Он молчит, потом неуверенно предлагает:
- Ну, жить будешь дольше...
- А зачем мне дольше?
Он молчит, потом признается:
- Умирать страшно...
- Больно, что ли?..
- Нет, просто страшно... и неприятно - жалеть будут, головами качать...
А у авторов «Вечернего Гондольера» не так. У них вместо глаз увеличительные стекла, в ушах локаторы, нюх, как у собаки. Улица для их сплошное переживание. Сколько тут блеску, красок, звону, какие поразительные люди и все разные! У одного на лице написано преступление, другой совершеннейший Скупой рыцарь, третья - стыдливая распутница, а вон на балконе пятого этажа кто-то в красном платочке сверкает белозубой улыбкой. Мгновение - и они уже там, чтобы посмотреть на самих себя с высоты и убедиться, как они неподражаемы в своих ниспадающих штанах и сигаретой за ухом.
Мужа наконец-то удалось отправить к зубному. Дети гуляли. Если убегать из дому, то только сейчас. Душу охватил восторг независимо от того, решится ли на самом деле. "Сейчас или никогда" - само по себе непоправимое восхищение. Могло показаться, что она много раз уже убегала из дома и возвращалась. Вот жуткое чувство, что все держится на тебе, и рухнет как только ты перестанешь это держать. Но она уже давно не она. И бежать некуда. И все другие мужчины кажутся ловушкой. Ни родителей, ни подруг, ни любовника - никого.
размажешь сознанье и вот он
ощутимо отсутствующий голос будды
улыбаешься совершенно животно
только лишь кажешь зубы
если выдумывать то выдумщик твой
отчётливей но не ближе
ты забываешь шэратон и савой
десятки начатых книжек
Она сидела в дальнем углу спортзала. Она просидела там более часа, прямо на полу. Уроков физкультуры больше не было. Погасив полыхающие циновки, ни пожарные, ни педагоги не осмелились трогать ученицу восьмого класса, смирно сидящую в углу, в ожидании своего старшего брата. Совершенно сухими, но полными боли и вины глазами, Маша смотрела в одну точку...
Первые уроки русского мне преподавал чахоточный парень. Он постоянно находился в бараке – его дни были сочтены. Но юноша не унывал: играл на гармошке, пел частушки. Меня он охотно обучил одной. Я, карелка, не понимала смысла слов, но сразу подкупила мелодичность незнакомого языка:
На х..й, на х..й, мне жениться,
на х..й, на х..й, мне жена:
куплю новую тальяночку,
бутылочку вина.
Кладете голову сюда, так, чтобы ушная раковина приходилась точно по центру изображенной окружности, бросаете монету и нажимаете кнопку. Кстати, я пока не определился со стоимостью услуги, поэтому должен быть предусмотрен еще и приемник для купюр. Притом поскольку, я надеюсь, моя Машина будет экспортироваться в зарубежные страны, к оплате должны приниматься различные кредитные карты. Но все это – дело будущего, я вам скажу… Или вообще – продать бы идею японцам, они сами обо всем позаботятся. Не то, что наши.
— Вы не патриот, — усмехнулся приезжий. – А что будет, если кнопку нажать?
— Страшный электрический разряд проникает прямо в мозг, — пояснил Ганечкин.
Я сел рядом, обнял ее за плечи. Она долго и тихо плакала, из носа бежала кровь. Она повторяла одни и те же бессмысленные фразы о том, как хочет этого ребенка, о том, что у них еще нет кроватки и этих памперсов, о том, что он не приходит вовремя домой, и о том, что она не видит с ним будущего. В каком-то фильме я видел, как мужчина в похожей ситуации достал белоснежный платок, а потом, когда она вернула, сказал, чтобы оставила его себе. У меня не было платка...
Черт знает, почему, но читать этот отвратительный роман — порой сущее удовольствие. Ну, конечно, во-первых, потому, что он наполнен поэтичными образами. Природа, фольклорные верования, пробуждающаяся чувственность… Во-вторых, есть в складке этого романа нечто такое, что позволяет читателю, погружаясь, не захлебнуться в… Некая раскрашенность образов, которая делает книгу страшной, но… и не страшной. Или так: жутковатой, но не пугающей...
# Другая литература Составитель и попечитель раздела : Сергей Серегин proust@mail333.com
25-Й КАДР
1-й кадр. Вот тогда началась игра.
Кризис жанра - опять не достать чернил.
