Вам за разъяснениями ), но мне, в моём непонимании, кажется, что он и не важен (во всяком случае, я смогла без него обойтись), а важен как раз антураж и подробность эпизодов. Она у меня вполне сочетается с авторской задачей (как я её, опять же, вижу), и И.К. мне прочно видится певцом (антипевцом) "Пролетарского района" (может, и пистолет отсюда немотивированный, потому что мотив - в самом местожительстве), и форма описания, такая немножечко чуть-чуть сюр, только подчёркивает гнусную и неизбежную реалистичность реальности, потому что если бы эту реальность реалистИчно описывать, то нереалистичная страшилка бы и вышла, чернуха бы вышла, и хотелось бы отмахнуться от досадно-неприятно-надоедливо-откровенно-социального. А автор железно ушёл от чернушности, оставив-сохранив-показав с ненавистью чёрную правду жизни.
Йок. Идея этого рассказа никак не может быть в том, "чтобы нарисовать детский смех". Ишо раз: я не поняла идею, но уж скорее она в сочетабельности способности слышать детский смех (хотя бы слышать) с неизбежно стреляющим пистолетом.
Кстати, районы такие и в Израиле имеются. Один к одному. Заданность и обречённость.
--------
Тибул
Рассказ я прочитаю. При условии что в нем будут уничтожены тысячи деепричастий и причастий. В крайнем случае можно оставить десяток на весь рассказ.
А заодно - выражения типа "воображаемая действительность" и пр. и т.п. - в каждом предложении. А то у меня ощущение, что я трактат о природе детских комплексов читаю. Трактат - замученного жизнью и детьми педагога, который этих детей ненавидит, и в писании оттягивается, создавая идеальный образ ребенка - "то, чаво не может быть".
И вообще меня бесит, когда о детях пишут не непосредственно, а умничая, натужно. Потому как я сразу начинаю сомневаться: я дурак или я совсем идиот? Если нет, то почему автор считает что я дурак и идиот одновременно? Тоже самое ощущаешь, когда какой-нибудь бездетный взрослый подходит к тебе, двенадцатилетнему, и начинает: у-тю-тю! уси-пуси! Очень стыдно становится за этого взрослого, неловко.
Такая полуназидательная полуинфантильная проза (не конкретно этот рассказ, а вообще) напоминают статьи Быкова. Строятся они по очень простому принципу. Быков глубокомысленно заявляет: "Все бабы - бляди!" И находит этому мудрому изречению сотню примеров. Заодно приписывая сему перлу авторство. И попробуй поспорь! Чувствуется многолетний мыслительный процесс умудренного жизнью, многоопытного мужа.
В лучшем случае он констатирует: все поэты умны, а писатели - глупы. И опять-таки трудно не согласиться с писателем Быковым.
--------
З.Е.К.
Сюрреализм я люблю. Только я его у Калашникова не обнаружил. Покажите мне хоть одно сюрреалистическое место в «Рисовании». Голый реализм. Это и к Пролетарскому району относится, в котором мне приходилось тоже бывать.
Павел, вы когда последний раз были в садике С УТРА? А я вчера. Батареи чистые, потому что детские вещи я высушил уже дома - ночью. Бывают батареи заняты с утра, если сильный дождь или снегопад. Батареи занимают после дневной прогулки детей. Нет, если это такой сюрреализм, тогда мне нечего возразить. И так в принципе строится весь рассказ.
Про плагиат. Мы ничего не выдумываем, а делаем лишь выжимки из жизни. Но когда я читаю рассказ и создается ощущение/уверенность, что этот кусочек текста уже читал, вот такой читал и про это читал… один в один. Не важно у кого. У Калашникова нет своего стиля, своего взгляда, своего языка, чтобы по своему хотя бы рассказать о том, что знаю я. Читать "Рисование" НЕИНТЕРЕСНО.
