Ты спала, и мир умирал во тьме.
Становилась пресною соль. Тревога
Начинала мышью скрести в уме.
Плесневели карты чужих земель
Под твоей подушкой. Ногами бога
Холод сны предутренние месил...
Вышел в свет третий номер журнала "СЕТЕВАЯ ПОЭЗИЯ"
Нам исполнилось девять месяцев. За этот срок концепция издания окончательно оформилась. В трех номерах напечатаны произведения девяноста поэтов. Для большинства из них публикация в “Сетевой Поэзии” стала первой журнальной, а для многих – и первой бумажной публикацией. В среде “толстых” литературных журналов принято гордиться авторами, которых они “открыли”...
[читать]
- Андрей Новиков, гл. редактор журнала (с)
Подруг Саня зазывала в гости по полдня, воркуя и пришептывая, а когда они соглашались, делала суровое лицо и говорила – вот, опять! сейчас заявятся и весь день пропал, а у меня на кухне конь не валялся. Была у няни еще рыжая Эва, но та появлялась редко, Саня звала ее надменной полячкой и только для нее открывала варенье из грецких орехов, тягучее и прекрасное, дедушка всегда выходил к Эве, ужас, до чего полька! вылитая пани Собаньска, говорил он ей, и Эва смеялась - мне кажется, она за этим и приходила...
Пред очами ночи склонился ветер
И отдал тишине свою скрипку. Город
Стих. Лишь молились часы на башне
Дремлющему на печке глухому Богу.
Были бледны дети. Плакали долго,
В мамину черную шаль уткнувшись лицом.
А когда заснули - картина над изголовьем
Поняла, что приснится им страшный сон.
[читать]
- Лея Гольдберг (c). Перевод Станислава Могилевского (с)
СТИХОТВОРЕНИЯ
Что толку глядеть во тьме на мой кочегарский лик,
Моргая, как Божий глаз над каплею инфузорий?
Больной, с боку на бок, сон, к которому я привык,
Оставит тебя вовне, за памятью всех мозолей.
Но в памяти – насовсем – секунды твоей стряпни
Да знания твоего, куда и зачем мы едем.
...По городу пилят лес и весело красят пни,
Чтоб детям по ним скакать и есть пирожки медведям.
Я лежу за великой китайской стеной,
Под водою в реке, возле желтой подлодки.
Проплывают в Непал корабли надо мной,
Капитанские сны, золотые красотки.
Я давно уже суть, я буддийский монах,
Я Маккартни, я Стар, я застреленный Леннон,
Я у желтой подлодки, я в желтых штанах,
Я на дне у реки, мне Ян-Цзы по колено.
# Рубрика ПЕРИПЛЫ. Олег Горшков представляет авторов проекта POEZIA.RU
# ПЕРИПЛЫ: «ЛИРОLEGO»
ПОСЛЕВКУСИЕ ОСЕНИ
Из немногих цитат сохранилось лишь "не…", на
подушке
Растворятся след от укуса и волосы спящей…
А в каком из сосудов душа - поищи свою душу,
В малахитовом ящичке нож - он почти настоящий,
В пустом как "бомммм" едином поле, где первородный тёк песок,
так одинок и своеволен, играл с лопаткой юный Бог.
И, не раздумывая долго, нужны ль кому его дары,
простыми формочками ловко лепил чудесные миры.
Стихий кристалльно-хладных стопки рядами сохли на доске.
А отпечаток нежной попки для нас остался на песке.
И вот вопрос (разряда вечных): не потому ль наш тёплый мир,
отнюдь, увы, не безупречный, --- чертовски мил?
Это был странный период, когда у власти, действительно, находились демократы, а демократии в стране не было и в помине. Страна купалась в прелестях переходного периода, причем переход осуществлялся от известной, определенной точки, но к довольно расплывчатому будущему. Государственный строй де-факто в тот период - это анархия. Время споров, надежд, безумия и бандитизма. Было весело и страшно.
Существование больше не кажется тварным,
Свежесть - как-будто настали мои холода,
Мама, сегодня я стану волнисто-янтарным,
Риффом гитарным над ломкою корочкой льда.
Завтра. Мои земляки. Из открывшейся раны рассвета
Лягут в землицу. Землица тонка и темна...
И фонари, как всегда, всем ответят на это
Светом холодным со дна всевозможного дна.
А вот и контекст… Четыре припудренных качка, слегка натершись салом или чем-то типа того, старательно имитируют рабочих. Белые футболки декоративно и деликатно вымазаны черной гуашью или театральной сажей. Глаза светятся амфетаминовым блеском душевной импотенции. Попеременно в экране мелькают крупным планом аккуратно подправленные той же «грязью» сытые лица вышеозначенного квартета
Жизнь возникает по каплям, по пустякам,
по умолчанию, по назначению свыше.
Я узнаю себя по своим стихам.
Это и есть мой абсолютный vision.