И Фонтанка с Мойкой случайно впадали в Нил.
Роддом. Пете: пардон - Ленинград. Февраль.
Мама сказала - со мной ей пришлось легко:
За эту легкость, как видно, плачу сейчас.
Помню, уже тогда было очень больно кричать.
Почти три десятка лет. Десять из них - в "молоко".
Возможно, писателям и поэтам попросту надоело изобретать, и они принялись
заимствовать, порождая вавилонское столпотворение жанров и головную боль
литературоведов. В результате возникли смежные формы-мутанты, которые с
большим трудом поддаются классификации. "25-й кадр" - как раз из той серии.
Это, безусловно, роман в стихах (или повесть?). Но роман маленький, ужатый
до полутора страничек (сродни коротким и чрезвычайно емким рассказам Чехова
или Борхеса). Роман-жизнеописание с лирическими отступлениями, из которого
вычеркнуто все "лишнее". А что оставлено? Оставлен обнаженный прием, скелет.
Когда нынешний наместник императора в провинции Ши собирался в столицу
держать первый в жизни экзамен на должность младшего каллиграфа, отец сказал
ему:
- Я много думал, сын, какой совет дать тебе перед дальней дорогой, какой
совет будет тебе наиболее полезен. И после долгих размышлений выбрал...
"О, сейчас мой ученый отец станет пересказывать изречения бессмертных!" - с
тоской поглядывая на ворота, подумал сын.
- ...примерно в половине дня пути от столицы, у моста через Белую реку стоял
духан Лао. Надеюсь, старик Лао жив и в его духане по-прежнему готовят самую
вкусную рыбу в Подлунной. Обязательно остановись там пообедать - таков мой
тебе совет.
Отец с сыном расхохотались и обнялись на прощание.
- Только ночевать у Лао не надо, - неожиданно прибавил отец шепотом.
# Седьмая Вода Составители и попечители раздела: Masha и Ирина Дедюхова
ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА-ИЗДАТЕЛЯ
Слабостей у составителя оказалось хоть отбавляй, начиная с элементарного идеализма и полного отрыва от жизненных реалий, и кончая абсолютной бытовой неустроенностью. Все свое время посвящая чемоданам (так запанибрата называет он свою коллекцию), он не имел ни семьи, ни ни достойного места жительства, ни постоянной работы и существовал случайными заработками, буквально перебиваясь с хлеба на воду, но при этом продолжал с упрямством фанатика тешить себя мечтой, что в один прекрасный день к нему явится некий сказочный издатель, который выкупит у него все три собрания разом и сделает его миллионером.
Увидев ученика, Достигшего высокого уровня, богатый торговец рассвирепел.
- Вон отсюда, мошенник! - закричал он, дрожа от ярости. – Ничего ты не добьешься своим парением! Знаем мы ваши штучки! Ты ничего от меня не получишь, даже если начнешь лететь туда-сюда по воздуху!
Тогда Маха Могаллана стал и вправду летать туда-сюда по воздуху. Но на торговца, как тот и предупредил, это не подействовало.
- Ну, и чего ты этим добился? - сказал он со смехом. – Ты ничего не получишь, даже если сядешь в падмасану.
«И правда, почему бы мне не сесть в падмасану?» – подумал Маха Могаллана и тут же исполнил задуманное.
- Ха! Ха! Ха! - захохотал наглый торговец. – Я же говорил, что ты сядешь в падмасану! Я все ваши фокусы наперед знаю
Когда её бил отец, я не дотянулся: и когда в церковь пошла, и когда одна осталась: девушка, брат, что твой райский уголок: классно, брат, когда в голове пусто, тогда Богу ещё больше места... балдеет от меня, расскажешь сон - до неё не доходит, всё, что ни скажешь, всё в голову берёт, глаза на мокром месте, не знаю почему не говорит, но знаю, что меня оплакивает, а что оплакивает, чертовка - мне не узнать: нужно, чтобы оплакивали человека: чтобы было кому тебя оплакать
[читать] - Магсад Нур, перевод Ульвиры Караевой (c)
ЛЮБОВЬ В СЫРОСТИ
Мне казалось, что Зейнеб похожа на уток с весов и, по-моему, Зейнеб была такая же ароматная и сладкая, как отсыревшее печенье. Может, это был впитанный печеньем вкус земли, сырости междуречья, деревьев и обвивающего скалы мха, все одно – печенье Зейнеб было мягким и вкусным… Я любовно ел ее печенье и мне казалось, что Зейнеб когда-нибудь поплывет, как утка, в запруде под мостом неподалеку от слияния рек, и каждое утро я буду глазеть на нее, за обе щеки уплетая целый килограмм печенья…
[читать] - Магсад Нур, перевод Ульвиры Караевой (c)