Я не люблю в литературе НЕМОТИВИРОВАННОСТИ. Да, в жизни она иногда встречается (хоть я и сомневаюсь, просто не смогли найти причины), но автор не имеет права идти на поводу у ХИМЕРЫ. Какой он тогда на фиг автор. Ну хоть кто-то объясните мне, какую роль в рассказе играет Андрейка-племяш? Ведь он занимает там много места. Вообще непонятно, из чего возникла мысль "нарисовать детский смех". Просто появилась и все. А для чего, неясно. Кстати, вы обратили внимание, что в рассказе нет детского смеха, хоть дети есть. Если я не понимаю и не верю, с какого бодуна при обсуждении один герой выхватывает пистолет и стреляет в другого… по идеи они все должны давно перестрелять друг друга, но ведь это единственный случай. И повода для перестрелки нет, даже немотивированного.
Маша, идея в рассказе Ивана есть, я это чувствую. Но она для избранных, может быть, для двух-трех человек. Это не есть хорошо.
--------
Тибул
"Читать "Рисование" НЕИНТЕРЕСНО.
Я не люблю в литературе НЕМОТИВИРОВАННОСТИ. Да, в жизни она иногда встречается (хоть я и сомневаюсь, просто не смогли найти причины), но автор не имеет права идти на поводу у ХИМЕРЫ. Какой он тогда на фиг автор. Ну хоть кто-то объясните мне, какую роль в рассказе играет Андрейка-племяш? Ведь он занимает там много места. Вообще непонятно, из чего возникла мысль "нарисовать детский смех"."
Мне не хотелось бы обижать автора (все-таки бывает много хуже), но это действительно так.
Может быть, мы по-разному это понимаем, но это действительно так, к сожалению.
Жизненным впечатлениям не стоит отводить роль главного козыря. Козырей много, и главным будет все-таки абстрактный. Типа "авторская воля". Дабы не путали, оговорюсь - воля автора не есть литературный анархизм. Это... как пересечение всевозможных координат. Блок называл это "искренностью" автора. Рок-н-ролльщики называют "энергетикой". Один ли хрен, слова для определения нет, но в любом случае это отсутствие фальши. Здесь я этого отсутствия не заметил.
--------
Masha З.Е.К., Тибул
Вот как интересно, как одни и те же вещи, но в противоположном порядке. Как белый и чёрный слон.
СЮР не люблю, но у Калашникова обнаружила его в допустимой (для меня) дозе; да хоть тот же пистолет, и странная мысль о нарисовать; это так подано, что мне лично понадобилось сделать над собой усилие, чтобы спросить вслух про пистолет, потому что была иллюзия, что, кроме меня, все всё понимают (настолько естественно сделано).
Мне было ИНТЕРЕСНО читать, несмотря на непонятные места, в которых сама себе призналась не сразу.
НЕМОТИВИРОВАННОСТЬ в литературе для меня - конец чтению, но именно у Калашникова никаких проблем с мотивированностью, на мой взгляд, нет: он до неприличия даже социален, чего ж тут не разглядеть?
При всём при том, мне не хочется СПОРИТЬ, потому что всё, в общем, можно (нужно!) списать на восприятие, как всегда. Но одна вещь мне всё-таки кажется вопиющей несправедливостью: это когда слишком привязывают правдоподобность деталей к личному опыту, в то время как её тоже следует привязывать к восприятию; и после этого делают правдоподобность мерилом качества текста, а потом ещё спрашивают – и где же сюр.
Здесь сразу несколько несправедливостей.
Во-первых, личный опыт никогда не полон.
Во-вторых, личный опыт – не главное, а главное – насколько автору удалось передать ощущение правды, насколько удался гипноз (иначе как можно было бы воспринимать чуждореальные тексты, вообще).
В-третьих, ну и через неправдоподобное передаётся правда.
Кажется, кто бы стал спорить? Это общие места я сейчас сказала, да? Но рисуют же картину собственного опыта привода детей в садик (упуская из виду даже конкретную деталь текста: ТУ девочку, в отличие от большинства детей и от ВАШИХ детей, никто в садик НЕ провожал; так она же, наверное, была и мокрее прочих) и говорят: а ТАК – не бывает. Или требуют, чтобы ассоциации и эмоции персонажа подчинялись чьей-то житейской логике в данный момент (других детей приводят родители, так что, они тоже купают детей в лужах? Ну, бывает, и купают. И в любом случае, что же у маленькой девочки требовать отчёта, кто и как приходит?)
