за что мы, в самом деле, погибали? за эту цепь, что закрывает вход? за этот молью траченый гербарий? за нострадамус-сбудется-вот-вот? - ну да. за то, что этот день - не первый и не последний в череде потерь. за то, что deus и тебя conservat, как он conservat omnia, поверь.
Я к тебе не вернусь, я тебя позабуду, родная. Будет черным ноябрь, а декабрь откроет окно, чтобы вылетел я, пыль еловую вверх поднимая, чтобы шелковый воздух стелил золотое сукно.
Но в том и была загвоздка, что к этой девушке из породы шайтанчиков Сергей Сергеевич был страстно, даже как-то болезненно привязан. Оставаясь один, он мог часами сидеть, закрыв лицо руками и искать выхода… выхода… выхода… и не находить… не находить… не находить… И тогда приходило к нему видение, навязчивый повторяющийся сюжет – к дому подкатывает разукрашенная ленточками, куклами, плюшевыми мишками и всякой прочей хренотенью машина, Хайрулла, по случаю выбритый, причёсанный, одетый во вполне приличный костюм и лишь слегка подшофе открывает дверцу, и Шайтанчик, довольная, сияющая, во всём ослепительно белом, впархивает на заднее сиденье… И замутнённый слезою взгляд Сергея Сергеевича ловит последний кадр – её маленькую ножку в туфлях на высоком каблуке
А вода под мостом мне покажется жидким стеклом. Замедляется жизнь, чтобы выжить в подлёдной эпохе. Серый голубь, взлетая, листву разметает крылом И почти совершенная тема приходит на вдохе.
Московское время – зима. И ничей ли, Ночей ли – заброшенный век… Волчонком расстроенной виолончели, Слипателем стынущих век, Скитается ветер по стогнам столицы, Вздымая летучую рать Снежинок, безжалостно жалящих лица, И силится что-то сыграть
Бессильной ласкою сословий Не отогреть, не обмануть… Гляди, дитя, с тоской воловьей, Как рвется кружево минут. Закон – снега грядут с востока. Трясясь в автобусном аду, Я стану бабочкой до срока. И полечу. И упаду.
Национальная детская литературная премия "Заветная мечта"
Национальная детская литературная премия "Заветная мечта" учреждена с целью стимулировать творчество авторов, пишущих для детей и юношества. Ее миссия: дать детям новые книги, написанные хорошим литературным языком и предоставить возможность авторам реализовать свое призвание.
Лауреаты Большой премии получат 450, 300 и 150 тысяч рублей соответственно за первое, второе и третье места.
Россыпи рифм и лесенки строчек Не заменяют полового влечения. И однажды мальчик почувствовал, что хочет, Но не придал этому никакого значения. Разве что вспомнил, как у амбара Видел однажды видеоклип: Кривую Варвару Пользовал пьяный Антип. Зрелище было не из приятных Для романтических детских глаз: Оба потные, оба в пятнах И все непотребное – напоказ.
Сегодня плохой день. Ветер выворачивает наизанку ветки березы за окном, воздух пуст, и мое тело лишено покоя. Словно что то ускользает из пальцев, прячется на склоне полей зрения. Я почти чувствую это в ветре, это запахи которым я не успел придумать имена и названия. Они скользят тончайшими парами стрекозинных крыльев я забываю их за мгновение до узнавания. Это превращает дыхание в муку, сквозь проререхи в окружающем громыхает железнодорожный вокзал, покинутый в пасмурный летний день и девочка манга с рекламного плаката провожает поезда безупречно прозрачным взглядом упыря. все не порвется струна комариного писка
Вчера вечером разразился страшный скандал между двумя близкими людьми, и мягкая шерсть их шестилетнего кота Павлика всю ночь простояла дыбом. Суть скандала была коту не совсем ясна, и от того ему было еще страшнее. Однако, глубочайший ужас, который и стал истинной причиной бессонной ночи, кот испытал, когда его хозяева, мужчина и женщина, в сердцах хлопнув дверью, сердито пошли к машине…
У слонов есть забавная, но жестокая игра. Короче в круг встают кенгуру – спиной к центру, сумкой из центра. Сумки оттопыриваются и придерживаются двумя лапами. Слоны – их должно быть на одну особь больше, чем кенгуру, плюс ведущий, читающий мантру – начинают прыгать вокруг кенгуру по часовой стрелке. Как только ведущий заканчивает читать мантру, слоны должны попрыгать кенгурам в сумки. Проигрывает тот слон, кому не хватило кенгуру. Теперь проигравший – вóда, а его место занимает бывший ведущий. Уничтоженных кенгуру меняют на свежих. Игра продолжается до слоновьего банного часа.
