Левша, тебя надули: пред тем, как в землю лечь, в котомке ты по Туле таскал родную речь - подковки ей приладишь и подобъешь гвоздей, измажешь в шоколаде - не пляшет, хоть убей.
Потемнели тени, остыл песок, Молоко свернулось клубком в кувшине. Что еще читается между строк? – Тишина, и только она отныне. Всю любовь и смерть почтальон развез, Даже память кажется нелюдимой Под одной из некогда певчих звезд, До которой ближе, чем до любимой…
на стене висит картина скособоченная чуть слишком много кофеина слишком мало нежных чувств перекошенная крыша это очень хорошо только ничего не вышло ниоткуда не вошло
это альфа и омега это вечные снега это веда это Вега из созвездия Врага незаконная комета маета из-под куста и когда не входит это не выходит ни черта
Это третья детективная история о злоключениях полицейского-репатрианта, над которым издеваются все: судьба, авторы, теща... Первые две можно найти здесь: http://lib.ru/RUSS_DETEKTIW/NESIS/
нам лежать в остывшем персеполе на несуществующей траве без сюжета без вины и боли вечером в четыре в голове лопнет электрическая нитка подрожит немного и внутри задохнется пленная улитка старая улитка розмари
ДМИТРИЙ. А ты смелей, смелей. Ножку сюда, ножку сюда, вот так, вот так... теперь чуть быстрей... Музыку надо слушать, для кого она играет... Для нас с тобой, только для нас, для тебя и для меня. Ну, красавица, не ленись, топни ножкой, ножищей своей огромной... Ну же, ну! Дай так, чтоб люстра у соседа обвалилась. Ты же можешь, можешь... КЛОУНЕССА. Я стесняюсь. ДМИТРИЙ. Дебоширить стесняешься?
Ты хочешь, чтобы я выбралась в пивнушку? Отлично! Я выберусь в пивнушку, а ты тем временем будешь «прощаться с самим собою» и «отрубать от себя свою тень»!? Фигня какая-то! А может тебе стоило бы начать с себя? Ты же мне невесть сколько раз повторял - минутку, как там у тебя - что следует избегать чувства обиды? заблуждения следует искать в себе самом? В уровне своего сознания? Или что-то в этом роде. Ну конечно, в философии ты всегда был у нас большая умница. Так я тебя поимею еще раз, готовься!
Первое время Сережа много играл на компьютере, но постепенно его интерес к игрушкам начал пропадать. Тому было несколько причин. Во-первых, большинство старых игр ему просто надоели, а появления новых ожидать не приходилось. Во-вторых, игры «длительного пользования», проходить которые надо было несколько дней, а то и недель, вообще теряли всякий смысл: сколько их Сережа не записывал, вновь наступало 21 декабря, и игру приходилось начинать сызнова.
Однажды летом на даче, когда Дядя Саша, приняв полстаканчика домашней наливки, завалился вздремнуть до обеда, я прокрался в его комнату. Протез стоял, прислонённый к письменному столу рядом с диваном, на котором храпел Дядя Саша. Я как завороженный смотрел на сложный, почти космический механизм искусственной ноги. Впрочем, сама нога меня интересовала мало. Меня манил спрятанный в ней автомат.
С 15 по 17 июля в подмосковном пансионате Липки» пройдет Третий слет-фестиваль сетевой поэзии «Липки-2005». Слет-фестиваль организуется и проводится на средства частных спонсоров под эгидой журнала «Сетевая поэзия»
Международный литературный конкурс имени М.А. Волошина в 2005 году
Продолжается приём произведений на 3-й Международный литературный Волошинский конкурс до 15 июля 2005 г Международный литературный конкурс имени М.А. Волошина в 2005 году проводят Дом-музей М.А.Волошина, Союз российских писателей, Национальный союз писателей Украины
и журнал "Сетевая поэзия" Положение, информация о ходе конкурса и произведения участников, допущенные к конкурсу, публикуются на сайте
"Поэзия.ru"
Речь пойдёт о том, что 14-го февраля, в День всех влюблённых, был запущен литературный сайт «Имена любви»: http://www.names-of-love.ru,
как совместный экспериментальный интернет-проект Союза писателей Москвы и издательства «Эльф ИПР», и о том, что в рамках проекта «Имена любви» издаётся сетевой журнал с одноимённым названием, самоназначенным главным редактором которого я являюсь. Тогда же, 14-го февраля вышел в свет первый номер этого журнала. С тех пор вышло уже три номера, сайт постепенно набирает обороты...