А мой личный опыт, как раз, больше похож на описанный, только не за сад, а за школу: я ездила сама, и первые три класса у меня всё именно так и было, только ни на какой батарее вещи не сохли, они сохли на мне, а больше всего я ненавидела дурацкие замшевые зимние тупоносые сапоги, которые в описанной слякоти промокали в тот самый момент, когда слякоть поднималась выше подмётки, причём я и тогда удивлялась, каким образом пусть не водонепроницаемая, то всё же некоторая механическая, жёсткая преграда ни вот настолечко не препятствует скорости проникновения воды. И ощущение безнадёжности и самоудивления от того, что пытаешься угадать – зачем? – в коричневом слякотном поле брод, ведь всё равно этим кончится, только времени больше потратишь; но нет – упорно стараешься играть в эту игру; у меня и ориентиры были, «до каких» удавалось остаться сухой, но всегда игра бывала проиграна ДО метро, а потом ещё метро и снова то же самое, и не на какой-нибудь Пролетарке, а во вполне благополучном центре Москвы.
Я не перечитывала сейчас текст, нарочно, после посмотрю: насколько получилось изложение но это – изложение того сАмого личного опыта, который у нас разный, и тем самым я играю в ту игру, которую не хочу принимать (а я знаю хорошего еврея, значит - бывают; а я – только плохих евреев, значит – не бывает). А играю потому, что текст Калашникова живо пробудил и прочая. Я ещё могу то же самое рассказать в израильском варианте, и тогда у большинства всё-таки не будет того опыта, и эксперимент будет чистым. Но он и так чистый, потому что обращение к опыту за опровержением – это и есть свидетельство того, что гипноз не подействовал, ну так так и надо говорить, а не ссылаться на то, что лично кто-то колготки сушит с вечера.
(Между прочим, вот так ОВЛ откритиковала фцуковскую «Дуру», точно именно так: сделала вид, что не заметила гипноза, и примерила на реальные практики; но она-то не всерьёз, а тут – всерьёз). Ну, у кого-то ещё, может, и трамвай счастливо доходит с высокого места прямо под садовскую дверь, или на машине подвозят, как и я, когда дождь – специально раньше выхожу и делаю дикий круг по одностороннему движению, только чтобы она не переходила дорогу по щиколотку в потоке, но добрая половина именно так и переходит. Ну при чём, при чём же личный опыт?
ЗЕК: "Осталось ощущение не только надуманности, но и плагиата. Не конкретного, а вообще. С миру по нитке. Будто автор где-то что-то читал или слышал и, собрав, соединил в своем «Рисовании». Нет?"
Тибул: «Если да - то это как раз-таки прекрасно. Все что мы можем сделать - с миру по нитке. На этом основаны все без исключения художественные произведения. Не стоит создавать иллюзий по поводу собственных возможностей. Мы - это то, что мы едим. Наши клетки - суть переработанне клетки других организмов. Это факт, и с этим не поспоришь.»
Конечно, и материал для сравнения, как и личный опыт, у каждого разный.
Мой отец всю жизнь не мог забыть своей бабушке. Когда он взял её в деревню, где мы проводили по три месяца каждым летом, и где основным источником белкА была рыба, которую он очень искусно ловил в реке (на удочку, донку и спиннинг), в том числе - стерлядей больших, по пояс, и уха из них, стерляжья, была у нас обычным делом. В первый раз с гордостью накормленная и пытаемая: ну, как? - бабушка сказала: ну конечно!.. это же ТАК вкусно, деликатес; но ты знаешь?.. треска лучше...
Он на каждом семейном сборище, всю жизнь, спрашивал её: ну что, бабушка? так треска лучше?
Я понимаю так: всё может быть. Пусть лучше. Но почему треска?!
А потому, что она ею питалась, в основном.
У каждого - своя треска.
Все мы вольно/невольно сравниваем читаемое с прочитанным, причём не всегда можем вспомнить именно то, на что нам похоже. ЗЕК: «Но когда я читаю рассказ и создается ощущение/уверенность, что этот кусочек текста уже читал, вот такой читал и про это читал… один в один. Не важно у кого.» А по-моему, фишка в том, что наличие ассоциаций не обязательно воспринимается как отрицательный критерий, не обязательно губит интерес. Узнавание, выделение ассоциации может быть и скукотворным, досадливым, и – радостным, причём это не связано с отношением к привязке ассоциации, а к чему-то другому, к чему?
