увидишь как по руслу языка
толпой как полумертвые зека
с последней ходки головой о камни
скользя цеплляясь падая ничком
бочком по кочкам сереньким волчком
кружась крошась клыками кулаками
коленками назад вперед ногами
не оползнем лавиною волной
Воздух его поразил, и вечерний свет, и тишина. Голоса удалялись, прятались, спокойствие наплывало волнами со всех сторон, и он, в центре циклона, сам постепенно успокаивался, уравновешивался, распространял уже свои волны спокойствия на темнеющие деревья. травы, землю... Это медленное ненавязчивое влияние, дружеская связь со всем, что окружало его, сразу поставили все на свои места
Когда автор сего впервые посетил пределы Сети, он впал в неописуемый восторг. "Вот она, - думалось ему, - вторая христианская революция! Вот кто начертает на мировой скрижали новые письмена. Пролетарии всех стран, соединяйтесь и лупите своими пламенными мессиджами в книжников и фарисеев, расширяющих за счет Сороса воскрилия своих одежд и гонящих заказную гонорарную чепуху!"
со мной флиртует город-хам тысячелицый.
к чертям, в кабак - напиться вхлам, в дерьмо напиться.
со мной на "ты" - все поезда, все перегоны -
из ниоткуда в никуда скользят перроны.
сквозит из глаз, из окон льет - но пусто, мимо.
кружит в зрачках водоворот от пантомимы.
стекло гудит от взглядов сквозь, вбирает лица.
я разгонюсь и - под откос - виват, столица!
ВАДИМ. Ну все, хватит! Хватит! Это уже невыносимо! Иван Степанович!.. Неужели вы не видите, что перед вами?! Какие прописки, какие?!. О чем вы говорите?! (Роману). Остаться решил?! Комнатку ему сдай?! Не останешься! (Ивану Степановичу). Какая, к черту, Америка?! Какая Москва?! Вы что, не видите?! Совершенно не понимаете, что вас надувают как!.. Иван Степанович, откройте глаза! Перед вами жулик, вор, жалкий карманник! (Роману). Что вы смотрите?! Говорите, говорите! Или без акцента уже не можете?! Вспоминай, вспоминай родной язык!
Осени больная благость.
Горечь ломкой строчки Блока,
Вдруг поплывшей… Будет плакать!
Вся поэзия обмолвка.
В нас уже не повторится -
Претворится ночь-предтеча:
Со страницы будет литься
В лица запахом аптечным,
Родилась и живешь среди умирающих. Среди испытывающих оргазм в совокуплениях. Среди отрывающихся в восторге. День похож на зарабатывание извозом: езжай туда, теперь сюда, потом еще куда-то. Деньги платят не всегда и вполовину того, что думаешь. Всякий раз надо устанавливать личные отношения. Заговорить пассажира, расположить к себе, чтобы не зарезал, не набросил на шею удавку.
То БТР в Германии поезд забодает, убьет сорок человек, то маневры Северного Флота хорошо прошли и всем капитанам часы от министра подарили. Вообще министры и маршалы любили слать телеграммы с грифом "ВСЕМ!!!". Скоты. Каждую фигню приходилось множить на шесть наших гарнизонных В/Ч. Но было и интересное, например длинная, на несколько страниц, сага о звене наших СУ, летавших по пачке «Беломора» над Дальним Востоком и попавших поэтому примерно в Японию
Солнце светило прилежно, и вскоре мы получили первое предупреждение - мимо нас пронеслись два огромных "чемодана". Они летели откуда-то сверху, уже набрав скорость, и изредка ударяясь об лед, слегка меняли направление. Размеры этих посылок, примерно с легковую машину, а главное, свист рассекаемого воздуха подействовали мгновенно. Мгновенно - это мы поняли, что нужно уходить вправо, под скалы Гвелешапа, но уходили долго - Вова траверсом рубил ступени.
— Кстати о шахтерах. - сказал Гоглик — Когда я вернулся, бабуля бушевала, а шахтер ходил по дворику с угрызениями совести. Бабуля была беспощадна как политический обозреватель и вещала в том духе, что приличные люди на курорте отдыхают а не пачкают простыни как пьяные свиньи. Как всегда, конфликт был улажен очень просто. Бабуле сунули трояк, и через пять минут она постелила шахтеру новое белье, и ласково посоветовала следить за своим здоровьем, и не злоупотреблять выпивкой.
серый цвет маскирует лица, и в глаза не смотрит встречный,
где-то в небе летает птица, говорят там и путь есть млечный,
твоё небо здесь на асфальте, горизонт в частоколе спин,
это странная брат свобода, ты со всеми, и ты - один.
ты один сегодня, брат, сегодня ты один из нас.
Как выяснилось позже, борзый ефрейтор Сашка приехал в Штаб из госпиталя. Там он, по каким-то официальным данным, удалял полипы в носу. Мне сразу в это не поверилось — ну совершенно этот ефрейтор не походил на того, кого интересуют внутренности своего носа!.. По-моему, его больше волновала сила удара своих кулачищ, чем носовые полипы. Нет, это просто враньё, какие ещё полипы?! Скорее всего, тут было что-то иное. Но что?!
Если не учитывать, что Поночевный — игрун и лирик в одном флаконе, то к нему можно предъявить массу претензий. Что охочий до руготни наш сетечитатель часто и делает. На мой взгляд, большинство упреков здесь несправедливы. И на примере отдельных текстов я попытаюсь это доказать.
# Другая литература Составитель и попечитель раздела : Сергей Серегин proust@mail333.com
Г А Л Á
ГАЛÁ: Почему меня все не любят?
ДАЛИ: Я - обожаю тебя... Ты, моя Галарина, все прекрасней и
прекрасней... Зачем
тебе думать обо всех людях? Знаешь, все люди в мире делятся
на три вида...