Речь пойдёт о том, что 14-го февраля, в День всех влюблённых, был запущен литературный сайт «Имена любви»: http://www.names-of-love.ru,
как совместный экспериментальный интернет-проект Союза писателей Москвы и издательства «Эльф ИПР», и о том, что в рамках проекта «Имена любви» издаётся сетевой журнал с одноимённым названием, самоназначенным главным редактором которого я являюсь. Тогда же, 14-го февраля вышел в свет первый номер этого журнала. С тех пор вышло уже три номера, сайт постепенно набирает обороты...
# Рубрика ПЕРИПЛЫ. Олег Горшков представляет авторов проекта POEZIA.RU
# ПЕРИПЛЫ: «ЛИРОLEGO»
Стихотворения
Я в детстве рисовала облака. И всякий раз, когда меня сжигали, В расплавленном магическом кристалле Темнело небо, из-под каблука Летели брызги, сотни тысяч брызг, Неважно – где: в реале…виртуале… На листьями забросанном причале – Пластмассового зонтика абрис.
Лая белая собачка, пива темный человек. Вот вам кружка, вот вам пачка с папиросами "Казбек". А теперь, садитесь рядом, вот вам слово - буду гадом, обещаю, только взглядом... Душный вечер, звон в ушах, Всюду - признак божьей кары. Например, в карандашах.
Под твоим просторным небом, Из твоих небесных рук Всё приму: горбушку хлеба И святую соль разлук.
Всё, что ты мне здесь отпустишь: От дождливой синевы До вечерней росной грусти Недокошенной травы, Всё приму и всё приемлю. Только в час, когда закат Обнимает жарко землю, Ты прости, в чём виноват.
Говорят, Питер находится на разломе земной коры, вот отчего в нем так много чокнутых. Вообще это представление о питерцах и специфически «достоевской» атмосфере, которая окутывает питерцев, как колхозников стоялый дух хлева, совершенно оправдывается в текстах Маруси Климовой. Читатель поверхностный скажет: «Дурка на выезде!» и не будет совсем уж не прав. Зато будет плоским, как скучная гладь Невы.
БЫЛОГО ВЕКА ЛЬВИЦЫ… И ДЕВИЦЫ. (Литературные салоны в России в первой половине 19 века) Часть 2
Эта дача — первый на Руси прообраз совписовских «домов творчества». Вы только вообразите: прекрасный дом в живописной местности неподалеку от столицы, каждому гостю предоставлена удобная комната, а расписание составлено так, что кроме выходов к столу творческий человек полностью располагает своим временем. Может верхом кататься, может из лука или из ружья стрелять, может гулять, может дурачиться, играть в шарады, петь и плясать, участвовать в «ярмарках», где все одевались в народные костюмы…
Конечно, может и как-то творить, если ему не мешает шум гостей или звон стрел Амура. А этот звон с годами раздавался все громче: у Оленина было пятеро детей и одна воспитанница. В нее-то, Анну Фурман, и влюбились сначала переводчик Гомера Н.И.Гнедич, а потом поэт Батюшков. Это о ней написал он одно из своих самых известных стихотворений
Итак, свершилось: 14-летняя Луиза была доставлена в Петербург. Роскошь и помпезность русского Двора подавили ее. Она робела и от этого казалась надменной и холодной. Впрочем, ей тотчас стали расточать дежурные комплименты. Однажды к Луизе явился красивый почти мальчик великий князь Александр и холодно произнес: "Ваше высочество, мне велено сделать вам предложение" - "Ваше высочество, мне велено дать вам согласие!" - испуганно ответила девочка.
Где-нибудь в июле-августе увидеть её на пляже, играющей в волейбол, или сонной в прозрачной лодочке пляжного гамака; когда чуть тронутая белым пушком кожа сдобрена кремом до или после загара – было бы гиблое дело. Теперь же, когда заря, словно окровавленная роза, когда земля седеет на ночь, а вместе с ней всё взрослеет и инстинктивно прячется в берлогу или личное пальто, когда через два-три часа предстоит убить свинью, она – всего лишь приятное и очень цельное воспоминание о летних днях.