Я ни в коем случае не согласна признать запрет на темы или решение тем, на интонации, на приёмы – на основе «непервичности». Но всё время думаю, ну почему иногда хочется сказать: ну точно, и у ЭнЭнЭн-а похожее есть, ну как же здОрово! Или, наоборот: очень уж знакомые ЭнЭнЭновские интонации, мне это скучно, сколько можно?
У меня есть кое-какие соображения на этот счёт, но я не рискну ими делиться – слишком условные и абсолютно спорные.
Но, в любом случае: ДОЛОЙ вульгарный жизненный опыт как основу проверки текста на прочность!
--------
З.Е.К.
Лично я прекращаю этот спор – бессмысленный и беспощадный. Оставшись при своих.
От личного опыта трудно отказаться, да и стоит ли.
Вывод такой – И. Калашников не мой писатель.
Любопытная штука получается.
Появляется отличный рассказ – похвалили и все.
Появляется плохой – поругали и все.
А иногда появляется ни плохой, ни хороший, но вокруг него происходят бурные споры. И хочется всех перестрелять из Калашникова. Или застрелиться из Макарова.
З.Е.К.
Квадратов создал свой поэтический мир, где чувствует себя полным хозяином. И ведет себя соответственно, по-хозяйски.
Мы ответим - их очередь падать.
Умер их господин.
Что ж, имеет полное право. Перед Квадратовым испытываешь некоторую робость, боясь поставить себя в неловкое положение за глупый вопрос. За слишком умный ответ. Не бойся, подбадриваешь себя мысленно, умные ответы не бывают слишком.
И защитить его уже не смогут
Четыре слоя толстой кожуры,
Толченые хрустальные шары
И письма Богу.
Эти письма, эти мысленные молитвы к Создателю примиряют меня с Квадратовым-поэтом, а его – с остальным миром. Сквозь все слои кожуры или кожи проступает живое мясо. Слаб Квадратов-человек, как и мы грешные. Ступая по хрусталю шаров, я вдруг начинаю испытывать к нему жалость. В своей поэтической крепости он еще беззащитней, чем я.
Ледяные шмели –
Дребезжащие лезвия боли
Представляю, как сужается ртутный шарик его зрачка на этом бритвенном холоде!
Замечательно, что составитель Ратьера пустил Квадратова сразу за К. Лебедевым. Вкус на уровне интуиции. У КЛ сплошной пластик. У Квадратова – природный материал.
Не смогли, не нашли
По горячим следам, не вспороли
Золотой апельсин.
У Квадратова единственный недостаток, с которым наверное, уже ничего не поделаешь. Главную ставку он сделал на ассоциации. К сожалению, 90-процентная масса читателей стихов не обладает ассоциативным мышлением. Им обладает 90-процентная масса людей творческих. Но Квадратову язык не повернется сказать: выйди из крепости и чернь к тебе потянется.
--------
Фима
Качигин best. Хотел я было сказать о высушенных тушках пост-мандельштамовских пчел-поцелуйчиков, пчел-секунд, гроздьями валяющихся на восьмидесятилетней почве поэтических трудов, да не буду. У Качигина тоже пост-мандельштамовские, и эта связь подчеркивается им в первой строфе: мед солнечной лужицы, жалкие комочки. Да и последняя строфа о том же утраченном времени, только вот пчелы мертвой АТС, скребущиеся в трубке, понуждают выскочить из него. И воробьи хороши. Слегка заносит в сад, где Максимилиан и знойная шоколадка танцуют танго под гроздьями манго, да и черт с ними, все равно хорошо.
--------
З.Е.К.
Д. Качигин – поэт с золотыми руками. Свой стих он собрал из подсобного материала: слов, образов, ассоциаций, даже обрывок очередного шлягера идет в дело:
А мы всего лишь жалкие комочки
Как воробьи сидим поодиночке
На разных телефонных проводах
(мы садимся на разные ветки…)
Собрал он свой стих с умом, а возможно и с пользой. Нет, я мог бы начать выебываться, мол телефонные провода практически всегда проводят «подземкой», мол последний раз я видел «воздушку» в какой-то вологодской глухомани, мол телефонный провод в отличие от электрического всегда идет в одиночку и т.д. Можете спорить со мной до хрипоты, но есть поэты, чьи образы, какими бы нереальными и противоречивыми не были, разъедают вашу въедливость не хуже серной кислоты. Качигин из этих самых.