# ЛабазЪ Пера.
ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ ШНИЦЕЛЯ
Когда наступает перерыв на отдышку, к ним кокетливо подходит жгучая брюнетка Чернушка, с колосящимся хвостом и умопомрачительной тазобедренной амплитудой. Она непременно опускается на передние лапы, вытягивает лебединую шейку и норовит лизнуть Шницеля в нос. Бдительные мальчики споро проверяют состояние женских прелестей и хитро переглядываются, задирая буйны головы...
Пес крупный, беспородный, рыжий, грязный. Расстилаю рядом халат, прошу фраера в длинном модном пальто, что наклонился над ним, помочь перевернуть. Тот отступает и молча прячется за спины зевак. Тогда зову водилу в телогрейке. Берем за передние лапы и осторожно перетягиваем на халат. Вопли душераздирающие. Потом делаем из халата люльку, собирая концы, и поднимаем. Тяжелый пес. Несем к тротуару
Утонченный блондин выскользнул за дверь. «Ах, Жан…», - мечтательно вспомнила Ильинична Мопассана и выразительно посмотрела на коренастого Пьера, повернувшего свой правильный нос на запах корицы. В глазах его заиграли веселые солнечные зайчики. Они прыгали с кренделей на пузатый термос, с янтарных бус на терракотовые коготки. Рот полураскрылся в задумчивой полуулыбке.
В первый же день был шок. Дети встали полукругом и гоготали над розовыми ботинками. У мальчиков ботинки были черными, у девочек – белыми. Олежка почувствовал себя гадким утенком на этом лебедином озере. Стая так бы и заклевала, если б не Кристина Викторовна. О, какой редкий, дефицитный цвет, - сказала она громко, - тебе, наверно, из-за границы привезли, да? Олежка кивнул, глядя под ноги, и вытер нос рукавом курточки с заштопанными локтями.
Я выкрикнула:
- Оуэн!
Мужчина аж вздрогнул, повернулся ко мне и сказал:
- Да, ооо! вы и в футболе...
А потом опять началось: «декантер в этом случае уже бесполезен, тона кожи и верховой езды, чернослив и танины, раскрывающиеся вишневой косточкой».
И когда уже с трудом
Читаются любимые книги, выход – поменяться ролями
И зависнуть где-то около утра, в межсезонье, в долгой триоли акации.
И, на время, примерить широкое кимоно отшельника.
Фффу, кажется все обошлось, шторм утих, голубые поделены и ласкаются, корабль остался нераспиленным, боцман, как ни в чем не бывало, наливает ром в стакан - как будто ему не привыкать, что его посылают шестерить на уборке... И это вместо того, чтоб спустить семь шкур с разгильдяев!
Надо было показать ей пруд! Около пруда Таня остановилась, поглядела на копошащихся в прибрежном иле жучков и головастиков, и шустро начала называть их по-латыни.
-А это кто? - спрашивал Димка, тыкая в личинку стрекозы.
-Типичная Глориа мунди! - с видом профессора, заявляла Таня.
-А вон, поплыло?
-Несомненно, этот экземпляр относится к виду Люпус ест!
Каждое утро ко мне в палату вxодит фельдшер: плечистый, могучий человек с пронзительным взглядом. Сколько в нём крови! как призывно бьётся его сильное сердце! но он опытен, и не даётся моему клещу. Фельдшер достаёт железные щипцы, ловко уxватывает ими клеща под самые первичные челюсти и начинает потиxоньку, с предельной осторожностью вываживать иx из моего сердца. Успокоенный уколом морфия, я в это время сплю: но даже сквозь сон сердце плачет и просит отпустить.
Южно-американские индейцы отвечают на вопросы доктора Щеглова
Мужчины лежали на циновках и пили мате. Женщины плели циновки, рожали детей, готовили еду и варили превосходное пиво.
Ни у кого не было тайн друг от друга, но никто и не задавал лишних вопросов. Не было никакой нужды - обманывать друг друга в прежние времена.
Но однажды жалкий немощный индеец из бедного рода решил стать вождем