ГАЛÁ: (Раздраженно) Любишь ты всё делить, составлять разные
таблицы... Какие еще
виды?
ДАЛИ: Первые - самые главные люди на свете. Это Галa и Дали!
Потом идёт один
Дали. А на третьем месте - все остальные, разумеется,
включая и нас двоих...
В условном пространстве пьесы Костромин соединяет принципы
романтического
(модернистского) и реалистического театров, французской
(условно-"разговорной")
и русской школ. Откровенный символизм здесь легко уживается
с тонкой игрой в
психологические подтексты. И в результате пьеса становится
многомерной,
позволяющей режиссеру самостоятельно выбрать способ
интерпретации.
Ощущение, будто меня схватили на улице, привезли под конвоем
в военкомат,
обрядили в "камуфляж", сунули в руки автомат и вместе с
другими пойманными
отправили в теплушке - куда-то... Никто не сказал - куда.
Просто отправили. И мы
тарахтели больше месяца по каким-то просторам, пили гнилую
теплую воду, жрали
гнилую теплую воду и уже через две недели с начала пути
больше половины из нас
обдрысталось над дырой в полу, сливая гнилую теплую воду. А
перед самым
прибытием куда-то несколько человек просто вырубились,
скрючившись и стеная так,
будто им покромсали кишки.
# Седьмая Вода Составители и попечители раздела: Masha и Ирина Дедюхова
АЛЕКСЕЙ СОКОЛОВ КАК ЗЕРКАЛО РУССКОГО МИГРАНТА-ОККУПАНТА
Замкнутость внутреннего пространства, в котором человек ощущает себя свободным – вот, пожалуй, основной лейтмотив сегодняшних творческих поисков Алексея. Ностальгической грустью проникнуты его питерские зарисовки, и почти непереносимым одиночеством – все рассказы. Поэтому взятые эпиграфом к «Полустанку» строчки Янки Дягилевой можно отнести ко всей прозе Алексея:
«Через заплеванные комнаты и дым
Протянет палец и укажет нам на дверь,
И отсюда - домой...»
Девушка улыбнулась, сказала, не поднимая глаз:
- Гретхен...
- Очень приятно. Я - Дима.
Она покраснела, смеясь:
- Вы с куклой знакомитесь. А меня зовут Лана.
А он все смотрел. Она была бледной, измученной и прекрасной, с полными, женскими бедрами, обрубленными посередине. Зажав в культях Гретхен, мягко чесала ей волосы, потом вдруг запела - и Дмитрию стало страшно.
За окном идет снег скоро и неровно, точно изображение на старой кинопленке. Неподвижное, окоченевшее острие ветки торчит из какого-то морготного, расштрихованного беспристанной белой рябью пространства, будто рука путника, замерзшего в двух шагах от крова. Страшная и нелепая смерть – оледенеть у порога жилья, думая, что заблудился в диком, пустом, как Вселенная, идеально чистом поле...
Любовь
Попробуйте пересчитать количество моих преступлений
Красный как море проданное в розницу
желтый как туман в голове
Этих двух цветов достаточно
чтобы раскрасить мой эшафот
Глаза Чевеида Снатайко загорелись еще сильнее, заискрили так, что Блим
Кололей невольно отшатнулся, и стал опасаться, как бы чего не загорелось.
– Я ширну! – Сверкнул глазами Чевеид Снатайко и точными плевками
загасил разлетевшиеся искорки. – Выскребай Майю Камуфляжжж!
Это оказалось сложным делом. Девушка накрепко засела в неосвещенном
туалете и не желала выходить.
Вот фсе клабберы как один скажут: 90-60-90 - это стандарт ниибацца для нестрашных бап. "Хуй там!" - отвечу я клабберам, краснея лицом, заливаясь истерическим смехом и размахивая перед собой руками. С точки зрения массового швейного праизводства это не стандарт, а глубокая паталогия! Если у вас талия 60 сантиметров в диаметре, а когда торчите бойко, то и фсе 57, то ростом вы должны быть метр сорок максимум, не выше...
Ветренен май на губах распахнутых окон,
Слушай мое письмо, чувствуй пальцами,
Вот она, я, в нотах - рыдающий кокон,
Бьюсь, не могу вырваться, стянута пяльцами.
Знаю. Безбашенно вырвусь летать с птицами,
Голос сорву - петь ненасытно вкусно мне -
Все мои предки-женщины были тигрицами -
Предки-мужчины сгорали еретиками в огне...
- Агент Веста. Вам поручается задание первой степени важности.
Ого! Вот это круто.
- Задание для меня санкционировал сам Адонис?!
Вообще-то, глупый вопрос. Кто, как не сам глава госбезопасности Второй планеты, имеет право выставлять заданию такой приоритет. Разве что сама матриарх Венера.
Неразлучные подружки Маша и Галя стояли около витрины престижного парфюмерного магазина и страдали. Они страдали уже целый час - пятнадцать минут около кондитерского магазина, десять - около лотка с цветами. Три минуты около ларька с компакт-дисками, потом - очень долго - страдали внутри дорогого бутика. Так откровенно страдали, что их даже попросили выйти на улицу и не отпугивать покупателей.
- А почему, собственно, и нет, - размышлял литератор. Чем мои новеллы, положим, хуже сэллинджеровских? Тот же голый, ребристый, шершавый реализм бытия. Та же мнимая скупость слов и красок, компенсирующая нервностью и напористостью повествования. Одним словом, как ни крути, а выходит не хуже. А уж если Ньюйоркер пропечатает, тут уж и Пулитцеровка, а там - чем бес не шутит, и до Нобелевки рукой подать.