Жужжанье пчел над лужицей медовой
Тревожит печень песнею бредовой
О тщетных но настойчивых трудах
Может быть и слышится в этом мандельштамовское эхо, но Осипа здесь не больше, чем чайной ложки дегтя на 200-литровую бочку меда. А вот кто здесь явный фаворит, так это Тарковский. Сын, естественно, со своим знаменитым «Сталкером». Но как виртуозно Денис попадает в «зону» – через два других кино-шлягера:
Но от захода до восхода солнца
Не говори о счастье с незнакомцем
И о несчастье с ним не говори
Герои «Сталкера» ведь тоже шли за счастьем, каждый за своим. Но и здесь и там результат один. Последняя строфа вообще чистая тарковщина. Говорят, что режиссер мог и час, и два сидеть перед сконструированным пейзажем, придумывая к нему последний штрих. Потом встать, положить в траву птичье перо и начать снимать свою знаменитую 2-х или 3-хминутную «протяжку». Качигин почти один в один повторяет прием мастера:
На этом полотне довольно вмятин
Но перевод символики невнятен
Я не вижу здесь ничего позорного: вся наша жизнь – это один библейский прием и божественная ассоциация. И Денис достойно перевел видеоряд в слова:
И крик не возвращается, и в трубке
Скребутся пчелы мертвой АТС
Нет, я мог бы залупнуться, мол пчелы не скребутся, это ж не жуки. Но помните телефонный звонок в тарковской «зоне», раздавшийся подобно взрыву бомбы? У Качигина все тоже самое – загробные звуки пугают нас сильней. Мертвый звук шепота или шелеста усиливается в десятки раз. Верней, наш слух обостряется настолько, что начинает слышать тишину, в которой, наверное, и прячется потустороннее. И напрасно в ужасе отбрасывать телефонную трубку: тот, кто хоть однажды услышал ИНОЕ, тот уже заразился вирусом Леты, стал жалким комочком, воробышком, для которого любой провод – это телефонная линия между жизнью и смертью.
--------
З.Е.К.
1
Стихи Ефимова полюбились сразу и боюсь, что надолго. Может быть, навсегда.
Есть такое удивительное чувство, когда слушаешь человека и уже неважно, что он говорит. Важно, что он просто говорит:
Я забыл тебя, из себя лепя,
я избыл тебя, зло твою любя
во все буквы плоть, ах, нагую, зло
я пыхтел впотьмах, две губы вело…
Наверное, это влюбленность, ну и пусть. Зачарованный или завороженный погружаешься в плоть очередного текста, как в женскую плоть. Боже, что с нами сделал век, перемешав генетику чисел и тел! Чьи губы сводит судорогой страсти? Чей солоноватый привкус на губах: часов вечности или части ее плоти?
тот же вкус, горька, та же горка, бля,
этой двойки сгиб, эти три нуля,
этот век, он кончил причет, с конца
ободок снял мокрый, сошел с лица
Виртуальный секс с веком так же сладок, как с реальной женщиной. Матрица в чистом виде. Может быть, Фима сделал открытие, как поиметь очередную ВЕКовуху? Может быть, это единственный способ овладеть временем, а не лечь под него? Может быть, это один из способов стать причастным. Нет, не смене веков, а собственным семенем.
ну, раздвинь, раздвинь, искази свой лик,
дай принять мне на руки этот крик
Стать причастным настолько, что уже не различить и самому: то ли Бог благословил эти роды на грешной земле, то ли век рождается в тебе самом. Я же говорю: сплошная матрица.
2
Есть тексты, которые нужно читать, не оглядываясь. И не потому, что начало может превратиться в соляной столп. Читатель не Орфей, а Ефимов не Евредика. А потому что возвращаться - плохая примета. Можно дважды и трижды вступить в одну и туже реку. И не дай Бог она окажется Стиксом.