Рассказики под жж /часть вторая/собранные истории из удаленного журнала
У алененка Зубизуби умерла кисонька. Он с мрачной физией ходил по квартире из угла в угол и, наконец-то, решил выйти из квартиры на улицу. А на улице огромные жирафы продавали хот-доги, тигры бегали за львами в салочки, медузы плавали в лужах, неприятно квакая на маленьких детишек в резиновых сапожках, пингвины оккупировали кафе-морожено «Арктика», а слон в красной кепке размахивал носовым платком черного цвета – пиратский дух витал над городом. Выкурив пахитоску и затушив ее о серую жопу пьяного крокодила, алененок Зубизуби решил вернуться домой и хорошенько поплакать над трупиком умершей кисоньки
Искать счастье на стороне, пробиваться сквозь заросли чужих судеб, собирать свою по принципу «с миру по нитки…», произвольно ворошить отложенное до страшного суда прошлое, донимать глупыми расспросами праведницу поезда дальнего следования, чифирить у окна слушая шелест заскорузлого радио. Сотни восковых лиц смотрят в свои отражения в черных окнах, вялые шеренги с вафельными полотенцами, в туфлях или тапках. Что ты гадаешь свой японский кроссворд, дорогая? В топках горит революционер Лазо, горит древний папоротниковый лес, горят узорные сады моей души (извини за повтор), горят книги гаданий, священных писаний, немецких философов, русских писателей, горят и не гаснут глаза случайной курильщицы в тамбуре. А ты подними свои ресницы и посмотри на попутчика, так, словно этот мир создан дарить тепло.
Он плохо помнил рано ушедшего отца и горько улыбался, что родные отцы так же плохо помнятся, как ассирийцы и вавилоняне, – что-то смутное и тоже скорее культурное, чем реальное. Он и его товарищи по поколению уже не могли оплакивать Россию, как Рубцов, Передреев, Прасолов, потому что последняя материнская и отцовская связь с нею оборвалась. Они ее живой уже не застали
Еще в нашем отделе, кроме них, меня и Товкинда, было несколько женщин, из которых я хочу описать, в первую голову, Лену Арсову. Лена Арсова тогда как раз разводилась с мужем, но держала это в тайне ото всех («всюду враги!»), потому что работать (писать) она совсем не умела, но была человек по-хорошему профсоюзный и компанейский. И враждовала на почве своей компанейскости с работягой и правдисткой Мусей и с Шурой Ватутиной, которая также фатально не умела писать, но была натурой по-своему прямой, порывистой, как Катерина в «Грозе», и не терпела интеллигентских, блин, этих фиглей-миглей… Лена же очень много всегда говорила, выразительно, едко артикулируя, была блондиниста, молода, с квадратной стриженой головой шведского как бы юнги, с широко расставленными серыми глазами и улыбавшимся, вечно щебечущим ртом. Ее глаза при этом таинственно устремлялись в даль светлую, где над нашими головами горели разноцветные буквы: «Ну и дураки же вы все, братцы мои!»
Сухой щелчок старинных немного рассохшихся створок тотчас отделил Настену от остального мира… Комнату, полную старинных тяжелых вещей (о, это была самая мемориальная гримуборная во всей Москве!), заливал яркий свет ламп, множась в больших зеркалах трельяжа. — Здра… здравствуйте… — Настя неловко поклонилась и осталась у двери. О, как хотелось бы ей сейчас спрятаться за эти жемчужно-серые бархатные драпри!.. Тетушка сидела в глубоком кресле. Она все еще была в гриме, отчего ее породистое лицо выглядело яростно, гневно прекрасным.
Однажды к Владимиру Ильичу Ленину в шалаш пришли ходоки. В этих ходоках еще была сильна жадность и корыстолюбие, и они хотели использовать Коммунистическое Знание для того, чтобы получить власть и богатство. Ходоки умоляли Владимира Ильича назвать тайное слово, которым он воскрешал мертвых. Ленин долго отказывался, уверяя ходоков, что они еще не доросли до Коммунизма и не смогут правильно распорядиться данным им знанием, но ходоки всячески настаивали, и убеждали Владимира Ильича, что они, де – старые большевики и что полностью подготовлены. – Что ж, - вздохнул вождь мирового пролетариата, - да и черт с вами, - он назвал им Волшебное слово Ланоицанретни и ушел обратно в свою соломенную келью
- Этот? – спросил мент, тыча в меня пальцем. Продавщица утвердительно кивнула головой. Потом добавила: - Вроде этот. Кто то из мужиков усмехнулся: - А может не этот? Мент заорал, что б все молчали, что есть улика – книжка вон она лежит, что б я её сюда, давал, и что всё пиздец, мне теперь – тюрьма и расстрел на рассвете. Я подал книжку.