Вот так можно остаться без крова. Делать нечего – надо бороться за жильё. За помощью я иду к президенту России. Дорогой я ругаюсь матом на Франца Кафку со всеми его коридорами, канцеляриями, плотными и бесплотными канцелярскими работниками Замка. Душе хочется простоты, открытости и откровенности; усилием воли я прекращаю все эти хождения, толкаю первую попавшуюся салатовую дверь.
Вышло пять купальщиц. Четверо заняли ещё работающие душевые ячейки, пятая, немного помявшись, присела на корточки у стены. Мне повезло – эта пятёрка была из 502-й комнаты – сексуальная элита пятого этажа, эдакие девушки с картинок Валледжо. В них не было всей той грации и мистического героизма, было совсем немного целлюлита, но фигуры – точно я видел такие у Валледжо.
Этот трюк придумал сам Лото – тот, что сидел на ступеньках. Состоял он в том, что сам он, Лото, и кто-нибудь из товарищей – чаще всего Виктор – садились вот так на ступеньки и ждали, когда мимо кто-нибудь пройдёт за кайфом. Когда человек возвращался, Лот поднимал свою голову и спрашивал – «Ну как там, есть?». Наркоманы не видели в нём прямой угрозы. Вы бы видели Лото: в его серых бесцветных глазах не было ни толики живой жиринки. Только уксусное масло давало слабое, сизое свечение. Болоньевая куртка, китайские дранки, венозная шея. Ни один наркоман не подозревал в нём работника патрульно-постовой службы.
Однако, как только мои познания в криминалистике и криминологии достигли определённого уровня, я стал парировать её чайные откровения научно-аналитическими корректировками всех этих тошнотворных страшилок. Поняв, наконец, что меня этим не проймёшь, она изменила содержание наших бесед в сторону доморощенного мистицизма. Дело ещё и в том, что она сама не без греха. В моё отсутствие она проводит полную ревизию моих вещей и, видимо, получает от этого тонкое удовольствие. Моя борьба с ней совершенно суха, но действенна. Прямо на пуфике у входа в комнату я кладу уголовный кодекс 1927 года с закладкой на 58-ой статье.
Скоро мы въехали в поселок. Кантон произвел на меня странное, угнетающее впечатление. Небо здесь казалось очень низким и давящим, было какое-то несоответствие: ровные улицы Ильича, Дзержинского, Юности, черные русские домики с резными ставнями и наличниками, и ни одного русского вокруг. Огородов, заборов, палисадников и чисто русских дощатых туалетов не было. В общем, все это походило на муляж. Я себе примерно представлял, что в таком поселке должна быть куча чумазых детей, которые должны бежать за машиной и просить «дяденька, прокати». Но ничего этого не было. Наш уазик будто не замечали вовсе.
Первый архитектор, которому папа заказал построить это восьмое чудо, поломал об него себе голову, и папа отправил его на дачу какого-то Каначика, второй, продолжавший строительство, ломал от отчаянья руки — такой безвкусицы ему не заказывали еще никогда; когда с его рук сняли гипс, он их просто умыл, ну а третьего архитектора, довершившего все же строительство, папа было хотел ослепить, но тот ему доказал, что второе такое чудо вряд ли появится: на него ни у кого не достанет денег (их поглотило чудо), но если вдруг и достанет, то не хватит прочих ресурсов (ведь чудо поглотило и их); но даже если достанет и того и другого (хоть то гипотеза гипотез), то уж такой архиглупости никому не удастся достать, — пояснила Алина. — Но папа на всякий случай все же закинул подальше в реку топор, которым архитектор пытался после сотворенное чудо порушить. Да и папа с тех пор пребывает в раздумьях: побоится время его пирамиды или та побоится того.
А ведь ещё весной мне казалось, что я больше никогда не смогу улыбаться. Мир рухнул, погребая меня под серыми пыльными обломками, и я, задыхаясь, безуспешно старалась научиться жить без того, что ещё вчера было моим внутренним смыслом. Несколько недель я пролежала, уставившись пустым взглядом в стену своей комнаты. Мама приводила каких-то людей с текучими добрыми голосами, я послушно отвечала на их вопросы и глотала выписанные ими таблетки. Но продолжала смотреть в стену. А потом появился Марфик и увез меня на Остров. Марфик — мой двоюродный брат и руководитель экспедиции. Он сказал, что хоть я и идиотка, но рисую вполне прилично, а значит нечего прожигать взглядом обои, пора приносить пользу обществу. Я поехала с ним, потому что мне было все равно: на Остров, так на Остров.