Этот стих Фимы – для новорожденного. Новорожденного читателя. Текст надо пройти до конца. Но не как испытание, а как посвящение. Каждому – свое.
«как ладонь саднит поцелуй окурка» - это единственное, что заставляет остановиться. Это сравнимо с отчаянной детской болью. Но зрение уже выхватывает другое, соблазнительно подростковое: «мне под кожу впрыснет «прощай». И это горькое обещание заставляет двигаться вперед. До самого конца.
Кто следующий?
--------
З.Е.К.
Иногда простота все же лучше изощренности, а изощренность хуже воровства. Об этом думаешь, читая К. Лебедева. Он это сам сконцентрировал в первых же двух строчках:
Для души моей наяву синице
Не бывать родней журавля в бреду.
Из такого симбиоза ничего путного обычно не получается. Кроме корявости.
Дальше КЛ это четко разделяет, впадая как в ересь то в неслыханную простоту, то в проституционную изощренность.
Как дождем размытая горстка соли,
Как зерно, лишенное колоска,
Я свалюсь в кровать ледяного поля
Захотев уснуть – да земля узка.
А над «холодным стражем» можно издеваться, ну если не до бесконечности, то до 18 века точно. Страж стражу – рознь. Надо же, столько десятилетий минуло, а КЛ все помнит это слово и даже пользуется им. На генетическом уровне, наверное. Или на гендерном.
Лишь под утро, небо, твои холопья
Подадут мне сонного толокна
Покидая явь, упаду на копья
Из утробы снящегося окна.
Здесь как нельзя лучше подходит классика, типа: они когда хотят что-то умное сказать, всегда непонятно выражаются. У КЛ, впрочем, все понятно, но никак не избавишься от недоумения: зачем так? А затем, что чувства здесь никакого нет, одна форма. На уроках труда мы все делали указки. Хуже ли, лучше ли, но стандарт. Чем же удивить учителя? Может, алмазы к ней приклеить? Может, сусальным золотом покрыть? Школьную указку? Да. Сделанную руками 5-классника? Да. Которую потом в мусорку выкинут? Да. Да! ДА!
ГЕНОстраты от литературы готовы тратить алмазы и сусалы, ради минутного внимания: от верстака до мусорки.
--------
Константин Лебедев
Попытаюсь ответить по поводу Ваших содержательных аргументов.
К сожалению, в данном случае никак не могу принять обвинения в искусственности. Да, я иногда страдаю искусственностью, пластиковостью, но здесь - абсолютно не тот случай. Каждый образ здесь является глубоко мотивированным, извиняюсь за банальность, выстраданным. в том числе и там, где речь шла про сон (мне лично неоднократно снилось, что я падаю из окна на толпу людей с копьями, и по субъективному ощущению это происходило сразу после засыпания).
страж - опять-таки именно тот образ, который мне был нужен. если используется архаизм, обычно речь идет о подчеркивании вневременных аспектов. что здесь и делается. это именно страж, потому что он был и будет всегда.
"чувства здесь никакого нет, одна форма..." ну, если Вы не увидели чувства никакого, не значит, что его здесь нет. возможно, аналогичного чувства нет в Вас, и не стоит по этой причине ругать автора.
Кроме того... не обязательно, если Вы сталкиваетесь в стихах с выраженной пафосностью, как в данном случае, эта пафосность фальшива. отвечаю за natur produkt.
Ксения Букша: «ТРИДЦАТЬ ЛЕТ И ТРИ ГОДА»
Masha
А можно противоречивый отзыв о Букше? раз уж они бывают
Это - первое, что я читаю. Была очарована - до кофе (включительно). Прозрачно, чётко, изящно, воздушно, непринуждённо, легко, остроумно, грустно, стремительно и пр. пр. Но после кофе наступило некоторое чувство разочарования, стало скучновато, как будто автор уже всё, что было, вЫлетал, а лететь ещё долго осталось.
Вот процитирую кстати ЗЕКа: «Но когда я читаю рассказ и создается ощущение/уверенность, что этот кусочек текста уже читал, вот такой читал и про это читал… один в один. Не важно у кого.»