Как не старайся, а ничего вокруг –
даже не пробуй долу потупить зенки –
будешь обманут, мой драгоценный друг,
и заточён навечно в сыром застенке
Наливняк быстро выпрямился и усердно начал скрипеть стаканом. Компании представилась госпожа Наливняк, скачущая по не менее массивным деревянным столам. Табуретка инстиктивно убрал кружку со стола, и чтобы скрыть смущение, выпил ее залпом.
- Врет, поди, свояк. - крякнул Табуретка - Не может настроение так долго держаться.
- Врет, не врет - хмыкнул мелахолично Наливняк - пойди докажи.
- Вот если можно было бы настроение на кого-нибуть нацепить - мечтательно произнес Ключ
# Седьмая Вода Составитель и попечитель раздела: Masha
КОНЕЦ ХОЛОКОСТА
- Ты веришь в Бога? - спрашивает он
- Ну... наверное.
- Как наверное? - смеется он. - Так не бывает. Все верят в Бога.
- Я верю в Мишеля Фуко, - говорю я саркастически.
- Это Ваш святой?
- До некоторой степени.
...Ты напишешь историю про территорию
От Парижа почти и почти же до Индии,
Где прописаны аборигены, которые
Целый век ни Европы, ни мира не видели,
И поэтому судят о цивилизации
По ее отражению в зеркале варварства,
Ощущая себя безбилетными зайцами
В том краю, где окончил ты Кэмбридж свой, Xарвард свой;
У вас две коровы. У вашего соседа нет ни одной. У вас чувство вины - вы
работаете еще старательнее. Вы выбираете таких людей в правительство, которые
облагают ваших коров налогами. Это вынуждает вас продать одну из коров для
оплаты налогов. Люди, которых вы выбрали, берут ваши денежки и покупают вашему
соседу на них корову. Вы чувствуете, что поступаете правильно.
Я вдруг ощутил еще более холодное прикосновение металла и тупой толчок иглы, входящей в вену.
Вот теперь уже начинается, - с отчаянием понял я. – Мама…Роди меня
обратно….
И в тот же момент суета и разговоры утихли разом, словно кто-то
повернул выключатель.
Доктор в железных очках неотрывно смотрел мне в лицо, словно хотел
загипнотизировать.
И вдруг озноб прошел...
Какая-то женщина в доме напротив моет окно.
Однажды в детстве он подошел к краю обрыва и посмотрел вниз с огромной высоты.
Однажды в детстве его сильно побил отец за одно плохое дело.
Однажды в детстве он почувствовал абсолютное беспричинное счастье, и это больше не повторялось.
Что же им сказать. Что сказать. Нечего сказать. Ладно. Надо идти
К полудню мы возвращались с пляжа, и бабушка поздоровалась на улице с нашей хозяйкой, которая деловито спешила куда-то в красивом бело-голубом платье. Улыбнувшись, она закивала нам. И мы вошли за нею во дворик рядом, и там во тьме низких густых акаций стояла небольшая толпа летне одетых людей, совершенно как будто праздных, остановившихся. И посредине их полукруга краснело косыми бортиками нечто длинное, почти изящное. Ветерок трепал белый и кружевной, похожий на туман, на дымку, покров на ЭТОМ. Покров как бы всем говорил ля-ля. И я понял, что это смерть, но я также понял, что смерти там и не было никакой, что лежавшее под покровом смотрит на нас, присутствует рядом, что оно понимающе и прозрачно
Девушки лежат передо мной, как клавиши пианино.
Но пока не придёшь ты, я играть не стану.
Ты войдёшь в эту комнату, сапогами
Громко ступая по полоскам паркета
- Если бы силу земного притяжения, - сказала мне жена, - вдруг стали бы измерять в оптимизмах - ну, один оптимизм, три, пять с половиной оптимизма - то ты мгновенно взвился бы под облака, как воздушный шарик.
Как раз в это время я писал юмористический рассказ. Я дошёл до слов: "она обхватила его шёю своими губами".
В каждом печальном эротическом сне к Раисе приходил какой-нибудь ужасно знаменитый киноактер - Том Круз, например, или Джеймс Бонд, или еще иногда Виталик из первого подъезда, приходил и печально признавался в любви. Выглядело это так: Том (или Джеймс, или Виталик) становился на одно колено (или сразу бухался на два, но этого Раиса про себя не одобряла: она была женщина сдержанная), протягивал перед собой свои белые красивые руки, все в бриллиантовых перстнях для мужчин, и печально говорил:
- Раиса!
После этого была обычно пауза, в течение которой Раиса тихо балдела...
Пока я шел по лыжне, подобный задумчивому трамваю, "конькисты" проносились мимо, прекрасные, как мотыльки, спешащие на случку. Я бросился было за ними, стараясь копировать технику, но на втором примерно шаге зацепился лыжей за дерево, после чего некоторое время летел головой вперед, восторженно руля палками и используя лыжи в качестве хвостового оперения.