Ты моментально перевернулся в воздухе, как велит природа, ибо живой медведь испокон веков никому не показывает своё рыжее брюхо, свою жизнь, разве что тому самому охотнику, совершающему последний выстрел. Когда правая задняя лапа, вытянутая вся, чиркнула по металлической заклепке на внешней стороне моста, ты, желая удержать равновесие, так и бегущее всеми четырьмя твоими лапами, кувыркнулся, высоко задрал бурую голову и горизонтально выпрямил всю спину. Косяк хищной корюшки, улыбаясь, шел по левому берегу быстротечного закатного вечера.
Сбоку от кладбища жил бы себе да жил, не прикасаясь к влажной земле губами, перебирая числа и падежи между своими собственными гробами, перерождался бы из человека в дух, перемещался бы в нового человека. Жизнь – это отзвук, забывший о том, что звук дольше любого самого длинного века.
никогда не курил опиум, лишь иногда махорку, не выходил на подиум - пару раз на разборку, много слов не переваривал - от них тошнило, запомнил одну женщину - ту, что всегда любила меня - дебила.
Как- никак два крыла у тебя за спиной - а не шесть. С веток каплет смола и ее можно запросто есть. Ведь поймают в силки - и оставят в бумажном аду, где чернеют стишки, как речная водица во льду, где тяжелая кладь помещенная в твердую клеть, не позволит летать, а тем паче - свистеть и звенеть.
Мальчик! Видел ли ты, как сквозь пальцы уходит вода, и ведет за собой, оторвав от порога? Как летят с тонкой лилии лепестками твои города на хрусталь фотографий - увядать понемногу?
ТЕРРОРИСТИЧЕСКИЙ ЗАХВАТ В ПРЯМОМ ТЕЛЕВИЗИОНННОМ ЭФИРЕ
Ручка входной двери дёрнулась несколько раз, и в студию ввалился невысокий крепкого телосложения солдатик с автоматом наперевес. Ствол плясал в воздухе, описывая немыслимые восьмёрки. Солдатик боком, пригибаясь, пролетел вдоль стены и въехав плечом в стойку бокового софита, хрипло заорал: 'На пол! На пол всем, суки! На пол!' Стойка медленно заваливалась на бок. Из коридора выплеснулся густой мат. Женский визг стал уже постоянным приглушенным фоном. Похоже, все девочки, ещё остававшиеся на телекомпании, хором вопили где-то в конце коридора, у самого стола охранника. Оператор Роальд Вячеславович пытался развернуть камеру на штативе в сторону солдатика, прикрываясь ей, как пулемётом.
ЛЮСЯ: Я сплю. Ваня просыпается, решает заняться любовью. Температура под одеялом меняется, и я просыпаюсь от этого. Ваня думает, что у нас с ним совпадение биологических ритмов, но я просыпаюсь просто оттого, что температура под одеялом меняется. ИВАН: Она машет рукой, и мычит
Не нужна мне ваша Смирительная рубаха Не нужна мне ваша Сахарная плаха Мимо всех капканов Через все заборы Поезд без стоп-кранов В небо или море ... я на верхней полке, я в седьмом вагоне...
Бумаги ранящая паперть: Который круг ада - не помню… Звук вязнет… Шёпот цвета паутины… И мир становится тонким, как нежная плёнка, Послушная нажатью пальцев…
Звук в пустоте не есть звук пустой. Чтобы память не бросило в зной, мезозой или палеолит, Айболит поднимет веко вию. И вековечен дуб стоит, с цепью серебряной и золотой.
В свое время Лев Толстой написал надзидательный рассказ "Филипок". А надо сказать, что я очень уважаю писателя Льва Толстого, но не за "Филипка", понятное дело, а за "Хаджи-Мурата", за "Казаков", за "Войну и мир"... И пришло мне в голову, исключительно ради забавы, представить письменно, как бы эту историю про Филипка пересказали другие писатели, из тех, чье творчество я очень ценю и люблю. Первым был Андрей Платонович Платонов. За ним Алексей Николаевич Толстой, далее Валентин Петрович Катаев и, возможно, добавлю Игоря-Северянина. И на этом, наверное, проект завершу. А пока - вот. :-)
Книгу Ильи Члаки «Новые пьесы и рассказ о том, как была украдена пьеса старая» можно купить в книжном магазине «Москва», в книжном магазине СТД на Страстном б-ре, д.10, в интернете ISBN: 5-98742-002-4