Именно это произошло у меня с «33 и 3». И не могу чётко определить источник. Что-то аксёновское чудится, это же хорошо? до тех пор, пока не соскучишься. Для меня этот стиль письма, который и очаровал сначала, дошёл, к трети текста, до грани прикола, до излёта, до метода. Мне становится скучно, когда приём и стиль превращаются в метод, а новое заканчивается, и доедаешь большой торт, всё доедаешь и доедаешь идоедаешьидоедаешь.
Может, это сам на себя стал похож текст? Забуксовал в одном и том же. Как будто за некоторый начальный промежуток продемонстрированы все свойства, и дальше – только досматриваешь уже знакомое, только убеждаешься, что не ошибся, но ничего уже не удивляет дополнительно, потому что сюжета-то там сложного не очень-то есть, тоже: раз – и понятно. При том, что сама история Д’Оффья показалась мне слишком искусственной. В отличие от истории Марнавина.
Но с того момента, как возникла одержимость крамольной научной идеей, забилось в голове, с бабушкиной интонацией: "А "Самшитовый лес" (Анчаров) лучше!" и сама сопротивлялась этой ассоциации, пока не дошла до диспута / доклада, когда сопротивляться дальше не смогла.
Но ясно, что К.Букша - это серьёзно, и надо (и хочется) познакомиться с её другими вещами.
З.Е.К.
Пашка* Сухобрус – типа писатель. Типа которые хочют, но не могут. Потому что не умеют.
Рассказ типа сорокинского, раннего. Где два охотника, подвесив магнитофон с песней Высоцкого на дерево, поджидают добычу. И когда человек к магнитофону подкрадывается, они его убивают.
Но Сухобрусу до Сорокина, как мне от ВолоГды до ВеГона.
Главная мысля – народное чаяние в образе мужика с «калашом». Вокруг же только и говорят: я бы этих жидов, армяшек, чурок, чеченов, хохлов… перестрелял. За унижение и гибель русского народа. Или так: хоть бы кто пришел и перестрелял всех этих пидарасов – дышать бы легче стало. Вот Пашка Сухобрус и привел энтого мужика.
Можно сказать, что национальная русская идея началась воплощаться, по крайней мере – виртуально, на ВеГоне рассказом «Пирожковая». Вечная память…
Идти по тексту «Пирожковой» – только материться и плакать. Плакать и материться. Чем больше Пашка хочет выпендриться, тем фразы его становятся пирожковее и пирожковее. Начнем со смешением времен года: действие происходит одновременно летом и зимой. Для дураков. На самом деле, все началось летом и продолжается зимой. Такой эквилибристический прием. У кого Пашка его спер, знаю, но не скажу. Чистосердечное признание, как говорится… Сюда же можно приплести еще одно смешение – цен и чисел. Буш, Моника, Сербия и томатный сок… за 10 копеек. Ладно, не берите в голову, берите за щечку.
Фразы из «Пирожковой» - это гамбургеры, не хуже. Хочется цитировать и цитировать.
«На берегу реки стояли парк, собор, колокольня…». Смирюсь, что парк стоял НА БЕРЕГУ. Но что он СТОЯЛ! Ни разу не видел стоящую отдельно колокольню. Короче, на берегу стояли трое – он, она и у него.
«розовело пятно Дома культуры, схожего силуэтом и белыми колоннами с побуревшей фотографией…». ДК схож с побуревшей фоткой?
«Коляска была заполнена мокрым бельём, КОТОРОЕ женщины ШЛИ полоскать в реке», «Ирка положила ладонь на живот, нащупав ВНУТРИ крохотную ступню», «Кондрат пялился ЧЕРЕЗ ОКНО на реку», «не отрывая рук от живота с расстёгнутой на нём пуговицей» - восторг души для филолога.
А больше всего меня умилили «невидимые миру шрамы» главного героя. На Животе и Жопе. Странные однако шрамы. Кесарево сечение и простота? Не уверен.
Но есть, есть в «Пирожковой» живой кусочек текста, почти проходной эпизод, связанный с Катькой и Рубцовым. Мог бы получиться неплохой рассказ. Даже у Пашки Сухобруса.
--
* на правах земляка.
--------
Masha
З.Е.К. написал: Вот Пашка Сухобрус и привел энтого мужика.
