Я живу за стеной - ты живешь за стеной. Наблюдатель - на крыше живет жестяной. То ли Липскеров он, то ли Веллер - слышишь малошумящий пропеллер? Знаешь, кто-то варенье крадет по ночам, кто-то тещу таскает весь день по врачам, потому что в отсутствие тещи наблюденье значительно проще.
Да уж, бабка говорит, позавчера пора. Война у нас затянулась, лучше бы я тогда умерла. Ну что ты мам, говорит мама, я скоро вернусь, а ты - бабушку слушай. Он слушает, да не слушается. Фанни Львовна, мы пошли, папа уже у двери, поцелуйте дочь. Нет, только в щечку, мама говорит, вдруг палочка перескочит. Это микроб называется - палочка Коха, ее немец нашел под микроскопом. Палочка немецкая? Нет, папа говорит, общая, у нее нации нет. Только люди могли нации выдумать. Мы этот микроб победим, не сомневайся.
А всего и нужно было – об колено грохнуть рамки, Чтоб при жизни не смотреться как свой собственный портрет. Время – мамка-зверь – залижет багровеющие ранки, Время – мамка зверь – согреет, если кто-то не согрет…
И совершались в одно мгновенье легко и чисто кровопусканье, кроветворенье, любовь, убийство. Все было свито в узлы, узоры, круговороты воды и праха, семян и сора, судЕб, свободы. Бессонье с дремой, покой с движеньем - все было равным. И совершалось плодоношенье назло потравам.
# Седьмая Вода Составитель и попечитель раздела: Masha
Кадиш
Вторая проблема вызревала все эти годы и теперь достигла апогея. Он хотел быть соавтором в моей книге. За все страдания, которые он терпел, видя мои опубликованные статьи без его собственого имени, он должен же был наконец получить награду! Я предложила написать приложение с компьютерными программами и сделать его там единственным автором. Это его немного успокоило, но только немного. Однажды я разозлилась и сказала, что готова сделать его соавтором, если он хоть что-нибудь напишет. Он сказал, что я над ним издеваюсь. Энергичная торговля продолжалась и требовала от меня много сил.
Глядя на молодых девушек, гуляющих по улицам с соответственно молодыми парнями, Ефимович изумлялся – ну, чему эти зеленые сопляки могут научить молодую девушку в плане любви?! Не вступать же им в семейную жизнь совершенно безграмотными в этом вопросе. А ведь все просто решается! Нужна такая социальная программа, которая обязывала бы всех молодых девушек пройти курсы науки любви у желающих эту науку преподавать одиноких пенсионеров, людей опытных и любвеобильных. Правда, об этой идее Ефимович решил никому не рассказывать. Покойнику – потому что молод еще, обидится, а Сансанычу – потому что тот покрутит пальцем у виска и спросит, а почему не наоборот, Ефимович? Почему бы одиноким пенсионеркам не обучать науке любви неопытных молодых людей? За умеренную плату, разумеется.
"Что ты знаешь о людях! - оскалила зубы самка шакала. - Я действительно человек, по крайней мере, когда-то им была. И у меня был джип-чероки, любимый муж, счет в банке и неплохая работа. Я была ассистентом режиссера, который снимал в этой чертовой пустыне фильмы про вас, мангустов, про вашу жизнь и передряги, в которые вы попадаете, вроде этой, в которую ты угодил сейчас" "Фрау Гудмунсдоттир! - строго воскликнул мангуст. - Вы намереваетесь загрызть своего босса?!" "Бляааа!.. - ахнула фрау Гудмунсдоттир изумленно. - Как это смешно, как это по-нехорошему смешно..."
# Электронный развал Ведущая раздела - Ирина Чуднова.
Выборы
Восемнадцатилетняя Маришка шустро сновала за прилавком, изредка бросая взгляд на сидящего в углу за столиком подвыпившего старика. В прошлом году Матвею вышло быть дедом. Забыть беды он так и не смог, и вот с тех пор трезвым его, кажется, никто и не видел. А сегодня вечер такой - канун выборов - вот старику опять не по себе и одиноко. Маришка жалела старика, подбадривала, а он сидел в своем углу молча, хмуро глядя из-под суровых бровей...
Ее было хорошо видно посетителям, освещенная солнцем, она лежала на соломе, на грязном полотенце и ела апельсин. Выглядела, впрочем, она неважно - в зоопарках нет ванн и косметических кабинетов, и, кроме того, тут никто не держит фенов, кремов, лосьонов, ножниц и маникюрных щипчиков. Мятые, гнилые, раздавленные фрукты валялись перед ней среди копны травы. Она отложила апельсин, взяла один пучок травы, и неторопливо отправила его в рот, так, словно это была петрушка, сельдерей или базилик. - Здравствуй, - Еванов прислонился к решетке лбом и робко помахал ей ладонью.
…Сумасшедшая? Перебежчица? Может, шпионка? Городок пограничный, всякое приключалось. Доложить генералу – мало ли… Рядовой Дюнуа тряханул за плечо сладко спящего Жиля и дождался, пока тот проморгается – чистый мавр спозаранку. - Постереги, я живо. Как о вас доложить, мадмуазель? - Я Виргиния. Виржин Д’Орлеан.
Деньги. Осталось девяносто рублей. И еще два дня. Сегодня и завтра. Ладно, на дорогу хватит. Есть еще проездной на метро. Нормально, хватит. Мелочь еще надо переложить. Мелочи четырнадцать рублей. Нормально. Переложил мелочь. Телефон. Вроде все. Главное паспорт. Паспорт на месте, во внутреннем кармане менее теплой куртки, которую сегодня надо надеть (уже надел) в связи с оттепелью.
Сначала построили фабрику имени Фрунзе. Это было довольно давно, во времена бури и натиска. Фабрика должна была выпускать (и выпускала) небольшие прямоугольные предметы, имеющие народнохозяйственное значение. Постепенно вокруг фабрики вырос фабричный поселок. Его тоже назвали имени Фрунзе, как и фабрику. Было бы довольно странно и даже возмутительно фабричный поселок около фабрики имени Фрунзе назвать Покровское или Лесные дали или Железнодорожный или, например, Кировский. Поэтому – имени Фрунзе. Люди так и говорили: поеду в имени Фрунзе, был в имени Фрунзе, живет в имени Фрунзе.
Люблю тебя прилежно, Нахально, безотлучно, И бережно-прибрежно, И шороху созвучно. Не ложно, неотложно, Всечасно, непролазно, Безвылазно и сложно И чуть зеленоглазно.
Адвокат Санин попросил показать на его шее, где находиться четвертый шейный позвонок, и как должна была пройти пуля. Для этого он расстегнул ворот, ослабил галстук. Оказалось, что чуть ли не сверху вниз. Все это продолжалось очень долго, череп перемещался от стола к столу, эксперт округлял глаза на странные вопросы, но отвечал всегда равнодушно и прямо, тем не менее, зачастую не исключая ложно-положительности ответа. По щекам вдовы К., сидевшей рядом с прокурором, катились крупные слезы.
Как всякий порядочный эзотерик, Игнат З. имел в наличии несколько женщин-фантомов. Он щелкнул, ставшими послушными, пальцами, выскочили две зелёных искры , четыре древних телевизора замерцали и фантомы в количестве пяти персон появились. Один женский фантом сегодня был без правой ноги, он сказал: - Что, Игнатушка З., хреновенько тебе? - М –м –гу – промычал Игнат З.
- Отдай шапку, - сказал Василий Иванович. Человек перевел на него немигающий взгляд и наклонил голову. - Отдай мою шапку! - крикнул Василий Иванович. Человек открыл черный рот. Раздался скрип. Человек упал. Шапка с его головы соскочила и подкатилась к ногам Василия Ивановича. Из нее выскочила тощая крыса и прыгнула в сугроб.
Конечно, никаких разносолов я ему не готовил, — так, пельмени на скорую руку, сыр, окаменелый кусочек торта и чай. Да, — и остатки супа на первое, который мне упорно делает Ольга, сестра-моя-жизнь, когда сваливается сюда за мной поухаживать. Сия последняя достойна живописного откровения. Но не сейчас, — сейчас Мишук меня убивает просто! Он хлебает так, словно боится: тарелка с супом от него отпрыгнет. Он хрипит и постанывает. Это называется «хавает».
Я подношу руку к зажженной спичке. Ой-кыыы, вскрикиваю я. Мой детский ум впитал это якутское восклицание при боли. Я знаю еще десяток якутских слов, но ими не пользуюсь, а вскрикиваю от боли по-якутски. Радистка Кэт кричала при родах: “Мамочка!”, а может быть, материлась по-русски. Что же было в Начале? Сам этот вопрос из нашего вербального мира, мира слов, мира, где есть “начало”, где есть “до” и “после”.
– Да, не напрягайся ты так… – Медленно залез ко мне в задний карман и вытащил то, что там нащупал. А там у меня лежали два презерватива еще, наверное, со второй мировой, и он об этом знал – когда я переодевался – они выпали из джинсов на глазах у всех, ко всеобщей радости. – Если не пригодится, отдам… – Сказал он и направился обратно. К ней. А я как стоял, так и продолжал стоять.
Вообще-то, у одноногого оленя были все четыре, а то и пять ног, но он пользовался почему-то одной. Стоял себе на вершине скалы на этой одной ноге и плевал на всех оттуда. То есть личность его была, с точки зрения обывателя и начальства, вполне мерзкая.
Поэзия Ал.Попова ТРЕБУЕТ мысли. И там, где ее нет, возникают соития и инфанты. Его стихи пограничны поэзии и прозе, поэтому в них так необходима «глуповатость» (непосредственность) и все-таки МЫСЛЬ! А для этого совсем не обязательно подстраховывать себя строгой рамкой сонета, – лучше довериться непосредственному лирическому излиянию. Оно будет у Ал.Попова УМНЫМ.
Помню первое свое знакомство с Приговым. Нет, не личное. Хоть и руки жали, только он это воспринимал, что руки жмут ему. Он и компания (Искренко, Иртеньев, Еременко, Бунимович и еще кто-то) приезжали в Н-ский универ. Конец 80-х. В воздухе уже пахло. Народу в Мальцевской – на головах сидели. Было остро. Было смешно. Но и тогда ощущалось, что к поэзии (да-да, успокойтесь, в моем понимании) имели отношение только Ерема (так звали Александра Еременко его московские, хотел написать собратья, да осекся, короче, его московские со… ) и Нина Искренко (впрочем, с некоторыми "но", о которых и пойдет речь).
Закон дуальности Мерфи. Если человек решит написать два стихотворения, то у него получится триптих. Следствие Архимеда. Поэма всегда занимает полностью весь отведённый для неё объём. Исключение из закона Мерфи. Уж верлибром-то кaждый может.