Я, наверное, не так поняла, да? Почему привёл? Разве привёл? Я думала, он - показал. Ну, может, припугнул.
Фима
Прочитал Гаврилюка и Зорина.
О Зорине хочется сказать лишь одно: на этих страницах, с декабря, сильней прозы я не читал. Это не только о последнем рассказе.
Гаврилюк, интересен. Хотя бы черви. Чушь, что они превратятся в бабочек, но убедительно. Мечты-мечты... По тексту много сходов с ума, плохо, бросается в глаза. Понравились следы, обрывающиеся на краю крыши, и свет в собственной квартире, точнее, понравились тем, что автор - без объяснений. Про квартиру - даже жутковато, в хорошем смысле. Про нумерацию и толковый словарь - здорово, из-под затемненного полога "что-то происходит" выныриваешь на свет цифр и словарей, хороший контраст. "Ни хрена вы не представили" или чуть дальше по тексту - закономерная концовка повествования. Закономерная, в смысле, что Гаврилюк дотягивает ноту. Дальше идет треп, необязательность, и этот Саша С, и пиздец, и Карлосон. Господа, я понимаю, вам скучно, начитались, наелись, вот бы выебнуться. Ниже по ленте сказано, перефраз: слегка охлажденный цинизм достал. Скоро так и рассказчики переведутся, сплошные прикольщики будут. Отвлекся. Еще раз: Гаврилюк интересен.
Тельников на этот раз разочаровал. И надо было столько говорить, чтобы в сотый раз (в том числе, в собственной статье) сказать о голосе Высоцкого. Ну, да, голос, общеизвестно, что дальше? Сказать, что он как поэт - дрянь. И что мне из этой статьи выуживать?
--------
Masha
Фима,
Гаврилюк и раньше был в ВГ, если интересен - стоит поискать в прошлых номерах, у него есть менее ... или более.
Насчёт того, что скоро переведутся рассказчики и останутся сплошные прикольщики - это и мне очень близкое ощущение, очень много с умением написанных вещей не могу прочитывать до конца из-за этого. Но грань прикола разные видят по-разному. Для меня Гаврилюк здесь - ещё на моей стороне, хотя и близко к грани.
Ксения Агалли: «РАЗВОД И ДЕВИЧЬЯ ФАМИЛИЯ»
Masha
Поскольку это второй текст К.Агалли, который я читаю, то хочу попробовать чуть-чуть обобщить. Вероятно, основной упор Ксении – «на натуру»: найти что-то достойное увековеченья и увековечить, создавая такой набор «былей» - в кавычках, потому что их возможная выдуманность никак не влияет на их былистость и зарисовочность. Мне в «Разводе» почудилась некоторая стилевая перекличка (попытка) с Викторией Токаревой, но умения показать каждую из былей как нечто достойное увековечивания я не смогла увидеть. Ощущение «чужого разговора», рассказа одной тётки в трамвае, но только ещё более запутанно. Автор строит рассказ, как бы подразумевая, что речь идёт о заведомо интересных слушателю лицах, и что внимание слушателя как бы завоёвано ещё до начала рассказа, это такой гипноз, он может сработать, но на меня на этот раз не подействовал. Почему? Наверное, ничем не был подкреплён – ни событийно, ни описательно. В «Маме Рэйзл» сама натура была более красочна, так и на бумаге это отразилось, конечно же. А здесь я даже догадаться не смогла, чем эта история и эти персонажи особенно дороги (или больны) автору, какую ценность всё описанное для него представляет, кроме того, что дают возможность себя бытописать.
А если и этот руспис обвёл меня вокруг пальца – то и хорошо Пусть мягко обводят, мягкие русписы.
рудис
Насчет Кибербонда, он, на мой взгляд, полифоничен, великолепный рисовальщик, способен к глубоким обобщениям и виртуозно владеет словом. Кроме того он добр в письме и прочее и прочее. Такое сочетание редко встретишь.
--------
Фима
Рудис, вы так тепло и лаконично о нем, что я прислушаюсь. И все-таки «о чем» мне не безразлично. Может быть, структурно неправильно, что в главе столько места уделено сцене разврата? Я не знаю.
|
Ссылки: |